— Малик, — раздается голос Риса. Он просовывает голову в дверь. — Один бейгл с лососем и сливочным сыром и один сэндвич с тунцом, пожалуйста.

— Один момент, — отзываюсь я.

Духовка начинает пищать, и я ее выключаю. Вынимаю маффины, они выглядят прекрасно. Отправляю в печь противень с черничными, заново программирую духовку — на этот раз выставляю на пять минут дольше — и принимаюсь за заказ Риса.

Во время работы попадаю в состояние «потока». Каждое движение делается с определенной целью. Вот что доставляет мне удовольствие в кулинарии. Ничего не происходит зря. Ни одного лишнего движения. И в конце концов благодаря тебе люди становятся не только сытыми, но и — в лучшем случае — счастливыми.

Пока я одной рукой жарю панкейки, а другой варю яйца пашот, успевает приготовиться вторая партия маффинов. Следом в духовку попадает чизкейк.

По-моему, в работе на кухне есть что-то медитативное. Руки всегда заняты, и разуму не остается ничего, кроме как отдавать им команды, а потом следить за их исполнением. Тело находится в полной гармонии с окружающей средой. Многозадачность во время приготовления пищи напоминает танец. Только вместо бита происходящее определяют привычные движения.

Так пролетает час за часом. Я кладу начинку в бейглы, жарю яйца, делаю тосты и пюре из авокадо. Приправляю и пробую, измельчаю, нарезаю, давлю. А когда появляется свободная минута, освобождаю рабочее пространство, чтобы потом начать все по новой.

— Эй, Малик, — наконец кричит на кухню Рис. — Уже два часа. Я убрал меню завтраков. Можешь расслабиться.

Обернувшись, поднимаю вверх большой палец. Вытираю руки о когда-то белый фартук.

— Спасибо, мужик. Как раз вовремя.

Честно говоря, я и не заметил, в каком напряжении прошли последние несколько часов. Зато сейчас, после того как перевел дыхание, понимаю, что устал.

— Оставь фартук здесь, и пойдем со мной. Я приготовлю тебе кофе, — говорит Рис.

Я с благодарностью киваю. Кофеин — это именно то, что мне сейчас нужно.

Перед тем как выйти в зал, мою руки и умываюсь. В кафе занято всего три столика. Все накормлены. Моя работа выполнена.

Когда я снова обвожу взглядом кафе, то замечаю за столиком двух девушек. В этот момент одна из них поднимает голову и смотрит на меня.

— Малик, — кричит она. — Как я рада тебя видеть! — Это Тамсин, девушка Риса, которая сыграла немаловажную роль в том, что сейчас у него все так хорошо. Его история — одна из самых невероятных, которые я когда-либо слышал. Он просидел в тюрьме шесть лет, хотя был невиновен. А после освобождения у него ушло несколько месяцев на то, чтобы привыкнуть к этому миру. Могу представить, как он, должно быть, себя чувствовал, потому что у меня тоже есть прошлое в тюрьме для несовершеннолетних Перли. Правда, мое единственное оправдание — это подростковая глупость и цвет кожи, который не в почете у определенных структур. Но, в отличие от Риса, мне не пришлось провести всю юность за решеткой.

Тамсин подходит ко мне и обнимает. Мне приходится наклониться, потому что она чуть ниже, чем я. Вернее, это я чуть выше ее. С моим ростом в два метра мне почти все люди кажутся маленькими.

— Сядешь к нам? — приглашает она.

Рис сует мне в руку чашку горячего кофе, и я иду за Тамсин к их столику. По затылку второй девушки, которая там сидит, определяю, что это Зельда, подруга Тамсин. У нее ярко-розовые волосы, благодаря чему ее очень легко узнать.

— Ты же помнишь Зельду? — спрашивает Тамсин, и та поворачивает голову. Что за вопрос. Как будто Зельду можно забыть. Хотя я видел ее всего один раз, сразу обратил внимание на ее непосредственность, непоседливость и странное чувство юмора. Она забавная, но необычная. А еще очень симпатичная, с россыпью веснушек и сверкающими дерзкими глазами.

— Привет, Малик, — здоровается она. — Как дела?

— Отлично. А у тебя?

— У меня плохое настроение.

— Лучше не спрашивай, — сквозь смех советует Тамсин.

— Что случилось? — несмотря на предупреждение, интересуюсь я.

— Мне не дали десерт, — заявляет Зельда и с наигранной печалью выпячивает нижнюю губу: — И я чувствую обреченность.

— Это две… э… хорошие причины для плохого настроения. А из-за чего ты чувствуешь обреченность? — с ухмылкой продолжаю я.

— Пропаганда, детерминизм [Детерминизм — философская теория об универсальной взаимосвязи и взаимообусловленности всех явлений и процессов.], выбирай что хочешь. — Она закатывает глаза. — Но то, что мне не дали десерт, гораздо хуже.

— Это мы можем исправить, — отвечаю я. — Чего ты хочешь? Шоколадный маффин с чили? Чизкейк? Черничный маффин?

— А можно все? — спрашивает девушка. — Garçon? [Юноша; официант (фр.).] — она щелкает пальцами в сторону Риса. — По одному всего, в чем есть сахар, пожалуйста. — И, уже обращаясь ко мне, добавляет: — Может, мы с этим днем еще подружимся.

