— …и в нем заложено сопротивление всему английскому, — докончила она за Терье. — И тем более трудно понять, почему он принял такое решение вместо того, чтобы просто настоять на моем отъезде.

— Я тоже не могу сказать, что понимаю логику его мышления, — признался Терье.

— Он презирает меня! — Глубоко спрятанная обида на несправедливость внезапно выплеснулась на поверхность вместе с другими чувствами, которые ей сложно было определить. В голосе вдруг зазвучали резкие нотки. — С его точки зрения, я всего лишь шлюха. Почему он хочет, чтобы его единственный внук женился на шлюхе?

— Перестань так говорить! — властно приказал Терье, и желваки вздулись на его щеках. — Если ты sjuske, то кто же тогда я?

— Для мужчины это совсем другое. Разве нет? — с горечью возразила она. — Даже в дни молодости твоего деда никто бы не осудил мужчину. Ты можешь приглашать в свою постель столько женщин, сколько захочешь, и никто не осудит тебя, разве что скажут, что ты бабник. И, наверно, будут правы, — тихо буркнула она себе под нос.

— По-моему, хватит! — Терье рассердился, и не скрывал этого. Лицо у него помрачнело. — Не знаю, почему тебе вдруг понадобилось говорить подобные вещи. Но я не намерен защищаться от вздорных обвинений.

Кирстен знала причину этих обвинений. Обыкновенная ревность в чистом виде. Ревность накапливалась с момента приезда Торвюннов. Ингер — единственная его бывшая любовница, о которой она знала. И Кирстен все время следила за обоими. Следила и взвинчивала себя.

— Разве уже не пора сказать Ингер правду и освободить ее от ненужного, причиняющего боль ожидания? — ядовито спросила Кирстен. — Или ты собираешься сделать это, когда мы поженимся?

— Я сам выберу подходящее время! — Он помолчал, очевидно стараясь взять себя в руки. Когда же он снова заговорил, голос его звучал ровно и бесстрастно. — Почему ты так себя ведешь?

— По-моему, потому, — она судорожно вдохнула воздух, — что я только сейчас начинаю полностью осознавать, что мне предложили, нет, приказали сделать. У меня там, дома, есть собственная жизнь. Откуда такая уверенность, что я поселюсь здесь только ради того, чтобы удовлетворить искаженное чувство чести человека, который отказался признать даже смерть своей сестры? Если ты перестанешь потворствовать старческим капризам, то ему, наверно, будет лучше.

— Ему восемьдесят четыре! — Голос прозвучал как удар кнута.

Кирстен понимала, что зашла слишком далеко, чтобы отступать. И желания отступать у нее не было. Ей захотелось высказать все.

— Ему не всегда было восемьдесят четыре, но, очевидно, он всегда придерживался крайних позиций. По-моему, у тебя, единственного из всех людей, хватит сил противостоять ему!

Кожа вокруг твердо очерченного рта побледнела от напряжения. Он заговорил сквозь зубы, и акцент заметно усилился:

— Я уже объяснял, почему в данном случае должен выполнять его желания.

— Из-за его сердца? — Кирстен покачала головой. — Едва ли он дожил бы до своих лет, если бы у него не было здоровья и сил.

Терье по-прежнему сидел на траве, обхватив руками колени, но в его позе не чувствовалось расслабленности. Кирстен на минуту словно очнулась и удивилась самой себе: зачем она это делает? Почему не может остановиться? Ведь всего несколько часов назад она была готова согласиться на все.

— Ты должен признать, — хриплым голосом проговорила она, — что у тебя желания жениться на мне не больше, чем у меня выйти за тебя замуж. Мы всего лишь два человека, которые случайно и весьма некстати вместе пошли в постель.

Солнце коснулось края горизонта и послало земле дорожку расплавленной меди, сверкавшей на потемневшей поверхности моря. Когда золотой диск постепенно скрылся из виду, вдоль всего берега запылали факелы. Лейф воткнул два факела на пирсе и, стоя позади огней, наблюдал, как пламя жадно лизало паклю. Россыпь брильянтовых звездочек в южной части неба, как раз над Бергеном, возвестила о начале парада фейерверков на воде.

