— Джерри хотел иметь наследника. Лично я его не интересовала и была только средством для достижения этой цели. Мы заключили сделку, но я не могу рассказать тебе все подробности, потому что дала Джерри слово, что об этом никогда и никто не узнает.

— Давай угадаю, — с мрачной усмешкой предложил Коул. — Вначале он предложил тебе замужество.

— О нет, этого он не предлагал!

Тот чуть не ахнул.

— Как не предлагал?!

— Джерри просто распустил слух о том, что мы тайно обвенчались в Лондоне. Но мы никогда не были женаты.

Коулу стало душно.

— Вы не были женаты?! — воскликнул он, и Глэдис стал ясен ход его мыслей. — Значит, у тебя нет никаких прав на усадьбу?

— Никаких, — призналась она. — Извини, что я обманывала тебя, но мне нужно было защитить интересы Шона.

— Ты хочешь сказать, что согласилась стать любовницей Джерри? — изумленно спросил Коул. — Да как ты могла? Неужели ты не понимала, что идешь по стопам своей матери? Условия договора те же — секс и работа по дому.

— Ни на что подобное я не соглашалась! — возмутилась Глэдис. — В моей жизни было только два мужчины — муж и… ты.

— Это ложь! — взорвался Коул. — Дети не растут на деревьях. Джерри изнасиловал тебя?

— Нет. Он никогда не прикасался ко мне.

— Как это понимать? Бессмыслица какая-то!

Глэдис вдруг почувствовала, что ужасно устала. К чему все это, подумала она, если мы все равно расстанемся навсегда?

Коул, вскочив, мерил шагами комнату. Вдруг он остановился.

Значит, догадался, поняла она.

— Искусственное оплодотворение! — выпалил он.

— Да. — Глэдис вздохнула с облегчением. Наконец-то правда вышла наружу. — Я очень хотела ребенка, а Джерри разбередил мне душу, расписывая, как я снова буду держать на руках малыша… — Она с трудом подавила рыдания. — Я не могла противиться. Мысль о том, что я снова буду жить здесь, что сердечную пустоту заполнит родное существо…

— Свинья! — буркнул Коул.

— Ты о Джерри? Да, мне с ним было нелегко, не спорю, но он подарил мне Шона. А потом я начала свое дело и обзавелась друзьями… — Глэдис помолчала и продолжила: — Так что твой брат действительно отец Шона, но я отдаю себе отчет в том, что по закону мой сын не имеет никаких прав на усадьбу. Сейчас я уложу вещи и уйду из твоих владений… и жизни.

— Что?! — Коул содрогнулся. — Ты не можешь уехать! — вскричал он, сжимая кулаки.

— Я должна, — выговорила она сквозь рыдания.

Коулу показалось, что он сходит с ума. Его ждало бесконечное одиночество.

— Ты… ты останешься без средств к существованию, — выпалил он первое, что пришло в голову, только чтобы удержать ее. — Давай все спокойно обсудим. Может, нам удастся решить эту проблему…

— Мы уже пытались, — безутешно покачала головой Глэдис, — но из этого ничего не вышло. Я твердо знаю только одно: больше никто не посмеет меня использовать! — Вскочив на ноги, она распахнула дверь гардеробной комнаты, поднялась на цыпочки и стала доставать свои вещи с верхней полки и бросать их на постель. — Никто!

— Ты не можешь уехать сейчас, — увещевал ее Коул. — Стоит глубокая ночь. Не станешь же ты будить Шона и тащить его на улицу в такую погоду…

— Я и не собираюсь! — зло ответила она. — Сейчас я соберу вещи, а уеду на рассвете.

— Бросив на меня отмену свадебных приготовлений и уведомление приглашенных? — ухватился Коул за последнюю соломинку.

Что делать, лихорадочно думал он, чтобы удержать ее хотя бы ненадолго?

— И это все, что тебя волнует? — саркастически отозвалась Глэдис. — Что же ты предлагаешь? Я не хочу, чтобы Шон рос в атмосфере недоверия и постоянно наблюдал споры, скандалы и выяснения отношений. Мы слишком долго откладывали этот разговор, но теперь я окончательно убедилась: мы совершенно не подходим друг другу. Это факт.

Коул понял, насколько она тверда в своем решении.

Невидящим взглядом он следил за ее маленькой решительной фигуркой, сновавшей по комнате. Они уедут вместе, она и Шон, а без них усадьба превратится в мертвецкую.

