На ее лице появилось скорбное выражение.

— Проблема в том, что я люблю тебя, Коул, — обреченно призналась она, — и хочу быть любимой женщиной, а не просто партнершей в сексе и матерью твоих детей! — Ее несчастные глаза встретились с его глазами. — Неужели ты не понимаешь, что со мной творится?! — закричала она, борясь с подступившими рыданиями.

— Ты… любишь меня?

Целая гамма чувств отразилась на лице Коула, но Глэдис не могла понять, что он испытывает. Радость? Недоумение? Ужас?

— Глэдис! — гортанно выкрикнул он и прижал ее к груди с такой силой, что она чуть не задохнулась.

Она отчаянно сопротивлялась. Он ослабил хватку, взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал.

— Так вот знай, что этой проблемы больше не существует. Выходи за меня замуж! — с чувством произнес он. — Завтра. Послезавтра. Как можно скорее! Я сделаю тебя счастливой, Глэдис. Я с ума схожу по тебе. Выходи за меня. Скажи «да». — Он поцеловал ее. — Да! — И снова поцеловал. — Да! Да! Да! — шептал он после каждого поцелуя.

— Нет, — лепетала она.

— Ты, я и Шон будем вместе. Я буду заботиться о нем, стану ему хорошим отцом. У нас уже есть опыт семейной жизни, и нам хорошо вместе, разве не так?

Она растерянно смотрела на него.

— Да, но…

— Клянусь, так и будет. Я никогда не оставлю тебя и даже не посмотрю ни на одну другую женщину!

— Обещать легко, — возразила Глэдис. — А что будет через десять лет, когда я растолстею и покроюсь морщинами, а дети будут не только радовать, но и огорчать…

— Я не привык давать пустых обещаний, — твердо сказал Коул. — Если нас ждут трудности, мы справимся с ними. А изменять тебе я не собираюсь, потому что слишком хорошо знаю, чем это кончается. Я серьезно отношусь к браку, Глэдис, и никогда не обижу тебя. Клянусь памятью отца!

И он одарил ее таким нежным и страстным поцелуем, что она наконец поверила ему.

— Я согласна, — окончательно покоренная, только и смогла прошептать Глэдис.

Ремонт дома близился к завершению. О дне свадьбы было объявлено.

Глэдис то забывала о своих сомнениях, закрутившись с делами, то, в редкие минуты отдыха, снова возвращалась к ним. Коул ведь и не сказал, что любит ее. В его страсти она не сомневалась, он доказывал это каждой ночью, а иногда и днем. Однако это не доказывало, что им движет любовь.

И все же Коул вел себя как человек влюбленный. Он не сводил с Глэдис глаз и при каждом удобном случае старался прикоснуться к ней. При виде ее жесткие черты его лица смягчались, и он использовал любую возможность доставить ей радость. Их отношения уже не сводились к одному только сексу.

А может, я принимаю желаемое за действительное? — продолжала терзаться Глэдис. Может, глупо надеяться, что только замкнутый характер мешает Коулу произнести вслух долгожданные слова, и рано или поздно он все равно разобьет мне сердце?

10

Стоя перед огромным зеркалом, Глэдис примеряла подвенечное платье с узким лифом, пышной юбкой и широким шлейфом. Она осторожно повернулась на непривычно высоких каблуках, пытаясь разглядеть глубокий вырез на спине.

До свадьбы осталось всего три дня! — подумала она, и вдруг в горле у нее пересохло. Значит, сегодня первое…

— Нет! — простонала Глэдис. — Нет!

Коул разговаривал по телефону с архитектором, когда услышал на лестнице ее быстрые шаги. Отпихнув собаку, лежавшую у его ног, он выскочил из кабинета, но успел только заметить, как она исчезла в своей комнате.

— Глэдис!

За шумом дождя, стучавшего в окно, он услышал ее отчаянные рыдания, и тревога закралась ему в сердце. Внутренне холодея, Коул замедлил шаг и осторожно толкнул дверь.

Глэдис лежала на полу и безутешно рыдала, содрогаясь всем телом. Приглядевшись, Коул заметил в ее руках пачку фотографий.

— Милая! Что случилось? — встревоженно спросил он и опустился на колени, но широкие юбки мешали ему приблизиться к ней.