— Если ты так к этому относишься, то должна поступить в соответствии с тем, что считаешь правильным, — ровным, бесстрастным голосом произнес Терье после паузы, длившейся, казалось, целую вечность.

Неужели она на самом деле этого хотела? — задавала себе вопрос Кирстен, которая была не в состоянии произнести ни слова из-за вставшего в горле кома. Теперь она и сама не понимала, чего же все-таки добивалась.

Он резко встал, подошел к своей тете и сел возле нее. Ханна радостно заговорила, Ингер смущенно глядела на него. И Кирстен не удивилась. Если кто-то наблюдал за ее разговором с Терье, то, конечно, тотчас же понял, что разговор этот вовсе не был похож на обычный дружелюбный обмен репликами.

Интуитивно она огляделась и увидела, что Руне не сводит с нее глаз. Кирстен с вызовом выдержала его взгляд и увидела, как изменилось лицо старика, словно он понял весть, какую она старалась передать ему. Может быть, Руне и способен держать в заложниках Терье, но с ней ему этого сделать не удастся. Больше не удастся. Она наконец пришла в себя.

Руне первый отвел глаза, и ей вдруг показалось, что он внезапно весь как будто съежился. Наверно, впервые за много лет кто-то противостоит его воле, подумала Кирстен. Возможно, это шок, но он справится с ним. Завтра же она переедет в отель и там дождется пятницы — того дня, когда отходит паром. А как она скажет родителям, что примирение отменяется? От этой мысли заныло сердце. Но, несомненно, так оно и будет. Она сама все испортила!

Похоже, Кирстен оказалась единственной, кто в эту минуту смотрел на Руне, единственной, кто заметил, как его голова внезапно дернулась и упала на грудь. Кирстен вскочила раньше, чем успела подумать, и бросилась к его креслу. Пальцы инстинктивно нащупали пульс на сонной артерии, а глаза отметили бледность лица.

Сердце еще билось, но слабо. Подняв его руку вверх, она наклонилась и приложила щеку к губам старика. Почувствовав кожей чуть заметное дыхание, Кирстен вздохнула с искренним облегчением.

— В чем дело? — спросил Терье, который уже стоял за ее спиной, а рядом с ним находились его отец и тетя.

— По-моему, он лишь потерял сознание, — ответила Кирстен, надеясь, что дело обстоит не хуже. — Его необходимо положить, подняв ноги повыше. Нужны одеяло и подушка.

Терье, не тратя времени на лишние вопросы, бросился в дом и через секунду вернулся с одеялом и подушкой. Он помог отцу поднять сидевшего в кресле деда, а Кирстен с тетей Ханной в это время расстилали на земле одеяло. Какой он маленький и хрупкий, промелькнула у Кирстен цепенящая мысль, когда старика положили на одеяло, а она подкладывала подушку ему под лодыжки. Это она виновата, она причина его эмоционального потрясения, корила себя Кирстен.

Но в этот момент она с чувством облегчения заметила, что краски возвращаются к Руне. Веки его поднялись, и затуманенным взглядом он обвел тех, кто склонился над ним. Затем глаза его прояснились, и старик остановил свой взгляд на Кирстен. Несмотря на потрясение, она заставила себя улыбнуться, на этот раз посылая ему весть о своей капитуляции. Права она или нет, но еще раз рисковать ей совсем не хотелось.

Когда Руне попытался подняться, Лейф опустился рядом с ним на колени и заботливым тоном уговорил его лежать спокойно. Терье взял Кирстен под руку и отвел в сторону.

— Как тебе удалось заметить его состояние? — спросил он.

— Я всего лишь случайно взглянула в его сторону. — Кирстен неуверенно замолчала, не заметив хотя бы тени ободрения в голубых глазах. Но она заставила себя сказать то, что мучило ее: — Терье, все, что я говорила… Прости меня.

Он долго изучал ее, будто видел впервые, никак не выдавая своих мыслей.

— Значит ли это, что ты снова переменила решение? — медленно произнося слова, спросил он.

— Это значит, что я готова сделать так, как хочет твой дедушка.

