Вероника отчего-то вспыхнула и торопливо вышла из машины. Вокруг стояла удивительная тишина, только журчала вода в фонтане, да пели птицы. Шиповник неистово обнимал мраморные колонны при входе, и весь дом напоминал сказку о спящей принцессе.

— Удивительно, здесь очень красиво, но нет ни одной клумбы! Истинный английский сад должен выглядеть не так, я видела картинки в книгах.

— Этим занимается мама. Она ненавидит геометрические узоры и травку по линейке. У нас нет ни одного газона.

— Думаю, твоя мать мне понравится.

— Я же говорил. Она придет попозже, когда ты разместишься. Тем более, вчера у нее был тяжелый вечер.

— Но…

— Потом. Помоги мне.

Джон осторожно отодвинул кресло водителя, широко и небрежно распахнул дверцу «кадиллака» и аккуратно вынес Джеки из машины. Веронике оставалось только забрать чемоданы и поплестись за торжествующим отцом.

Они прошли великолепный холл, где на мраморном полу валялись волчьи шкуры, а по стенам висели охотничьи трофеи вперемешку со старинным оружием, поднялись по широкой деревянной лестнице на второй этаж и свернули в коридор, опоясывающий весь дом. Вероника даже съежилась под впечатлением, которое производил дом. Безмолвный, величавый великан, помнивший, вероятно, прапрадедушку Джона, когда тот был в возрасте Джеки.

Когда они сворачивали в коридор, девушке показалось на миг, что внизу в холле мелькнула какая-то тень, но, обернувшись, Вероника ничего не увидела.

Она брела за Джоном и тосковала. Перед самой собой не было причин притворяться. Вероника Картер страстно желала этого мужчину, пожалуй, даже была влюблена в него, но совершенно точно — особенно в этом доме — понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Она не должна подпускать к себе Джона Леконсфилда и на пять шагов, а гормоны… ну что гормоны, гормоны успокоятся. У них не будет другого выхода.

Правда, учитывая, что теперь они снова будут жить в одном доме, гормонам придется трудновато.

— Это детская. Входи.

Джон улыбался: светло, радостно, победно. Для него уже настал счастливейший миг в жизни, его сын вернулся домой.

Стараясь не трястись, как осиновый лист, Вероника прошла в бело-голубое очарование комнаты и огляделась, изо всех сил храня небрежно-скучающее выражение на лице, хотя больше всего ей хотелось завизжать от восторга и начать играть во все эти пушистые и невообразимо симпатичные игрушки, катаясь прямо по нежному голубому ковру с вытканными на нем желтыми звездочками, месяцем и симпатичными мышатами.

— Неплохо. Только колыбелька будет ему явно мала. Нужна другая кроватка.

— Знаю. Просто не было времени купить. Я ведь до последнего момента не знал…

Джон осекся, а Вероника похолодела. Он не знал, жив ли его сын, а узнав, кинулся в Лондон. Конечно, не до колыбели было.

Она забрала Джеки из рук Джона и осторожно села в кресло. Малыш явно собирался проснуться, и девушка вскинула глаза на счастливого отца.

— Тебе лучше выйти… на первое время.

— Разумеется, конечно!

Это ее тронуло до глубины души. Проклятье, нельзя же быть такой добросердечной! Хватит волноваться о чувствах Джона Леконсфилда, пора заняться Джеки.

Джеки засопел, смешно фыркнул, дрыгнул ногой… и открыл глаза. Очень строго оглядел комнату. И уткнулся было в безопасную грудь тети Вероники, но в этот момент Джон стремительно просунул руку в приоткрытую дверь и запустил музыкальную погремушку в колыбельке. Овечки, коровки, поросята, зайчики и мышата медленно поплыли по кругу под нежные перезвоны маленьких колокольчиков.

Сначала один недоверчивый голубой глаз, а затем и оба уставились на тихо звенящее чудо, а затем Джеки Леконсфилд с веселым смехом потянулся к смешным зверушкам. Вероника поднесла его поближе и стала тихо называть каждого зверька по имени, а Джеки с восторгом ей внимал, таращась на прекрасную игрушку.