Отчаяние душило его. Сунув руки в карманы, он наткнулся на кольцо.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала! — выкрикнул он.

— Разумеется, не хочешь! — огрызнулась она. — Ведь тебе теперь придется искать другую кандидатуру для удовлетворения своих сексуальных потребностей!

Коул дернулся, как будто получив пощечину. Во рту у него пересохло. Если Глэдис уедет, весь мир для него рухнет. Теперь он отчетливо это понимал. Эта женщина была для него всем.

Он чуть не задохнулся от этого открытия.

В глазах Глэдис было столько презрения и ненависти, что это причиняло ему почти физическую боль. Никогда еще он не терпел такого поражения. Она была в центре всех его планов на будущее, но он не мог отнять у нее право правом уйти.

Коул представил себе, как Глэдис оказывается в чужом городе или поселке — без друзей, несчастная, тоскующая по дому, — и понял, что не может допустить этого. Он должен защитить ее, чего бы это ни стоило.

Оставалось только одно.

— Если кто-то из нас должен уехать, то это буду я, — сказал он.

Глэдис выронила игрушечного медвежонка, которого тщетно пыталась запихнуть в чемодан, и изумленно уставилась на него.

— Ты?!

— Этот дом скорее твой, чем мой. Здесь твои друзья. Ты основала перспективное дело и, как сама не раз говорила, благодаря этому многие получили работу. — Коул говорил холодно и рассудительно. — Я могу жить и работать где угодно и по долгу службы вынужден много путешествовать. Сохрани Гринлэнд. — Он перевел дух. — Я очень люблю этот дом и счастлив, что могу помочь материально. Я назначу тебе годовое содержание…

— Глупости! — воскликнула Глэдис, и вид у нее при этом был испуганный и настороженный. — Почему ты должен оставить мне то, что принадлежит тебе по закону?

Коул пожал плечами и отвернулся.

— Я уже все объяснил. Поверь, я не лишен порядочности.

— Странно видеть такое благородство, — задумчиво произнесла она, — от человека, которого тошнит от одного моего вида.

— Значит, я благородный. А почему бы нет? — буркнул он.

— Коул, посмотри мне в лицо и повтори, что ты сказал, — выдохнула она.

Ему хотелось обнимать и целовать ее, смиренно умоляя, чтобы она не оставляла его, потому что это разобьет ему сердце…

— Я выпишу чек и… — Он наконец нашел в себе силы взглянуть ей в лицо и онемел.

Глэдис стояла перед ним и пристально смотрела в его затуманенные слезами глаза. Ее безгранично желанное полураздетое тело было так близко… Коул почувствовал, как сердце перевернулось в его груди, и потянулся, чтобы оттолкнуть ее, но она перехватила его руку.

— Коул, я была с тобой честной до конца. Теперь твоя очередь, — шепнула Глэдис, явно не собираясь отступать.

Почему он должен открывать ей душу? Что толку рассказывать о своих чувствах? Он любил эту женщину так сильно, что это пугало его самого. Возможно, это началось давно, просто он не понимал этого, потому что не хотел. А теперь уже слишком поздно! Ему не нужна ее жалость.

— Нам больше не о чем говорить. Давай покончим с этим.

— Значит, ты намерен уехать от меня, — жестко произнесла Глэдис, и каждое ее слово камнем падало Коулу на сердце. — Мы больше не будем любить друг друга. Никогда не пройдемся по холмам, взявшись за руки, не споем вместе, не проснемся в объятиях друг друга…

— Прекрати! — взорвался он.

— Почему? Разве тебе не все равно? Я была весьма подходящей кандидатурой на роль супруги, не так ли? Мне здесь все знакомо, у меня есть свое дело, я устраиваю тебя в постели, тебе нравится, как я готовлю… Да к тому же еще я должна была бы всю жизнь испытывать к тебе благодарность за то, что ты не выставил меня и моего незаконнорожденного сына на улицу!.. Ничего! Ты найдешь другую женщину, которая будет рожать тебе детей, — говорила Глэдис без тени сочувствия. — Тебе безразлично, что мы будем стариться врозь, встречать весну и провожать осень, не увидим наших общих детей…