— Только потому, что он у тебя на глазах упал в обморок? Но до этого у меня сложилось впечатление, что тебя меньше всего беспокоит его здоровье.

— Я сделала вывод из случившегося, — пробормотала она. — Я не хочу причинять ему вреда.

Он опять продолжительно, наверно целую минуту, смотрел на нее, потом, согласно кивнув, произнес:

— Тогда, видимо, нам необходимо полностью успокоить его и объявить о нашем решении официально.

— Здесь и сейчас? — Кирстен на мгновение перестала дышать.

— Здесь и сейчас, — повторил он, сухо улыбнувшись. — Будет справедливо и по отношению к Ингер, как ты говорила.

Руне уже опять сидел в кресле, его дочь, Ханна, как наседка, опекала его. Из Торвюннов только Ингер проявила хоть какую-то озабоченность. Нильс же болтал со своей спутницей, будто ничего не произошло.

Терье подошел к деду и что-то тихо говорил ему, так что Ханна не могла услышать. Кирстен увидела, как старик утвердительно кивнул, и поняла, что согласие на пакт о мире получено. Пути к отступлению теперь нет, она связана по рукам и ногам.

Лейф объявил новость. «Мы собирались сказать об этом позже, — добавил он, — но, так как Руне надо отдохнуть, решили сделать это сейчас». Общую реакцию можно бы охарактеризовать одним словом — оцепенение, мысленно усмехнулась Кирстен, глядя на компанию в первые минуты после сделанного Лейфом объявления. Посмотрев на Георга, отца Ингер, она поняла, что не только Ингер рассчитывала на свадьбу с Терье, к которой должны были привести их отношения. Сама Ингер сидела словно окаменев.

Первым оправился от потрясения Нильс. Взглянув на Кирстен, а затем на своего кузена, стоявшего рядом с ней, он чуть заметно усмехнулся и сказал:

— Поздравляю. Это, должно быть, любовь с первого взгляда!

— Почти с первого взгляда, — согласился Терье. Если он и заметил иронию, то не подал виду. Он обнял Кирстен за плечи и привлек ближе к себе, счастливо улыбаясь и глядя ей в глаза. — У нас обоих.

— Надеюсь, вы оба будете счастливы, — со спокойным достоинством произнесла Ингер, отчего Кирстен почувствовала себя совсем плохо. — Свадьба состоится здесь, в Норвегии?

— В Англии, — ответила Кирстен. — Я еще должна сообщить об этом родителям.

— Но жить вы будете в Бергене?

— Конечно. Где же еще нам жить? — на этот раз подчеркнуто уверенным тоном ответил Терье.

Кирстен легко представила, что подумала в этот момент другая девушка. Живите где угодно, только бы мне тебя не видеть. То же чувство испытывала бы Кирстен на месте Ингер. Но сумела бы она так держать себя в руках и так контролировать свои эмоции — очень спорный вопрос.

Карин с несколько изумленным видом тоже поздравила их. По тому, как она вела себя с Нильсом, Кирстен заподозрила, что его секретарь тоже хотела бы оказаться в положении невесты. Но очень сомнительно, что у нее есть шанс. Нильс и не помышляет о женитьбе.

Руне, чувствуя слабость, согласился пойти и лечь спать в одной из спален, пока остальные ждали восхода солнца. Кирстен подумала о том же, ей хотелось лечь в постель. Они все привыкли, соблюдая традицию, бодрствовать до восхода, но ей этого совсем не хотелось. Она мечтала только об одном — наконец остаться одной.

— Будет ли правильно, если я займу вторую спальню и сосну часок-другой? — спросила она Терье. — Я не привыкла к таким праздникам.

— Конечно, — поддержал он ее с чрезмерной, как ей показалось, готовностью. — Когда наступит время смотреть восход, я разбужу тебя.

Она бы предпочла, чтобы он предложил сопровождать ее, но на это нечего было и рассчитывать. Прежде всего он должен помириться с Ингер. Что именно он. мог бы сказать ей, Кирстен не знала, да, собственно, ее сейчас это не особенно беспокоило.