Через пару минут приходит Рис с маффинами и чизкейком.

— Кому что? — уточняет он.

— Все мне, — объявляет Зельда и тянет к себе тарелки, которые Рис одну за другой ставит в центр стола.

— Впечатляет, — комментирует он и придвигает себе стул. Остальные посетители уже расплатились и собираются уходить, так что ему пока нечем заняться.

Зельда принимается за чизкейк. С каждой ложкой выражение ее лица становится все более счастливым.

— Мммм, именно этого мне и не хватало. Остаться без десерта! Только представьте себе. Это ты испек, Малик?

— На это я потратил свое утро.

— Пусть Че почаще болеет.

— Не говори так, — вклинивается Рис, — с завтрашнего дня Малик будет занят. А значит, чизкейк закончится, если Че продолжит болеть.

— Завтра я начинаю учиться на повара, — поясняю… не без гордости в голосе.

— Тогда мой вопрос будет как раз по адресу, — оживляется Зельда. А увидев мой непонимающий взгляд, добавляет: — Это важный экзистенциальный вопрос. Скажи как эксперт: сорбет — это десерт или нет?

Ее вопрос выбивает меня из колеи, как и почти все в этой девушке. Кажется, что ее ум неустанно перескакивает с одной мысли на другую. Интересно, сильно устаешь быть таким человеком? Скучно с Зельдой точно никогда не бывает. Это я понял еще в нашу первую встречу.

— Я бы сказал, что сорбет — это отличное промежуточное блюдо для людей с маленьким желудком, — произношу я.

— Ха! Совершенно верно! Можешь подтвердить мне это в письменной форме?

Ее восторг кажется неподдельным, хоть я и не до конца понимаю, почему мой ответ привел ее в такую эйфорию. Она вручает мне вырванную из тетради страницу и ручку.

«Я, Малик Капела, считаю, что сорбет — это промежуточное блюдо», — пишу на бумажке я. Потом ставлю подпись и дату, складываю листок и возвращаю его Зельде. Та читает, что я написал, и с довольным видом кивает.

— Огромное тебе спасибо, Малик Капела, эксперт по сорбету. Ты меня очень обрадовал. — Она откусывает шоколадный маффин и закрывает глаза, пока жует. — Обалдеть как вкусно.

Я ухмыляюсь. Ее похвала лишний раз убеждает меня, что с началом завтрашнего обучения я встаю на правильный путь.

— Теперь я, теперь я! — кричит Эстер и дергает меня за руку. Я обещал родителям погулять в обед с сестрами и братом на игровой площадке. И хотя после шести часов работы в кафе я жутко устал, отказываться не хотел. Им не помешает немного побыть вдвоем, а дети всегда радуются, когда я прихожу. Я и сам радуюсь.

— Нет, ты дольше сидела! — Элли вцепляется мне в волосы, будто боится, что я скину ее с плеч.

— До следующей улицы. Потом снова поменяетесь. Так будет честно, — говорю в надежде предотвратить ссору. Но Эстер все же дуется и отказывается идти дальше. Она скрещивает руки на груди и выпячивает нижнюю губу. По сравнению с наигранной обидой Зельды это вам не шутки.

— Эй, Тео, возьми, пожалуйста, сестренку за руку, — прошу я восьмилетнего брата, который немного отстал, потому что опять замечтался. — И можно немного побыстрее, приятель? Посмотри, как далеко вперед ушли Жасмин и Эбони!

Тео, перестав стучать палкой по тротуару, поднимает голову, а потом догоняет нас. Он протягивает руку Эстер, но та мотает головой и отворачивается.

— О боже, не веди себя как маленькая, — говорю я. — Ты ведь тоже хочешь на детскую площадку.

Недолго думая, Тео обхватывает Эстер руками и поднимает. Она для него слишком тяжелая, но ему удается пронести ее пару метров. Хотя «нести», наверное, слишком громко сказано. Скорее, он тащит ее. Эстер визжит от радости.

Когда мы доходим до дороги, я осторожно опускаю Элли на землю и сажаю Эстер себе на плечи. Из них двоих Элли определенно разумней. Она без возражений проходит последнюю сотню метров до площадки. От дома моих родителей досюда недалеко. Но если у тебя на буксире две трехлетки и восьмилетка, могут возникнуть трудности. На обратном пути возьму Эбони, которую намного легче держать под контролем… а Жасмин пускай разбирается с близнецами.

Уже несколько месяцев игровая площадка является центром притяжения для всего квартала. Ее построила одна некоммерческая организация. На внушительные пожертвования. Они хотели, чтобы у детей из южной части Перли — или Пурли [Игра слов: англ. «poor» — бедный.], как его называем мы — появилось место для игр, где не будет размокших картонных коробок и мятых баков. Прежде наиболее захватывающим из всего, что мог предложить этот район, были загаженные задние дворы, грязные и кишащие крысами. Я не удивлен, почему никто из живущих здесь не видит никаких перспектив. Почему у половины молодых людей либо было тюремное прошлое, либо будет тюремное будущее. Посмотрим, как долго эта детская площадка останется аккуратной и чистой. По вечерам она уже стала местом встречи дилеров и наркоманов. Ма рассказывала, что пару недель назад Эстер нашла в песке шприц.