— А стало быть, и ты. Что ж, тем больше у тебя оснований принять от меня деньги и уехать. Предоставь мне разобраться с долгами.

Она гордо подняла голову.

— Я не продаюсь!

Коул в два шага пересек разделявшее их пространство и, прижав Глэдис к стене, навис над ней всем телом.

— Однако Джерри купил тебя! — бросил он ей в лицо. — Он заплатил за твое тело.

— Пожалуйста, Коул! Не говори так! — взмолилась она, хотя в глубине души не могла не признать, что он отчасти прав.

— Ты хотела заполучить усадьбу и стать миссис Лиммерикс. Ты заплатила за это, став женой Джерри! — обвинение за обвинением выплевывал ей в лицо Коул. — Твоя мать может гордиться тобой: не ей, так тебе удалось заполучить статус хозяйки усадьбы! Недаром она все годы готовила тебя к этому, не правда ли?

— Это чудовищная ложь! — воскликнула Глэдис. — Я даже не знала, что она любовница твоего отца, пока ты не оповестил об этом весь белый свет! Для меня это было ужасным потрясением, а мать даже не понимала, что поступает дурно! Она считала, что от жизни нужно брать все.

Коул безжалостно сверлил ее взглядом.

— Это похоже на правду. Что еще она говорила?

Он немного отодвинулся, и Глэдис с облегчением вздохнула. Она никогда не умела разбираться в людях и постоянно ошибалась, принимая внешнее за суть. Сейчас до нее впервые дошло, насколько меркантильной была ее мать.

— Я пыталась объяснить ей, что она натворила, но быстро убедилась, что все мои усилия напрасны. Потом я спросила, правда ли, что Руфус — мой отец, и она сказала…

Коул так напряженно ждал продолжения, что, сам того не замечая, снова прижал Глэдис к стене.

— Что?! — угрожающе спросил он.

Ее передернуло, в горле стоял комок.

— Она сказала, что не знает. Может, это он, а может, кто-то еще, — тихо ответила она, залившись краской.

— Черт возьми! — выдохнул Коул.

Глэдис опустила голову.

— Мать ясно дала понять, что я всегда была для нее помехой.

Коул хотел что-то сказать, но передумал и только спросил:

— И что ты сделала?

— Уехала от нее. С тех пор мы не виделись. — В глазах Глэдис была тревога. — Ты мне веришь?

— Даже не знаю, что сказать. — Коул задумался, насупив брови. — Я был уверен, что тебе известно о ее отношениях с моим отцом. Помнишь, ты сказала, что понимаешь, почему он предостерегает меня насчет тебя?

— Да, но я думала, что он не одобряет наших отношений, потому что моя мать всего лишь экономка. Она тоже постоянно твердила мне, что твоя семья не одобрит нашу дружбу.

— А на самом деле опасения отца были связаны с его двусмысленным положением в доме, — тихо произнес Коул.

Глэдис заметила мелькнувшее в его глазах сожаление и поняла, что именно это недоразумение привело к таким катастрофическим последствиям.

— У Шона никогда не будет бабушки, — тихо сказала она. — Кроме меня, у него никого нет.

Коул сочувственно смотрел на ее несчастное лицо.

— Не переживай так! На самом деле это к лучшему. Ты знаешь, что в течение многих лет твоя мать вытягивала из отца деньги и подарки, в том числе некоторые фамильные драгоценности? Когда она уехала, из дома исчезли некоторые ценные вещи.

Глэдис ахнула.

— Теперь я понимаю, почему ты был ко мне так враждебно настроен. — Ужас и стыд за содеянное матерью переполняли ее. — Я любила маму, но ей не нужна была моя любовь. Она предала меня, — с горечью констатировала она.

Коул положил руки ей на плечи и тихонько погладил, пытаясь успокоить.

— Я понимаю, что ты сейчас испытываешь, — проникновенно сказал он.

— Никто не может этого понять!

— Думаю, я могу, ведь я побывал в пяти детских домах и девяти приемных семьях, прежде чем попал сюда. Я ненавидел родную мать за то, что она отказалась от меня. Я не жалуюсь, Глэдис, — тихо добавил он. — Я только хочу, чтобы ты поняла, как похожи наши судьбы.