В спальне было тепло. Кирстен открыла окно и закуталась в одеяло, лежавшее на матраце. Если понадобится, здесь было второе одеяло и еще одна подушка, но простыни она нигде не нашла. Очевидно, постели застилались только по необходимости, а нынешней ночью этой необходимости не предвиделось. Гости привезли одеяла с собой и теперь, наверно, лягут подремать прямо на траве, решила Кирстен. Иванов день — это национальный праздник Норвегии, так что есть возможность поспать, пока встречающие рассвет не вернутся домой. Может быть, в будущем году она тоже сможет продержаться всю ночь. В будущем году…

Кирстен снился Терье и ночь, которую они проводят в Тронхейме. Но только на этот раз все по-другому, потому что это их медовый месяц и он говорит, что любит ее. Она протянула руки, обняла его за шею, прижала к себе, и он поцеловал ее. И вдруг Кирстен резко проснулась, вздрогнув от понимания того, что губы, прижатые к ее рту, не привидевшийся сон, а живая плоть, и мужчина, целующий ее, вовсе не Терье, а Нильс.

— Что вы делаете? — выдохнула она, отстраняясь от его губ. — Нильс, прекратите сейчас же!

— А я не хочу прекращать, — ехидно ответил он. — Вы должны расплатиться со мной за то, как использовали меня!

— Я не использовала вас, — запротестовала она, безуспешно пытаясь оттолкнуть его. — Я пошла с вами, потому что вы пригласили меня.

— Зная, что Терье пойдет на все, лишь бы не дать увести вас от него, как Джин! — Глаза его сверкали в полутьме. — Он хочет вас только потому, что вы похожи на Джин. Надеюсь, вы это понимаете.

— А вы хотели ее только потому, что хотел он, — отрезала Кирстен. — Вы ненавидите его, Нильс, правда? Вас пожирает зависть, потому что вы видите, насколько он поднялся выше вас по лестнице успеха.

— У меня нет оснований завидовать никому из Брюланнов! — Глаза его еще яростнее заблестели. — Джин сама пришла ко мне, потому что я мог лучше ее удовлетворить, чем Терье. Так же, как я могу удовлетворить вас.

Он прижал руками ее плечи к матрацу и, нагнувшись над ней, искал ее рот. Поцелуй получился совсем не грубым. Он использовал все свое мастерство соблазнителя, чтобы вызвать у нее ответ. Кирстен сознавала это, потому у него ничего не получалось, ведь она не испытывала к нему никаких чувств. Она даже отказалась от борьбы, зная, что чем более пассивной она будет, тем скорее он бросит свои попытки.

Возможно, Нильс забыл закрыть дверь, или она открывалась очень тихо, этого Кирстен так никогда и не узнала. Ощущение, что в комнате присутствует кто-то третий, возникло лишь тогда, когда Нильс вдруг резко отпрянул от нее. Терье выглядел так, словно готов был его убить. По крайней мере это показалось Кирстен, и она быстро встала, когда двое мужчин очутились лицом к лицу. Терье, несмотря на загар, заметно побледнел, желваки вздулись, глаза его были холодные, как сталь.

Он говорил по-норвежски, но таким тоном, что она не нуждалась в переводе. Нильс в ответ как будто пытался отшутиться и с усмешкой на губах жестами показывая в сторону Кирстен. Она увидела, как у Терье сжались кулаки и вся рука напряглась для невольного удара, но он овладел собой и, показав на дверь, отрывисто бросил:

— Ute! [Вон! (норв.)]

На какие-то доли секунды стало понятно, что Нильс не собирается подчиниться приказу. Но потом он улыбнулся и, пожав плечами с таким видом, что, мол, дело выеденного яйца не стоит, спокойно вышел из комнаты. Зеленые глаза встретились с голубыми, и от их ледяного блеска Кирстен вздрогнула.

— Не знаю, что наговорил тебе Нильс, но все было совсем не так, — сказала она.

— Как же иначе можно истолковать то, что здесь произошло? — Терье словно требовал ответа. — Ты даже не пыталась остановить его, когда он целовал тебя.