— Барашек мой кудрявый, давай-ка посмотрим, не утонули мы за ночь… о-о-о, еще как утонули! Скорее, выбираемся на сушу.

Она оглянулась в поисках Джона, но тот исчез. Пришлось самой обследовать помещение, и вскоре Вероника наливала для Джеки ванну. Они прекрасно провели время, запуская кораблики, уточек, рыбок и одну русалку, а затем, насухо вытерев мальчика, новоиспеченная няня принесла его обратно в комнату.

Она очень боялась, что Джеки будет напуган, но он казался совершенно счастливым и вполне довольным жизнью. Сам отпустил надежный Вероникин палец и быстренько пополз к ящику с игрушками, чтобы изучить его содержимое. Новая комната нравилась Джеки явно намного больше, чем прежняя.

Может, Джон был прав? Всему виной дом Марго и то, что, возможно, происходило в нем с Джеки?

Игрушки были очаровательны и рассчитаны явно не на трехмесячного младенца, значит, Джон покупал их позже, свято веря в то, что сын вернется.

— Эй, маленький вертун! Дай мне застегнуть твои штанишки, а то будешь бродить по дому с голой попой, а все будут показывать пальцем.

Как странно это звучит: «все». В течение двух месяцев их с Джеки мир был абсолютно замкнут, в него не смогла вписаться даже общительная Джованна, а вот теперь мальчику предстоит обрести большую семью. Семью, в которой не будет места Веронике Картер.

Джеки протопал к окошку, сунул палец в рот и уставился на что-то внизу. Вероника поспешно подошла к нему и взглянула. Внизу, на веранде, сидел Джон Леконсфилд и пил кофе. Вероника подхватила Джеки на руки и тихо прошептала:

— Это ПАПА.

Секунды растянулись в вечность. Вероника ждала, забыв о дурацком пари, обо всем на свете — просто веря в чудо. В то, что сейчас Джеки вспомнит своего отца и улыбнется ему…

Чуда не произошло. Пухлая нижняя губка задрожала, голубые глаза наполнились слезами, плюшевый мишка полетел на пол, и Вероника испуганно подхватила Джеки на руки.

— Успокойся, милый, не надо плакать, я ведь с тобой, правда? Хочешь кушать? Отлично. Сейчас мы с тобой пойдем и позавтракаем.

Она бросила еще один взгляд вниз и увидела, что на террасе появился еще один человек, довольно пожилой мужчина. Он что-то горячо говорил Джону и тряс его руку, явно поздравляя молодого лорда со счастливым возвращением сына. Что ж, не будем торопиться. Она спустила Джеки на пол, и он неуклюже затопал рядом с ней, сильно сжимая палец Вероники своей маленькой ручкой.

Разумеется, они заблудились. Найти выход на террасу с первого раза оказалось непосильной задачей, и, в конце концов, они вышли в большую, очень светлую комнату овальной формы, со стеклянным потолком.

Комната была просторной и скупо обставленной, хотя на стенах висели явные раритеты, а в изящной горке сиял и переливался великолепный хрусталь. На одном из стульев повис небрежно брошенный шелковый кардиган, здесь же валялись туфли на высоком каблуке. По всему столу были рассыпаны фотографии. Любопытство пересилило смущение, и Вероника подошла поближе.

Джеки и Джон. Джон и Джеки. Джеки в роддоме. Джон пеленает Джеки. Джон купает Джеки. Носит на руках, смеется, поет ему колыбельную…

Кадры были настоящие, не постановочные, и Вероника с неожиданной нежностью подумала, как же сильно Джон любил и любит этого малыша. На фотографиях лицо молодого отца дышало любовью и счастьем.

При виде следующих снимков Вероника окаменела.

Потрясающая Блондинка и Сногсшибательная Шатенка в вечерних платьях умопомрачительной красоты и стоимости тискали маленького Джеки своими изящными ручонками, ослепительно улыбаясь в камеру.

Гидра ревности жалила разом и сердце, и глаза, и мозги Вероники Картер. Одумайтесь, мисс! Женщины без ума от Джона Леконсфилда, а Джон Леконсфилд без ума от женщин. Что вас так расстроило?

Полезна ли для психики Джеки будет частая смена пассий его папаши? Ответ — категорическое нет!