— Но в твоем случае роковую роль сыграли объективные обстоятельства, — возразила она. — Может быть, твоя мать была слишком юной, или бездомной, или у нее не было денег…

— Об этом я задумался, когда стал взрослеть, — согласился Коул, — и решил разыскать ее, чтобы узнать правду. — Он помолчал и еще тише закончил: — Лучше бы я этого не делал.

— Правда оказалась ужасной? — спросила Глэдис. Теперь уже ею владело желание утешить Коула, разгладить морщинки меж его бровей. — Представляю, какое потрясение пришлось тебе пережить, когда выяснилось…

Он горько усмехнулся.

— Да нет, никакого потрясения не было. Просто я надеялся, что ее хотя бы взволнует мое появление… но ничего подобного не произошло. Я для нее ничего не значил. — Он глубоко вздохнул.

— Досталось тебе, — участливо сказала Глэдис.

Он улыбнулся ей.

— Мы с тобой в одинаковом положении, не так ли? — с горечью усмехнулся он. — Принято считать, что каждая мать любит своего ребенка, однако наши с тобой родительницы опровергают это расхожее мнение. Так что поверь, я знаю, как тебе было трудно, когда ты в семнадцать лет оказалась совсем одна, и всем сердцем сочувствую тебе.

Он понял!

— О, Коул! — благодарно выдохнула Глэдис.

Он был совсем близко, но сквозь слезы она плохо видела его лицо, однако, приглядевшись, прочитала на нем боль и сострадание, смягчившие жесткие черты.

Растроганная, Глэдис инстинктивно потянулась к нему.

Коул страдал, а значит, нуждался в утешении.

Он медленно склонился к ней, и его взгляд упал на ее полураскрытые губы. Их лица неотвратимо сближались, но в последний момент Глэдис отпрянула.

— Нет! Только не это!

С проворством кошки она выскользнула из-под его рук и убежала в оранжерею.

Собаки радостно приветствовали хозяйку, но ей было не до них.

Ты вела себя как дура! — проклинала себя Глэдис. Что Коул должен был подумать о тебе? Что ты доступна и на все готова? Как и твоя мать?

А хуже всего то, что судьба усадьбы так и осталась под вопросом. Предстоит решить массу проблем, прежде чем ты почувствуешь себя в безопасности.

О Господи, мысленно простонала она, если бы Коул с самого начала не поставил на мне клеймо проститутки, мы бы сейчас не оказались в такой ситуации. Какая роковая ошибка!

— Ты виноват во всем! Только ты, Коул Лиммерикс! — причитала она, заливаясь слезами стыда и гнева.

Он вошел в оранжерею и остановился у нее за спиной.

— Глэдис!

— Убирайся! Мне надо работать! — истерически выкрикнула она и, не обращая на него внимания, начала яростно протирать каменные плиты пола.

Слезы все катились и катились по щекам Глэдис. Коул пробудил в ней тягостные воспоминания, от которых она только недавно стала освобождаться.

Почему он не оставит меня в покое? — терзалась она. Зачем напоминает о событиях, которые вызвали столько боли и страданий? И почему я так переживаю? Не я спала с Руфусом, а моя мать. Не я явилась домой пьяной восемь лет назад, а Джерри. И не я, а Коул поступил опрометчиво, заявив во всеуслышание о тайной стороне жизни своего отца!

Но все это ударило по ней. Ненавидя себя за то, что дала себе волю, Глэдис старалась сдержать рыдания. Все эти годы ей некогда было жалеть себя, но появление Коула как будто открыло шлюзы, и все, что накопилось в ее душе, выплеснулось наружу.

Ты должна проявлять выдержку и сохранять ясность мысли, твердила она себе.

— Глэдис, — мягко повторил Коул.

Мне сейчас ни к чему твои нежность и понимание! — мысленно воскликнула она и разразилась новым потоком слез. Все ее тело сотрясалось от безутешных рыданий.

Он беспомощно смотрел на нее. Его целью было полностью подавить волю этой женщины, чтобы спасти Гринлэнд, но теперь, при виде маленькой фигурки, утонувшей в безразмерном свитере, Коул вдруг повел себя самым неожиданным образом.