— Я не хотела побуждать его к большему, — попыталась объяснить она и, еще не закончив фразы, поняла, как ужасно неубедительно и неправдоподобно это звучит. — Я надеялась, что он потеряет интерес, если я покажу, что у меня тоже нет к нему никакого интереса. — Кирстен всплеснула руками. — Не можешь же ты всерьез поверить, что мне это доставляло удовольствие?

— Я верю тому, что вижу, — мрачно буркнул он. — И той правде, что мне уже известна. С самого начала было очевидно, что тебя влечет к Нильсу.

— Нет, неправда, никогда. — Кирстен старалась не быть чересчур категоричной в своем отрицании и с отчаянием смотрела на неумолимые черты. — Если бы Нильс был тем мужчиной, которого я желала, мыс тобой не оказались бы в том положении, в каком находимся сейчас.

— Бывают женщины, которым мало одного мужчины, им нужно большего, — жестко возразил Терье. — Так же как и мужчине иногда нужна больше чем одна женщина. Но я не хочу делить постель с другим.

— И речи быть не может, чтобы делить. — Почти потеряв надежду, она лихорадочно искала способ убедить его. — Терье, я только похожа на Джин. Я знаю твои чувства к ней, но…

— Ты понятия не имеешь о моих чувствах к ней, — резко перебил он. — Джин — это прошлое, а мы говорим о настоящем. — Он помолчал и хрипло вздохнул. — Держись подальше от Нильса! Это тебе ясно?

Она беспомощно уставилась на него, не зная, что сказать. Он все равно не поверит, как бы она ни убеждала.

— Если между нами нет доверия, то нет смысла продолжать…

— Мы должны продолжать, — возразил он. — Или твои слова, будто тебя беспокоит состояние Руне, ничего не значат?

— Конечно, значат. Почему бы еще я согласилась на участие в этом спектакле? — Голос ее звучал взволнованно. — У меня нет реальных доказательств того, что любое возражение так огорчит его, что может вызвать сердечный приступ, но я признаю такую возможность.

— Может быть, чтобы получить реальные доказательства, ты хотела бы посмотреть его историю болезни? — Вопрос прозвучал почти грубо. — Вечером он потерял сознание на несколько минут, а полгода назад пролежал неделю в реанимации и еще три недели в больнице. Ему противопоказаны стрессы.

На минуту или две Кирстен от волнения потеряла голос.

— Почему ты не сказал мне об этом раньше? — наконец выговорила она.

Он пожал плечами, лицо его было непроницаемым.

— Потому что не хотел слишком сильно давить на тебя. Но теперь ты понимаешь, почему я должен поступать так, как он того хочет?

— Конечно. Тебе не оставалось ничего другого.

И мне тоже, обреченно заметила про себя Кирстен. Разве она могла поступить по-другому? Они оба находятся в одинаковом положении — и оба должны постараться его исправить.

Так почему бы не быть хоть чуточку откровеннее? Почему бы не признаться ему в своих истинных чувствах? Неужели ее гордость так жизненно важна, что она не в состоянии принести и эту небольшую жертву? Подобные мысли вихрем кружились в голове Кирстен.

— Думаешь, я согласилась выйти за тебя замуж только из-за твоего деда? — Слова вырвались у нее раньше, чем она решила быть откровенной. — Это не вся правда, Терье. — Кирстен глубоко вздохнула, набираясь отваги, и посмотрела прямо ему в глаза, холодно наблюдавшие за ней. — Вся правда в том, что я люблю тебя.

Несколько секунд он сохранял молчание, никак не реагируя на ее признание, и только ледяным оценивающим взглядом рассматривал ее. Потом раздался короткий смешок.

— Конечно, ты любишь меня. Точно в таком же смысле, в каком я люблю тебя. И мы оба должны быть благодарны за такую удачу.

— Я не это имела в виду, — не сдавалась Кирстен. — Я по-настоящему люблю тебя, Терье!

— Занимаясь любовью с другим мужчиной? Странный способ доказывать свою любовь, — все также скептически продолжил он.

Злость пересилила обиду. Он просто ничего не хочет знать.

— А я считала, что Нильс завидует тебе! — с горечью бросила она. — Но теперь я начинаю думать, нет ли в этом чего-то другого. Ты просто одержим им!