Она отвернулась, прижимая фотографии к груди.

Коул терпеливо ждал. Постепенно рыдания Глэдис стихли. Он осторожно повернул к себе ее лицо и губами осушил дрожащие на ресницах слезы.

— Ты должна рассказать мне, что тебя так огорчило, — нежно произнес он.

— Я не могу! — всхлипнула Глэдис.

— Раз мы решили пожениться, у нас не должно быть секретов друг от друга, — мягко настаивал Коул.

Трагическое выражение ее лица встревожило его, но он уговаривал себя не торопиться и терпеливо ждал, когда она заговорит. Видимо, в тот момент, когда она примеряла свадебное платье, произошло что-то очень серьезное. Сердце у него сжалось.

— Ты такая красивая, Глэдис, — тихо произнес он.

Она нежно погладила волнистый шелк, и Коул немного успокоился: значит, платье ей понравилось.

— Я не хотела, чтобы ты видел меня в нем, — пробормотала Глэдис и вдруг задрожала так сильно, что ему пришлось снять с себя пиджак и накинуть ей на плечи.

— Это просто глупые приметы. Я в них не верю. Так ты расскажешь мне, что случилось?

Она молча кивнула и протянула ему фотографии.

— Это Шон? — растерянно спросил Коул, разглядывая снимки. — Или нет…

Он пригляделся внимательнее. Ребенок на фотографии был таким же темноволосым, как Шон, и глаза его напоминали Глэдис, но…

Коул недоуменно посмотрел на нее. Она встала и с обреченным видом села на постель. Им овладело нехорошее предчувствие. Может, у нее был кто-то еще? Мужчина, которого она любила так сильно, что родила ему ребенка? Тогда где же он?

— Кто это? — резко спросил он.

Она закрыла лицо ладонями.

— Мартин. Мой старший сын.

Коул перевел дыхание. Наверное, это ребенок Джерри, скончавшийся в младенчестве, подумал он.

— Первенец Джерри?

— Нет.

Чувство ревности, доселе незнакомое Коулу, охватило его с неведомой силой, и на какое-то мгновение он утратил способность рационально мыслить.

— Тогда чей? — Он едва сдерживался, чтобы не закричать от боли.

Глэдис покачала головой. Она сидела на постели, обхватив себя руками, словно сдерживая такую же внутреннюю боль, как и у него, и раскачивалась из стороны в сторону.

У Коула потемнело в глазах. Что еще она скрывает?

— Я хочу получить ответ на свой вопрос, — сурово сказал он. — И полагаю, что имею на это право.

Глэдис выпрямилась, подняла на него запавшие глаза, обведенные темными кругами, и решительно утерла слезы.

— Был в моей жизни один человек.

— Когда?! — вскинулся он.

— Когда я оказалась в Лондоне, — ровным голосом ответила она, — одна и почти без денег.

Коул живо представил себе ее, голодную и несчастную… На что ей пришлось пойти?..

— Чем ты занималась? — Голос его прервался.

— Не проституцией, если ты подумал об этом! — холодно усмехнулась Глэдис.

Он покраснел.

— Я просто представил, как ты ночуешь под мостом с бездомными бродягами и просишь милостыню на улицах…

— До этого, к счастью, не дошло. Мне удалось найти работу посудомойки в отеле. — Она скривилась. — Там было ужасно.

— И ты познакомилась там?..

— С официантом, — кивнула она. — Он… был очень добр ко мне, и я решила, что он меня любит. На самом деле все было не так…

— Ты влюбилась.

— Так я думала тогда. Мне было ужасно одиноко, и я нуждалась в близком человеке, — тихо призналась она.

Как это похоже на нее! — подумал Коул. Глэдис всегда была доверчива и подвержена романтическим иллюзиям.

А что, если ее любовь к нему — тоже всего лишь очередная иллюзия?! — вдруг осенило его, и он похолодел.

Тут Глэдис снова заговорила:

— Вскоре выяснилось, что я беременна.

— И он отказался от тебя, — презрительно вставил Коул.

— Нет, — возразила она. — Он очень обрадовался и сказал, что мы должны как можно скорее обвенчаться.

— И ты вышла за него замуж?!