— Не плачь, — тихо сказал он.

— Я и не плачу! — сквозь рыдания выкрикнула Глэдис.

Она вела себя, как ребенок, и, тронутый такой реакцией, он взял в ладони ее залитое слезами трагическое лицо.

Глэдис выронила швабру из рук и молча посмотрела на него огромными темными глазами. Повинуясь душевному порыву, Коул обнял ее, и она уткнулась лицом ему в грудь.

Он почувствовал себя подлецом и понял, что должен сказать ей об этом.

— Прости меня, — покаянно пробормотал он, трогая губами ее шелковистые волосы. — Прости, что испортил тебе жизнь. Я был уверен, что ты знала, кем была твоя мать. Если бы я заподозрил, что это не так, то никогда и не заикнулся бы об этом, поверь!

Тело Глэдис, мягкое и послушное, так естественно покоилось в объятиях Коула, что его охватило непреодолимое желание приласкать ее. Трудно было устоять от такого искушения, но ему это удалось.

Постепенно рыдания Глэдис стихли, а вот ему, напротив, стало трудно дышать. Он закрыл глаза.

Если бы не эта ревность!.. Перед его глазами всплыла омерзительная сцена, когда Джерри лапал Глэдис, а она громко хихикала.

Эта девушка околдовала Коула давно, а ее близость и теперь сводила с ума. Он слегка отодвинулся, чтобы она не заметила, что с ним творится, но так случилось, что именно в эту секунду Глэдис подняла на него свои темно-карие глаза. Залитые слезами, с мокрыми ресницами, они придавали ее лицу такое невыносимо трогательное выражение, что Коул, не сдержавшись, нежно поцеловал ее припухшие губы, слизывая с них соленую влагу.

Она, дрожа, ответила на поцелуй.

6

Глэдис таяла в объятиях Коула, как снег под полуденным весенним солнцем.

Стремясь продлить эти сладкие минуты близости, она обняла его за шею и притянула к себе. Ей хотелось, чтобы он держал ее так долго-долго, чтобы ощутить наливающуюся тяжесть его тела и узнать, каково это — быть в объятиях того, кому ты небезразлична… пусть даже немного.

Глэдис знала, что Коул испытывает к ней противоречивые чувства. Может быть, промелькнуло в ее голове, когда их поцелуи стали еще более страстными, мы просто оба изголодались по любви и состраданию?..

Коул застонал. Поняв, что он сгорает от желания, она не испугалась, а напротив, испытала чувство какого-то освобождения, словно с нее сняли ответственность за то, что может с ними произойти.

— Держи меня, Коул! — шепнула она, взяв его за руки, и положила их себе на бедра. — Держи меня крепче! Трогай меня…

— Глэдис! — хрипло выдохнул он.

Она с наслаждением почувствовала его горячие ладони на своей талии и прижалась к нему еще крепче. Глэдис понимала, что совершает ошибку, но остановиться уже не могла. Она нежно провела кончиками пальцев по его лицу. Коул содрогнулся, крепко прижал ее к себе и, впившись в ее рот губами, проник языком внутрь. Глэдис застонала и вцепилась в его плечи.

Она безумно хотела этого мужчину и вместо того чтобы остановить, поощряла его, тихо вскрикивая в экстазе, когда он касался соска набухшей груди.

Но вдруг Глэдис осознала, что ею движет желание, которое она не в состоянии контролировать, и это очень опасно.

Коул почувствовал ее краткое замешательство и отпрянул, тяжело дыша. Она застонала и снова потянулась к его губам.

— Нет. Это ни к чему, — глухо пробормотал он, но тоже не смог устоять и ответил на ее поцелуй.

С трудом оторвавшись друг друга, они стояли молча, дрожа от возбуждения.

— Я знаю, — тихо вымолвила Глэдис.

— Может телефон зазвонить… или ребенок проснется, — хрипло проговорил Коул, снова потянувшись к ее бедрам, словно притягиваемый непреодолимой силой.

В оранжерее стоял густой аромат экзотических цветов, который обострял желание.

Коул прикусил губу. По мере того, как он освобождался от наваждения, взгляд его становился все более мрачным и настороженным.