— Мне не все равно! — взревел Коул, не в силах представить себе будущее без этой женщины. — Я люблю тебя, Глэдис! Люблю каждый волосок на твоей голове, каждый твой пальчик, твою улыбку, твое нежное любящее сердце… всю тебя. К черту всяческие страхи! — сказал он себе. Нельзя сдаваться, слишком велика ставка. — Я не могу без тебя жить! — Словно какую-то плотину прорвало, и слова, которые он боялся произнести даже мысленно, хлынули бурным потоком: — Моей любви хватит на нас обоих. У меня и в мыслях не было использовать тебя. Когда я говорил, что хочу детей, то имел в виду твоих, и только твоих детей. То есть я хотел сказать…

— Я поняла тебя, Коул, — мягко сказала Глэдис, сверкая полными слез глазами. — Я догадывалась…

— Нет, ты не можешь этого знать! — прервал он ее. — Ты — моя вторая половина. Моя душа. Без тебя я не чувствую себя полноценным человеком. Все мое существо наполнено тобой. Я ненавижу людей, которые причиняли тебе страдания, потому что твоя боль — это моя боль…

— Ты ненавидел их, а не меня? — переспросила она ошеломленно.

— Да разве ты не видишь? Я хочу защитить тебя, заботиться о вас с Шоном, о твоих собаках и кошках…

— Ловлю тебя на слове, — пролепетала Глэдис, обвивая руками его шею. — А теперь поцелуй меня. — Она улыбнулась счастливой улыбкой. — Сейчас ты разденешь меня, а я — тебя, и мы займемся любовью. А потом ты сделаешь мне предложение, и я его приму.

— Что?.. О чем ты говоришь? — Коулу показалось, что он ослышался.

— Все очень просто. Обрати внимание, — ворковала Глэдис, — ты решил оставить мне дом, который всегда любил, и уехать. А это значит, что тебе небезразлична моя судьба. А я была готова бросить все: этот дом, родные места, свое дело, друзей, даже пожертвовать будущим сына — потому что не могла оставаться рядом с тобой, не будучи любимой.

По мере того как ее слова доходили до его сознания, Коул чувствовал, как расслабляется.

Значит, она действительно любит меня, наконец осознал он.

— Я хочу сделать тебя самой счастливой женщиной в мире, — прошептал он, уткнувшись лицом в ее волосы.

— Я верю, что у тебя это получится, — сказала она дрогнувшим голосом.

— Я люблю тебя, Глэдис, — торжественно произнес Коул и вдруг жалобно спросил: — А ты и вправду любишь меня?

— Всем сердцем, — шепнула она и потянулась к его губам.

Он прижал ее к себе, и глаза его наполнились счастливыми слезами.

— Я верю тебе.

Глэдис улыбнулась, лукаво приподняв бровь.

— Мы будем очень счастливы вместе, — уверенно произнесла она.

Эпилог

Вскоре после свадьбы Коул уехал в командировку. Он не сказал Глэдис, куда направляется, да она и не спрашивала.

— Дорогая, у меня для тебя сюрприз! — торжественно заявил он, появившись в усадьбе через неделю.

Она вгляделась в его сияющее счастьем лицо и смущенно ответила:

— У меня для тебя тоже. Но сначала говори ты!

— Только давай сядем, — предложил он и повел ее к дивану.

Когда они уютно устроились обнявшись, Коул осторожно начал:

— Дорогая, у нас теперь будет двое детей.

Глэдис подняла на него изумленные глаза.

— Как ты догадался?

— Что?! — в свою очередь оторопел он. — Ты беременна?

Она, зардевшись, кивнула, но потом вгляделась в его лицо и побледнела. В ее глазах застыл немой вопрос.

— Да, — ответил он и крепко прижал ее к себе. — Я был в Бразилии и навел там справки. Твой муж действительно погиб, но Мартина удалось спасти. Мне пришлось обратиться за помощью в местную организацию защиты прав детей, и они убедили родственников твоего мужа, что ребенок должен быть возвращен родной матери. Я уже купил билет на самолет. Мы вылетаем завтра.

— О, Коул! — У Глэдис перехватило горло, и она не смогла вымолвить больше ни слова.

— Дорогая, в тот день, когда мы окончательно решили пожениться, я дал себе слово, что сделаю для тебя все. Почему-то я верил, что Мартин жив. Оставалось совсем немного…

— Ты не мог сделать для меня больше, — едва слышно пролепетала она.

— Ну почему же? — весело рассмеялся он. — Итак, у нас теперь будет три мальчика?

— Я еще не знаю, кто там… — ответила Глэдис и погладила себя по животу, — но уже очень люблю это маленькое существо.

— И я, — улыбнулся Коул. — Мы будем любить всех троих одинаково, правда?

Она кивнула и подняла на него сияющие счастьем глаза.