Глэдис кивнула.

— Не забывай, я верила, что он любит меня.

Коул задохнулся. Значит, она дважды была замужем! Двое мужчин делили с ней постель и ласкали ее прекрасное тело, считая его своей собственностью! Каждому из них она родила ребенка, а это самый щедрый дар, который только может сделать женщина!..

Так вот чего стоят ее заверения в любви! — с горечью подумал он. Эта женщина готова полюбить первого встречного — будь то бездомная собака, раненая птичка или какой-то жалкий официант, проявивший к ней сочувствие? Да она, оказывается, вообще не представляет себе, что такое любовь!

Своим рассказом Глэдис обесценила то, что для Коула имело особое значение, и теперь ему казалось, что для нее любовь стоит слишком дешево.

— И что же произошло потом? — холодно спросил он. — Зачем он женился на тебе, если не любил?

Глэдис сжалась, словно от удара.

— Он был гражданином Бразилии. У него были трудности с регистрацией, а наш брак…

— Он женился на тебе, чтобы получить гражданство? — догадался Коул.

Глэдис, не отвечая, опустила голову. Волосы ее растрепались и закрыли лицо, так что он видел только рот с опущенными уголками и дрожащий подбородок.

— Что было дальше? — спросил Коул, хотя по опыту своей работы уже знал ответ. Ребенка, скорее всего, похитили и увезли в Бразилию, и Глэдис больше не видела ни его, ни своего мужа.

Она снова заплакала, и он решил уйти.

— Ты должен дослушать! — сквозь слезы выкрикнула она.

— Зачем? И так все ясно. Когда его планы на получение гражданства сорвались, он увез ребенка к себе на родину.

— И тебя это не трогает? — изумилась она. — Моему малышу было всего девять месяцев! Я с ума сходила от горя!

Коул сжал зубы, чтобы подавить в себе чувство жалости. Ему невольно представились лица женщин, которые оказывались в таком же положении. Лучше бы он их не вспоминал.

Немало времени прошло, прежде чем он приучил себя не поддаваться эмоциям и сохранять профессиональную невозмутимость в таких ситуациях. Конечно, он понимал, какую трагедию пережила Глэдис, и ему очень хотелось утешить ее, но он не осмеливался. Если позволить разжалобить себя сейчас, то потом из этой паутины уже не выбраться, а женившись из чувства сострадания, через несколько лет можно горько пожалеть об этом, потому что любовь такого рода — чувство недолговечное.

— Я часто сталкивался с делами, подобными этому, — сказал он, пожав плечами.

Глэдис ахнула.

— Но сейчас мы говорим о моем малыше!

— Ты развелась? — глухо спросил он.

Слезы потекли по ее лицу.

— В этом не было необходимости. Из Бразилии пришло извещение, что мои муж и ребенок погибли в автомобильной катастрофе. У меня осталась только эта фотография. — Глэдис замолчала. — Сегодня день рождения Мартина, и я впервые забыла об этом. — Она снова зарыдала.

Коул не мог больше сохранять невозмутимость. При виде того, как она страдает, он испытывал непереносимую боль, но из последних сил пытался убедить себя, что это уже не изменит их отношений. Нам надо расстаться, твердил он себе, и чем раньше, тем лучше.

Глэдис разрушила его мечту о семейной жизни в усадьбе.

Я могу встретить другую женщину, обзавестись детьми… — подумал Коул, но почему-то такая перспектива не вызвала у него энтузиазма.

Возможно, все дело в сексапильности Глэдис, и я иду на поводу у примитивного мужского инстинкта, не желая терять идеальную партнершу в постели? — спросил себя он.

Ты ошибаешься, это нечто большее, говорил ему внутренний голос, но Коул не желал прислушиваться к нему.

Глэдис вгляделась в его лицо и все поняла. Отчаянно вскрикнув, она вскочила, подхватила дрожащими руками юбки и помчалась в свою спальню.

— Постой! — вырвалось у Коула.

— Оставь меня! — крикнула она с лестницы, спотыкаясь на ступеньках. — Я ненавижу тебя! В тебе нет ни капли жалости! Тебе не понять, что мне пришлось пережить. Я была одинокой, больной, опустошенной…

Он устремился за ней. Глэдис попыталась захлопнуть перед ним дверь, но он остановил ее.