— Между нами не должно быть никаких отношений, — четко выговаривая каждое слово, заявил он. — Теперь, надеюсь, тебе ясно, что только один из нас может жить здесь.

А почему мы не можем жить вместе? — хотелось крикнуть Глэдис.

Она желала постоянно видеть его, прикасаться к нему… Она так мучительно хотела этого мужчину, что это ее даже пугало. Никогда и ни к кому ей еще не приходилось испытывать таких сильных чувств… кроме разве что своих сыновей. Но то была материнская любовь, а это…

Однако Глэдис останавливала склонность Коула к выпивке. Снова оказываться рядом с таким мужчиной она не собиралась.

Гнев наполнил ее душу. Она хотела, но не могла получить желаемое!

— Но у меня есть преимущественное право. Я использую эту землю как средство к существованию, — грубо бросила она. — Мы с Дереком…

— Ах да, я и забыл о милом старине Дереке, — холодно отозвался Коул.

В нем будто кончился завод, как это бывает с механической игрушкой.

— Я тебе уже говорила, что мы с Дереком не любовники и никогда ими не были.

— Тогда извини, — сказал Коул и повернулся, чтобы выйти.

— Куда ты?

Мысль о том, что он уедет, приводила Глэдис в смятение. Ей хотелось, чтобы он остался и снова поцеловал ее, заставляя забыть обо всем…

— Надо разобрать бумаги Джерри, — через плечо бросил Коул.

Она занервничала еще сильнее.

— Но… мы еще не пришли ни к какому решению…

Он обернулся и окинул ее пристальным взглядом.

— Почему же? Я остаюсь здесь, — твердо сказал он, — а ты уезжаешь. У тебя есть два дня на раздумья, и я настоятельно советую тебе принять от меня чек и начать поиски другого жилья. Не вставай у меня на пути, Глэдис, — угрожающе предупредил он, — иначе тебе придется горько об этом пожалеть!

Она обреченно опустила голову.

Уговаривать его нет смысла. Очевидно, он сожалеет, что поцеловал ее. Это был просто очередной приступ безумия, который снова привел к недоразумению.

Придется уезжать. Коул никогда не согласиться разделить с ней дом и уж тем более не допустит, чтобы она стала хозяйкой усадьбы.

Глэдис провела остаток дня в подавленном состоянии, механически выполняя повседневную работу. Шон беззаботно играл рядом с ней.

Но Глэдис мучили не только психологические переживания: Коул разжег в ней сексуальный голод и оставил его неудовлетворенным.

Вечером, уложив Шона, она возилась на кухне, не обращая внимания на Коула, который разложил стопки бумаг на столе. Чек он положил на самом виду, у вазы для фруктов.

Глэдис не предложила ему ужин, и вскоре он ушел, вероятно, в паб.

Решив не стелить ему постель, Глэдис поужинала и закрылась в своей спальне. Но успокоиться она так и не смогла — все ждала, не постучит ли он в ее дверь, и вздрагивала от каждого шороха.

Входная дверь хлопнула только после полуночи, и она затаила дыхание. Казалось, слышно было, как громко бьется ее сердце. Коул прошел в кухню. Глэдис облизала пересохшие губы, закуталась поплотнее в халат и замерла. На лестнице раздались тяжелые шаги. Она задрожала. Потом хлопнула дверь одной из спален, и Глэдис разразилась слезами, сама не зная почему.

— Значит, Коул вернулся? — спросил ее Дерек на следующее утро, когда они уселись на кухне проверять накладные.

— Он был вечером в пабе? — Глэдис подняла на него глаза. Ее интересовало, как восприняли появление Коула жители поселка.

Дерек кивнул.

— Надо отдать ему должное, он вел себя достойно. При его появлении все разговоры стихли, но он, как ни в чем не бывало, поздоровался, уселся за столик и сделал заказ. Так что будет с усадьбой?

Глэдис вкратце описала другу вчерашний разговор с Коулом.

— Он настроен очень решительно, — огорченно закончила свой рассказ она. — Впрочем, я понимаю, почему ему хочется остаться здесь.

— Подумай лучше о себе. — Дерек дружески положил руку ей на плечо. — Весь поселок готов поддержать тебя.