Вероника закусила губу и крепче сжала руку малыша. Он поднял головенку и солнечно улыбнулся ей, отчего она чуть не зарыдала. Безусловно, она думала о Джеки в первую очередь, но во вторую… Во вторую она просто ревновала, ревновала, как сиамская кошка, ненавидела этих неизвестных красоток и злилась на проклятого лорда-бабника.

— Что будешь кушать, Джеки?

— Соски!

Сосиски так сосиски. Вперед, поищем кухню. Должна же она где-то быть!

Вместо кухни они наконец-то выбрались на веранду, и Джон испуганно поднялся из-за стола, готовый уйти по первому же требованию. Однако Джеки, необычно оживленный и бодрый, начал подпрыгивать на месте и дергать Веронику за руку, не обращая на страшного папу никакого внимания в принципе.

— Соски-и-и!!!

Девушка рассмеялась.

— Твоя удача, ваше лордство! Он так хочет есть, что забыл испугаться. Сиди с нами тихонечко… Джеки, ты куда, малыш!

К ее восторгу и удивлению, маленький упрямый козлик с восторженным воплем кинулся к фонтану, начисто забыв про возлюбленную тетю и многочисленные опасности, поджидающие мальчиков, удаляющихся от своих теть больше, чем на два шага.

Вероника с любовью смотрела, как маленький мужчина упрямо исследует загадочную воду, льющуюся наверх. В следующий момент ее словно жаром обдало. Не слишком ли быстро он освоился? Если так дело пойдет, то она… они с Джоном… Джон с ней…

Но ведь это же здорово! Это замечательно, что Джеки не боится и не плачет. Ее интересы вообще ни при чем, ибо главное в ее жизни — вот этот маленький золотоволосый мальчишка, воркующий с фонтаном посреди благоухания цветущих роз.

Сын красивого лорда, который получил-таки свое право первой ночи.

Еще не получил. Но обязательно получит. А после этого отправит ее обратно, и Веронике Картер останется только удавиться от тоски в оглушительно пустой квартире.

Она сильно побледнела и торопливо взглянула на потенциального насильника. Джон Леконсфилд смотрел только на своего сына, и в глазах его горела любовь.

Может, он забудет о пари?

Забудет, как же!

Он же бабник!!!

7

Двигаясь бесшумно и в полусогнутом состоянии, Джон раскрыл над столом большой зеленый тент, стремительно разлил чай и кофе по чашкам и постарался стать совершенно незаметным. Против воли Вероника почувствовала к этому человеку чуть ли не прилив нежности.

Счастливый отец страшным шепотом произнес:

— Он не выглядит испуганным.

— Ему здесь определенно нравится. Похоже, ты в кои-то веки принял правильное решение… насчет переезда.

— Я так рад!

— Я тоже. Правда.

Их взгляды встретились, и Вероника смущенно опустила ресницы. Эти темно-серые глаза будили в ней первобытные инстинкты, а те, в свою очередь, повелевали кокетничать, хотя в ее ситуации это было смертельно опасно.

В этот момент неясный шорох раздался за спиной девушки, и чей-то тихий голос произнес весьма энергичную фразу по-валлийски. Вероника обернулась…

… и увидела маленькую старушку, весьма живописно задрапированную в нечто черное и развевающееся. Личико у старушки было маленькое и сморщенное, точно печеное яблоко, а на нем ярко блестели ослепительно синие глаза, удивительно молодые и… как бы это сказать… озорные.

Джон отреагировал молниеносно.

— Нянюшка, ни звука! Вероника… это нянюшка Нэн. Нэн, это Вероника… сестра Маргарет.

Вероника начала привставать с открытым ртом, но удивительная старушка энергично замахала на нее коричневой лапкой.

— Сиди, дева, сиди тихо, не смотри на меня и не говори пустых слов. Все вижу, все знаю, сейчас про тебя неинтересно. Значит, мой маленький брауни вернулся домой! Старая Нэн знала, что этот день наступит… Балбес!

Последнее было адресовано Джону. Он в потешном возмущении нахмурился, но нянька Нэн, двигаясь абсолютно бесшумно и быстро, подбежала к нему и несколько раз хлопнула его по лбу ладошкой.

