Когда раздается звонок в дверь, я почти оделась. Поскольку, как надеюсь, день будет прекрасным, я решила подобрать что-нибудь яркое.

Я открываю окно, которое выходит на улицу, и вижу Малика у красного автомобиля.

— Спущусь через минуту, — кричу я и машу ему рукой.

Малик поднимает голову:

— Понял!

Мне даже отсюда видно его сияющую улыбку, и у меня поднимается настроение. Все сомнения мгновенно испаряются. В выражении лица Малика нет ни капли фальши или коварства. Только радость и искренность. То, что меня успокаивает.

Я хватаю дорожную сумку, надеваю ботинки Dr. Martens и накидываю винтажную кожаную куртку, которую пару недель назад купила с Тамсин в классном секонд-хенде. Потом бегу на кухню и открываю морозилку.

— Готова к большому путешествию? — раздается хриплый заспанный голос из коридора. Это Леон, который, похоже, только что проснулся.

— Более чем! — говорю я, обнимая его на прощание.

У самой двери вспоминаю еще кое-что. Поэтому возвращаюсь в комнату и кидаю в карман куртки два флакончика лака для ногтей, которые стояли у меня на тумбочке. С лаками у меня до странного близкие отношения. Не только потому, что оттенки выражают мое настроение. В каком-то смысле с лака все и началось. Мой первый бунт, если можно так сказать. С тех пор я редко выхожу из дома без пары флакончиков. Это дает мне возможность что-то менять в себе, выражая спонтанно переключающиеся эмоциональные состояния. Как хамелеон, который изменяет цвет по настроению.

Я наконец выхожу из квартиры. И с легкостью сбегаю по лестнице.

6

Малик

Зельда выходит из дома и несколько раз моргает от яркого солнечного света. Потом роется в кармане куртки и, найдя, надевает солнечные очки. Но не просто очки: в них радужные стекла в форме сердечек. На любом другом человеке они смотрелись бы по-дурацки, но в случае с Зельдой они идеально вписываются в ее образ. На ней массивные черные полуботинки, которые резко контрастируют с тонкими ногами. В желтых нейлоновых легинсах они кажутся особенно хрупкими. Поверх них она надела короткие черные шорты. От ее вида мне почему-то становится веселее. А немного веселья после тяжелой первой недели в «Fairmont» мне не повредит.

— Малик! — радостно кричит Зельда, машет рукой и направляется ко мне. — Привет! — Она обвивает мне шею руками. Так как она маленького роста — и я имею в виду не маленькая по сравнению со мной, а в общем миниатюрная, — мне приходится наклониться, чтобы обнять ее.

— Привет, — отвечаю я, уткнувшись носом в ее розовые волосы. От нее приятно пахнет.

Мы отстраняемся друг от друга, и ее глаза в обрамлении разноцветных сердечек смотрят на меня снизу вверх.

— Ты взял хрустальные вазочки? — спрашивает она.

Я не сдерживаю смех:

— О нет, так и знал, что что-то забыл!

— Значит, и так сойдет, — заявляет Зельда и достает из дорожной сумки упаковку мороженого.

— Ты и правда захватила сорбет? — нахмурившись, отвечаю я. — Я думал, ты шутишь.

— Я никогда не шучу о сорбете. Это очень серьезная тема, если не трагичная.

Усмехнувшись, забираю у Зельды сумку и ставлю в багажник рядом со своей. Замечаю, как она рассматривает мою машину. Не с презрением, а с интересом.

— Эми купила мне ее. Более современную модель я со своим заработком пока не потяну, — словно оправдываясь, говорю я.

— А по-моему, она классная, — откликается Зельда. — Моя куртка и твой автомобиль примерно одного возраста.

Мне становится хорошо из-за того, что с ней так легко общаться. Наверное, с самого начала не стоило переживать. Зельда действительно простая. И отличается от девушек, которых я знаю. Или, если точнее, знал. Дело не только в том, что она белая. Похоже, Зельду не волнуют правила, подчеркивающие положение людей в обществе.

С тех пор как я вышел из тюрьмы, круг моего общения ограничивается Рисом, Эми и членами моей семьи. От людей, с которыми раньше много тусовался, я стараюсь держаться подальше. Мне не нужны инциденты с наркотиками и алкоголем. Я не хочу знать, кто снова сел в тюрьму и чьи дети растут без отца.

Хлопнув посильнее крышкой багажника, потому что иначе не сработал бы замок, я обхожу машину и открываю пассажирскую дверь.

Зельда, смеясь, устраивается на сиденье.

— Ты серьезно только что открыл мне дверь? — спрашивает она.

Вот придурок! Без понятия, почему я это сделал.

— Что ж, полагаю, тот, кто угощает сорбетом, заслуживает такого обращения, — продолжает Зельда, улыбаясь. Мне становится немного жарко.

Когда я сажусь на водительское место, она уже успокоилась, а мне хочется поскорее стереть из памяти этот неловкий момент.