— Ничего не говори! — вопила она в ярости, сражаясь с пуговицами платья. Не хватало еще услышать от него слова презрения и гнева! — Знаю, что была полной дурой, и не надо мне это объяснять!

Однако, подняв к нему пылающее лицо, Глэдис застыла на месте. Вид у Коула был растерянный.

Вот чего ты добилась! — сказала она себе. Гордость его попрана, доверие обмануто. Теперь он никогда не полюбит тебя и не откроет тебе свое сердце. Все кончено.

— Всю оставшуюся жизнь я буду сожалеть о том, что натворила! — горячо выкрикнула она. — Вероятно, услышав эту историю, ты сделал вывод, что я доступная женщина, как и моя мать. Что ж, может, так оно и есть. Не везет мне с мужчинами! Я доверчива, и это моя беда! Проклятое платье! — задыхаясь, крикнула она.

— Повернись! — тихо приказал Коул. — Я тебе помогу.

— Нет! Я не хочу!

— Повернись! — жестко повторил он, и она подчинилась.

Что-то глухо бормоча себе под нос, Коул с трудом справился с обтянутыми шелком пуговицами, и платье с тихим шелестом упало к ногам Глэдис.

Она перешагнула через кучку шелка и, нисколько не заботясь о том, что осталась в коротких штанишках и лифчике, принялась стягивать с пальца кольцо, которое он подарил ей на помолвку.

— Вот возьми. — Глэдис шагнула к Коулу, взяла за руку, разжала пальцы и вложила кольцо в ладонь. — Я же говорила, что не могу выйти за тебя. К тому же у меня есть еще одна тайна.

Он холодно смотрел на нее.

Теперь он ненавидит меня, думала Глэдис. Ей было невыносимо больно и хотелось скрыться от этого осуждающего, пугающего взгляда.

Коул положил кольцо в карман, резко повернулся и пошел к двери.

— Куда ты собрался? — всполошилась она.

— Прогуляться, — бросил он через плечо.

— Но погода ужасная. Ты промокнешь насквозь…

— Какая разница?

Он безразлично пожал плечами и вышел, оставив ее в состоянии шока.

Ноги сами несли его туда же, где он бродил роковой ночью восемь лет назад.

Коул собирался спокойно обдумать сложившуюся ситуацию, но ему это плохо удавалось. Перед глазами стояло лицо Глэдис, и жизнь без нее казалась немыслимой…

Неужели хороший секс так много значит для тебя? — с издевкой спрашивал себя он.

Да, ночи, проведенные с этой женщиной, были восхитительны, и он не забудет их никогда. Но за эти дни она стала так близка ему, что он видел ее не только в постели, но и за кухонным столом, разливающей чай, играющей на ковре с Шоном…

Он представил себе их отъезд из Гринлэнда, чемоданы, уложенные в багажник такси, и вдруг понял, что по лицу его текут слезы.

Разозлившись на себя, Коул прибавил шагу и вскоре почувствовал облегчение. Видимо, физическая нагрузка дала выход эмоциям.

Уже совсем стемнело, но Коул уверенно шел по знакомой дороге. Вскоре он уже сидел на том камне, возле которого нашел когда-то своего отца.

Вот и я попался на ту же удочку, папа! — мысленно обратился к нему Коул. Не везет нам с женщинами! И все же я не позволю Глэдис разрушить мою жизнь так же, как ее мать разрушила твою, словно клятву, мысленно твердил он. Я буду работать и положу все силы на то, чтобы было как можно меньше сирот, таких, как я сам, и лишенных матерей детей, как первый сын Глэдис.

Однако тягостное чувство не покидало его. Насквозь промокнув и дрожа от холода, он медленно побрел обратно к дому.

Было тихо, свет горел только в холле. На нижней ступеньке лестницы скрючилась чья-то фигура.

Коул знал, что это Глэдис. Она беспокоилась о нем, ушедшем в дождливую ночь, но, не дождавшись, уснула, где была. На мгновение в сердце его вспыхнула нежность, но он поспешно подавил это чувство.