— В МОЕ время слушали старых людей. Я говорила, что ангелочек жив, говорила, что на болотах расцветет голубой вереск, говорила, что ты еще узнаешь имя своего счастья… обалдуй великовозрастный.

Некоторое время она наблюдала за Джеки, а потом повернулась и стремительно кинулась обратно в дом. На самом пороге она притормозила, обернулась и изрекла:

— Зеленые глаза — к беде, синие глаза — к смятению, а твои глаза, дева, будут сиять любовью, да только до этого еще далеко. Сны тебя мучают, обида гложет, дурость бродит, а от него помощи не жди. Лорды с болот никогда не умели слышать свое сердце. Все им надо растолковывать. Где эта девчонка! Ее внук в доме, а она спит!

С этим возмущенным возгласом Нэн исчезла.

Ошеломленная Вероника с трудом смогла отвести глаза от двери, чтобы взглянуть на Джона и промолвить:

— Но… я думала… если она нянчила твою мать, то… я думала, она умерла…

— Глупости какие!!!

Последняя фраза прозвучала откуда-то из недр дома, и Вероника окончательно растерялась. Джон расхохотался, впрочем, тут же закрыв себе рот ладонью, а затем вполголоса пояснил:

— Ты толковала то про замок, то про феодальные права, а меня особо и не слушала. Как видишь, драконы здесь не водятся, а что до няньки Нэн… В здешних местах полагают, что она в родстве с Маленьким Народцем с Холмов, потому что жила здесь всегда.

— Как это — всегда?! Сколько же ей лет?

— Этого никто не знает. Она приняла уйму окрестных детей, а когда-то помогала прийти на этот свет и их родителям. В нашем доме она с незапамятных времен, я же тебе говорил… Ну что, Марго была права насчет меня?

Вероника нахмурилась, сбитая с толку внезапным переходом.

— Похоже… не во всем.

— Уже лучше. Тс-с! Джеки идет.

Вероника пошла навстречу мальчику, чувствуя, как отказывают ноги. Что, если сейчас он улыбнется своему отцу?

— Соски-и-и!!!

— Уже готовы. Садись на свой стульчик и…

— Нет, сын, не на коленки к Веронике! На свой стульчик, как и подобает молодому джентльмену.

С этими словами Джон ловко подхватил ошеломленного мальчика и усадил его на стул. Маленький ротик уже раскрылся, чтобы испустить дикий вопль, но в этот момент Джон ловко всунул туда кусок восхитительно пахнущей копченой сосиски. Не сводя глаз с подозрительного дядьки, Джеки интенсивно жевал сочное мясо, но не плакал. Джон тем временем подвинул ему тарелку, а затем встал и отправился прочь.

Как только подозрительный дядька скрылся из глаз, Джеки окончательно успокоился и принялся за еду с еще большим энтузиазмом.

Потрясенная Вероника последовала его примеру. Никогда, никогда за два месяца их совместной с Джеки жизни он не позволял себе — и ей — удалиться так далеко от безопасных объятий. Никогда он не соглашался на контакт с незнакомым человеком. Никогда ей не удавалось избежать дикого визга, если чужой приближался к Джеки так близко.

Тут было, о чем подумать, но солнце сияло, птицы пели, и все вокруг благоухало, так что, закончив завтрак, они с Джеки отправились в сад.

Там, на живописной лужайке, обнаружился бассейн с восхитительной голубой водой. На ее поверхности плавали яркие утята и выписывал круги настоящий — почти — катер. Джеки счастливо рассмеялся и кинулся к воде так стремительно, что смеющаяся Вероника едва успела его перехватить.

Из кустов донесся смешок, Джон Леконсфилд подглядывал за ними. Потом из тех же кустов элегантно вылетело огромное махровое полотенце. Джеки вытаращил глаза, а Вероника насмешливо поклонилась кустам.

— Спасибо, Маленький Народец.

Джеки плескался в воде до полного изнеможения, а потом начал капризничать. Тут же из волшебных кустов высунулась его любимая книжка, и Вероника с благодарностью посмотрела туда, где, по ее расчетам, должно было находиться лицо Джона.