Мы едем в сторону восточной объездной дороги.

— Надо быстро съесть сорбет, иначе скоро у нас будет только приторный смузи, — замечает Зельда и выуживает из кармана куртки две ложки. — Я готовилась к тому, что ты и столовое серебро не захватишь.

Краем глаза мне видно, что она ухмыляется. Чего мне не видно, так это ямочку, которая появилась у нее на щеке, но я уверен, что она там. Зельда открывает банку с мороженым и пробует. Мне она протягивает ложку, но я должен следить за дорогой, поэтому отказываюсь.

— Что? Так не пойдет. Я не собираюсь есть это одна. Я специально купила самый скучный сорт, чтобы мы вместе могли его раскритиковать. Лимонный. — По ее голосу мне понятно, что она не в восторге от своего выбора. — Не отвлекайся, я буду тебя кормить.

Понятия не имею, что происходит. Идеи приходят ей в голову так быстро, что у меня нет шансов сопротивляться. И вот у меня во рту первая ложка мороженого.

— Ну как? — спрашивает Зельда с выражением преувеличенного отвращения. Честно говоря, мне не кажется, что оно так ужасно на вкус, но я делаю ей одолжение.

— Да, это реально скучный лимонный сорбет.

Усмехнувшись, она съедает еще одну ложку.

Когда мы останавливаемся на перекрестке, Зельда просит:

— Подожди немного.

Она распахивает пассажирскую дверь и, держа в руках банку с сорбетом, выскакивает наружу. Я открываю рот, чтобы сказать, что сейчас загорится зеленый, но она уже отошла на несколько метров. Бога ради, что эта девушка задумала?

Сзади сигналят автомобили, и я машу рукой, чтобы они меня объезжали. Мне хочется провалиться под землю. Когда несколько лет назад Дариус вдалбливал мне, что надо держаться подальше от белых цыпочек, потому что от них одни проблемы, он явно не это имел в виду.

Зельда на тротуаре разговаривает с мужчиной, который сидит на земле. Перед ним стоит картонная табличка: он ветеран войны и просит милостыню. Зельда сует ему в руки пачку мороженого и ложку. Его беззубый рот растягивается в улыбке, и он поднимает вверх большой палец.

— Нельзя было выдавать вам права, — неожиданно рявкает мужчина в блестящем белом SUV слева от меня.

— Прошу прощения, я просто жду подругу, — пытаюсь объяснить ему ситуацию. Мне и самому понятно, что я стою посреди дороги.

— Собрался уложить в койку еще одну из наших, так, что ли? — отвечает он и мотает головой. У меня внутри что-то сжимается. О чем он думает? Как смеет так говорить? Я собираюсь сказать, что не думаю заваливать Зельду в койку, но в этом нет смысла. Даже если бы я и хотел чего-то подобного, его это в любом случае не касается!

В машину забирается Зельда, судя по всему, она слышала последний комментарий.

— Алло? Мы тут, вообще-то, делали доброе дело, придурок, — заявляет она, обращаясь к мужчине. — Не надо беситься.

Я крепче сжимаю руль, не хочу показывать, что меня задели его слова. Мне ясно, что он имел в виду. Но еще меньше я хочу, чтобы Зельда сражалась в моих битвах. Потому что они не ее.

— Какие же попадаются невозможные люди, — говорит она. — Ну, приедет он домой на две минуты позже. И что? Энди очень обрадовался мороженому.

На этом Зельда считает, что ситуация исчерпана. Похоже, она не поняла, что обе фразы этого мужика были расистскими. Со мной постоянно такое случается, и я стараюсь не позволять этому выбивать меня из колеи. Но тем не менее каждый раз у меня внутри что-то завязывается узлом. Меня начинает тошнить, и возникает желание что-нибудь разбить. Хуже всего ощущение беспомощности. Потому что я знаю, что бы ни сделал, это лишь усугубит мое положение. В то время как для других не будет никаких последствий. Я проглатываю злость.

Прочищаю горло — провожу воображаемую черту под этим эпизодом.

— Ты же понимаешь, что теперь у нас впереди трехчасовая поездка без перекуса?

Зельда смеется.

— Ты же понимаешь, что немного нагло так опрометчиво судить об умении кого-то запасаться перекусами? — Она нагибается и роется в сумке. Затем бросает мне на колени пакетик мармеладных мишек, упаковку печенья Oreo, коробку с мини-маффинами и две банки колы.

— Можешь, пожалуйста, так не делать. Я же за рулем! — ругаюсь я, и в голосе почти проскальзывает паника.

— Кто жалуется, того закидывают. Железное правило. — Зельда убирает упаковки с моих коленей… и у меня между ног. — О’кей, я не подумала, в какую щекотливую ситуацию это меня заведет, — с ухмылкой признается она, после того как случайно проводит пальцами по довольно чувствительному месту. — Мне правда жаль. Такого больше не повторится.