Тут Глэдис почувствовала чей-то взгляд и, подняв голову, увидела Коула, который стоял в дверях кухни, мрачно наблюдая за ними.

Почему он всегда появляется в самый неподходящий момент! — с горечью усмехнулась Глэдис.

Она поспешно вывернулась из-под руки Дерека и стала приклеивать бирки к корзинкам. Ей было горько и обидно.

Еще не хватало, чтобы Коул решил, что она ведет себя так же, как и ее мать. Напротив, она должна убедить его в своей невиновности.

Но Коул, так ничего и не сказав, резко повернулся и вышел.

Вскоре до нее донесся звук отъезжавшей машины.

Она закончила пропалывать грядки и позвала Дерека на кухню перекусить. Едва войдя, они увидели на столе записку.

— Он уехал повидаться с матерью! — воскликнула Глэдис, прочитав послание Коула. Вид у нее был расстроенный.

Дерек взял из ее рук записку.

— Это хорошо или нет? — озадаченный ее реакцией, спросил он.

И действительно, мне следовало бы обрадоваться, одернула себя Глэдис. Тогда почему у меня возникло ощущение, будто меня бросили? Глупость какая-то!

— Решение откладывается, — сказала она, пытаясь объяснить другу свою реакцию. — Коул нарочно держит меня в подвешенном состоянии, словно…

— Словно томящуюся от любви деву? — подсказал Дерек, усмехаясь.

— Что ты хочешь сказать? — разозлилась она. — Если ты хотя бы на минуту допустил мысль о…

Но тот так удивленно посмотрел на нее, что она смутилась.

— Извини. Просто я злюсь. Мне хочется привести все в порядок немедленно, а тут…

— Полагаю, миссис Лиммерикс приедет сюда вместе с Коулом, — задумчиво произнес Дик.

Глэдис похолодела от ужаса.

— О Боже! — простонала она. — Тогда мне конец. Она никогда не согласится жить со мной в одном доме, потому что я буду напоминать ей о моей матери.

Дерек молча подошел к ней и неуклюже обнял.

— Ты можешь жить с нами, — великодушно предложил он.

— Спасибо, — растроганно пробормотала она.

Остаток недели Глэдис провела, слоняясь по усадьбе и всматриваясь в знакомые приметы дома и сада, словно желая запечатлеть в памяти каждую мелочь.

Со дня на день сюда приедет Коул со своей матерью, думала она, и для меня наступят трудные времена.

Но, даже понимая это, Глэдис с нетерпением ждала его возвращения. Каждый раз при мысли о нем сердце ее трепыхалось, как пойманная в сети птичка, потому что она вспоминала вкус его поцелуев и тепло объятий.

Этому не суждено повториться, горько вздохнула Глэдис. Уголки ее губ опустились, но она взяла себя в руки и продолжила загружать фургон овощами.

А может, все это и к лучшему, успокаивала себя она. Мы с Шоном переедем в поселок и начнем новую жизнь… Конечно, встречаться с Коулом, и его матерью будет неприятно, но что уж тут поделаешь…

Глэдис поджала губы. Она не хотела уезжать! Ей ненавистна была даже мысль о том, что Коул одержит победу.

Она забралась в кабину и тут же поняла, что с машиной что-то не так.

— Черт! — выругалась Глэдис себе под нос, спрыгнула с сиденья, обошла фургон и присела на корточки. — Ну вот, колесо спустило, а у меня нет запаски! Что делать?

В этот момент послышался шум приближающейся машины.

Глэдис чуть не застонала от досады. Наверняка это Коул со своей матерью! А я предстану перед ними потная, взъерошенная, с грязными руками…

Хлопнула дверца.

Покраснев как рак, она не подняла головы, но краем глаза увидела ноги в кожаных ботинках, которые остановились рядом.

— Значит, ты все еще здесь, — послышался недовольный голос Коула.

Глэдис пришла в ярость. Она резко вскочила, стукнулась о полураскрытую дверцу фургона и чуть не взвыла от боли.

— Ну и видок! — воскликнул Коул.

Зато у тебя — то что надо, вставая и протирая лицо старой тряпкой, подумала Глэдис. На нем была темно-синяя рубашка, белые брюки и пиджак.