Под чтение и пение малыш наконец-то угомонился и заснул. Кусты раздвинулись, и Джон вынес автомобильное сиденье для детей. Вероника с чувством глубокой благодарности уложила мирно спящего Джеки в эту импровизированную колыбель и повернулась к Джону.

— Ты меня спас.

— За ним надо приглядывать в четыре глаза, а не в два. Вероника… дай подержать его на руках, а?

— Ладно, Только осторожно. Если он проснется, настанет конец света.

В этот момент со стороны дома донесся возглас:

— Джонни!

Вероника замерла. Великолепное создание с густыми каштановыми волосами и карими глазами, загорелыми ногами от шеи, практически не прикрытыми возмутительно облегающими шортами, шло к ним по траве легкой, слегка танцующей походкой. В глазах Джона засветилась радость, и он прошептал:

— Кэролайн!

Вероника довольно часто встречала в книгах сравнение типа «эти слова пронзили ее сердце, словно нож…»

Именно это она сейчас и чувствовала. Означенная Кэролайн была той самой Сногсшибательной Шатенкой с фотографии.

Лорд-бабник тут же забыл о желании подержать сына на руках и направился ей навстречу. Вероника отвернулась, испытывая сильнейшее желание случайно уронить Кэролайн в бассейн. А лучше — в чан с лягушками и пиявками.

Значит, Марго была права насчет этой дамочки. Она была и остается любовницей Джона Леконсфилда, даже живет с ним под одной крышей.

Вероника против воли представила, как эти двое целуются, занимаются любовью, и ей стало совсем худо. Теперь все ясно. Джеки всегда будет на втором месте, а на первом — Кэролайн. Или любая другая смазливая девица.

Вероника отвернулась, не в силах смотреть на мерзавца и его любовницу. Алый туман застилал ее глаза.

Секунду спустя до нее долетел звук поцелуя, смех и оживленная болтовня.

Гад, гад, ядовитый змей, предатель, обманщик и бабник!

Сейчас она ему все выскажет!

Вероника обернулась. Джон и Кэролайн исчезли.

Отлично! Наверняка они отправились в спальню. Любовницы ведь именно для этого и нужны. А бедная идиотка Вероника Картер даже не может выйти отсюда, не может бежать, куда глаза глядят, потому что купилась на самый старый в мире трюк под названием «Ты нужна нам обоим!».

Бедная Марго! Пусть она была порядочной… назовем вещи своими именами… стервой, но ТАКОГО она не заслужила. Если даже Вероника чувствует себя униженной при виде такого откровенного адюльтера, то что же должна была пережить Марго?

Несколько часов спустя Вероника сидела у кроватки Джеки и лелеяла свою злость. Она уже выяснила, что комната Кэролайн находилась совсем рядом, и теперь изо всех сил — и совершенно безуспешно — пыталась изгнать из головы ужасающе развратные картины совместного времяпровождения Джона Леконсфилда и бесстыжей Кэролайн.

Ужинать она не пойдет, и не просите. Впрочем, никто особенно и не просит. Все о ней забыли. Никому она не нужна. И Джеки тоже.

Дверь приоткрылась, и голос негодяя произнес:

— Вероника, я хочу познакомить тебя с Кэролайн… Кэролайн, это Вероника.

— Привет, душечка Вероника.

Чтоб ты поперхнулась своей душечкой!

Вероника судорожно расправила одеяльце Джеки и строго прошипела:

— Пожалуйста, тише.

Джон осторожно тронул ее за плечо, но она брезгливо отстранилась. Нечего хвататься, у него для этого есть «душечка Кэролайн»!

— Он спит?

— Спит, не видишь?

— Кэролайн, заходи! Взгляни на него. Он такой красавец!

— Ой, прелесть!

— Тихо!!!

— Я думала, он спит…

Вероника одарила красотку взглядом, которого не постыдился бы и легендарный василиск, как известно, обращавший в камень все живое. Кэролайн торопливо прихлопнула рот ладошкой.

Было ей немного за двадцать, а может, косметика была слишком хороша.

— Он долго засыпал, а сейчас спит очень беспокойно. Может проснуться. Если он вас увидит, начнется истерика.