Закутанная в одеяло, Глэдис держала в руках термос, а рядом на подносе лежал сандвич и кусок пирога с черникой.

Обреченно вздохнув, Коул пересек холл, присел рядом с ней на ступеньку и легонько потряс за плечо. Она что-то пробормотала спросонья и открыла глаза.

— Ты весь промок, — слабым голосом сказала она, поднимая руку к его волосам, с которых капала вода.

— Убери свою руку! — приказал он сквозь зубы, но тут же смягчил тон: — Извини, я очень устал.

— Я приготовила тебе овощной суп, — сказала Глэдис.

Коул хмуро посмотрел на нее, сразу представив, с какой заботой она резала овощи, варила их… Чувство вины охватило его, и он разозлился на себя за это.

Я не просил ее об этом нелепом самопожертвовании! Чего она ждет? Благодарности?

— Не проще ли было открыть консервы? — буркнул он, сознавая, каким неблагодарным и несправедливым выглядит.

— Консервов у меня нет, — спокойно ответила она. — К тому же я знала, что ты промерзнешь и проголодаешься.

— Так и есть. Поэтому прежде всего собираюсь принять горячий душ, — проворчал он и двинулся вверх по лестнице, с неудовольствием отметив, что Глэдис последовала за ним.

Слабость одолевала его, и он понял, что сейчас больше всего на свете хотел бы упасть в ее объятия и позволить позаботиться о себе.

— Что тебе надо? — устало спросил он.

— Хочу убедиться, что ты съешь суп, — ответила Глэдис резко. — Если ты намерен при каждом удобном случае сбегать из дома, то, сделай милость, выбирай дни с хорошей погодой, а на худой конец, хотя бы надевай плащ или забирайся в машину… Видимо, тебе доставляет удовольствие заставлять окружающих переживать!

Она поставила термос и поднос на стол у окна и, закутавшись поплотнее в одеяло, уселась в старинное кресло.

Из ванной Коул вышел с каменным лицом.

Ожидавшая скандала Глэдис слегка расслабилась, увидев, что он молча сел в кресло у окна и принялся за остывающий суп.

— Спасибо за заботу, — пробормотал Коул.

— Пожалуйста.

Глэдис нервничала. Она понимала, что во время прогулки он принял решение, и теперь ждала сурового вердикта.

— Мы должны сообщить людям, что свадьба отменяется, — сказал он наконец, оборачиваясь к ней.

Глэдис ожидала услышать нечто подобное, но все равно слова Коула прозвучали для нее как выстрел.

— Я сделаю это утром, — угрюмо кивнула она.

— Тебе следовало давно рассказать мне о своем первом замужестве и сыне. — Он говорил отрешенно, словно чужой.

— Знаю. Но… слишком сильна еще боль потери, — попыталась оправдаться она. — Никак не проходит. Разумом я понимаю, что надо забыть об этом, продолжать жить и думать о будущем Шона. Но мое сердце никогда не смирится с утратой Мартина, да я этого и не хочу.

Коул прищурился.

— Джерри нашел тебя в Лондоне, когда ты переживала потерю ребенка, так? — неожиданно спросил он.

Глэдис занервничала. Коул достаточно сообразителен, чтобы понять, что заставило ее принять предложение Джерри.

— Да. Он явился, словно посланец из того времени, когда я была счастлива, и эта встреча взволновала меня. Он увидел, что я голодаю и нахожусь в глубокой депрессии. В тот момент я была абсолютно безвольной. Джерри много рассказывал мне о Гринлэнде, и я затосковала по дому. Он пообещал заботиться обо мне, и я приняла его предложение. Мне так хотелось вернуться сюда, к людям, которых я знала!..

Коул поджал губы.

— Он воспользовался твоим состоянием.

— Вероятно, — согласилась Глэдис. — Я так тосковала по своему малышу! В его маленьком тельце было столько жизни… — шептала она. — Он не любил лежать, все норовил сесть и с любопытством осматривался. Не любил, когда ему надевали рубашечку через голову… — Силы оставили ее, глаза наполнились слезами.

Я должна уехать, вдруг пришло к ней единственно правильное решение. А для этого нужно только одно — чтобы Коул узнал всю правду. Сжав зубы, Глэдис сдержала слезы и с трудом заговорила: