— Ты чего? — спросил Сёта.

— Так ведь смешно до невозможности! Вот уж правда — дура! Мы ее столько убеждали забыть про свою Олимпиаду, а она все равно восприняла это, как ей удобно. И результат ее устроил, а она еще и благодарит нас. «Выражаю благодарность за вашу проницательность», кто бы мог подумать! Нашла проницательных!

Сёта тоже расслабился.

— Ну и ладно, плохо разве? Главное, что результат устроил.

— Вот именно. И нам было приятно, — добавил Кохэй. — Мне вот в жизни еще не приходилось никому давать советы. Пусть это каприз, и пусть результат ее устроил — я рад, что она не разочаровалась в том, что попросила у нас совета. Ацуя, ты разве так не считаешь?

Ацуя сморщился и вытер под носом.

— Ну, не могу сказать, что я недоволен.

— Вот видишь! Я же говорю!

— Но я и не радуюсь, как ты. Ладно, не важно, давайте уже откроем дверь. Иначе время так и не сдвинется. — И Ацуя направился к черному ходу.

Однако как только он взялся за ручку, Сёта сказал:

— Погоди-ка.

— Ты чего?

Тот, не отвечая, вернулся в лавку.

— Чего это он? — спросил Ацуя Кохэя, но тот лишь недоуменно покачал головой.

Наконец появился Сёта. Лицо его было мрачным.

— Что ты делал? — спросил Ацуя.

— Еще письмо, — ответил Сёта и поднял правую руку. — Только, кажется, от кого-то другого.

В руке он сжимал коричневый конверт.

Глава вторая

Звуки губной гармоники на рассвете

В окошке регистрации посетителей сидел худой мужчина явно за шестьдесят. В прошлом году его не было, по-видимому, устроился сюда после выхода на пенсию. Кацуро неуверенно назвался:

— Я Мацуока…

Как он и ожидал, мужчина уточнил:

— Какой Мацуока?

— Кацуро Мацуока. Я пришел, чтобы выступить на концерте.

— Каком концерте?

— Рождественском.

— А-а! — Мужчина наконец-то сообразил. — Мне говорили, что кто-то придет выступать, но я думал, это будет оркестр. Вы один?

— Да, простите, — невольно извинился Кацуро.

— Подождите, пожалуйста.

Мужчина стал куда-то звонить. Обменявшись с собеседником парой слов, он снова обратился к Кацуро:

— Подождите здесь, пожалуйста.

Очень скоро появилась женщина в очках. Ее он уже видел. Год назад она организовывала праздник. Та, кажется, тоже его признала и поприветствовала с улыбкой:

— Давненько не виделись.

— Надеюсь, и в этом году все пройдет хорошо, — сказал Кацуро, и женщина пригласила его за собой.

Она провела его в просто обставленную комнату.

1

— Мы рассчитываем минут на сорок. Я могу, как и в прошлый раз, положиться на ваш выбор репертуара и программы? — спросила она.

— Конечно. Произведения будут в основном рождественские. Ну и немного моих сочинений.

— Правда? — Женщина неопределенно улыбнулась. Возможно, подумала: «Надо же, собственные сочинения».

До концерта еще было время, так что Кацуро велели подождать. Для него приготовили чай в пластиковой бутылке, поэтому он налил немного в бумажный стаканчик и выпил.

Это был его второй визит в детский дом «Марукоэн». В железобетонном четырехэтажном здании, построенном на вершине холма, было все необходимое: жилые помещения, столовая, душевые, и здесь жили дети всех возрастов — от младенцев до восемнадцатилетних подростков. Кацуро видел разные детдома; этот был довольно крупный.

Кацуро взял в руки гитару. Проверил настройку. Слегка распелся. Вроде все в порядке, звучит сносно.

Вернулась женщина-организатор и сказала, что можно начинать. Он глотнул еще чая и встал.

Концерт должен был проходить в спортивном зале. Дети, в основном младшеклассники, послушно сидели на расставленных там складных стульчиках. Когда Кацуро вошел, раздались дружные аплодисменты — видимо, по сигналу воспитателя.

Для Кацуро были приготовлены микрофон, стул и пю-питр. Он поклонился детям и сел.

— Здравствуйте, ребята!

— Здравствуйте! — ответили дети.

— Я здесь у вас уже второй раз. В прошлом году тоже был в канун Рождества. Ну а если я прихожу в канун Рождества, значит, я почти Санта-Клаус, но подарков у меня, к сожалению, нет.

Раздались редкие смешки.

— Вместо этого я, как и год назад, хочу подарить вам песни.

Сначала он сыграл и спел про оленя с красным носом. Эту песенку все дети знали, так что тоже начали подпевать.

Затем он исполнил несколько обязательных рождественских номеров, а между ними немножко поболтал с детьми. Детям вроде нравилось, они хлопали. Пожалуй, даже увлеклись.

Но затем Кацуро стала беспокоить одна девочка.

Она сидела во втором ряду, с самого края. Скорее всего, из начальной школы, училась классе в пятом-шестом. Глаза ее смотрели куда-то в пустоту, на Кацуро она совсем не обращала внимания. Песни, похоже, ее тоже не интересовали — подпевать она не пыталась.

Кацуро привлекло ее печальное лицо. Он почувствовал в нем какое-то недетское обаяние. Ему захотелось, чтобы девочка взглянула на него.

Решив, что детские песенки ей уже не интересны, он спел «Мой любимый — Санта-Клаус» Юми Мацутои. Это была заглавная песня вышедшего в прошлом году фильма «Отвези меня покататься на лыжах». Строго говоря, исполняя эту песню здесь, он нарушил закон об авторском праве, но не думал, что кто-нибудь нажалуется.

Многие ребятишки обрадовались. Но эта девочка по-прежнему смотрела в сторону.

Он спел и сыграл еще несколько песен, которые нравились подросткам ее возраста, — безрезультатно. Руки опускались: наверное, она просто не любила музыку.

— Что ж, вот и последняя песня. Я обязательно исполняю ее в конце каждого концерта. Слушайте.

Кацуро положил гитару и вынул губную гармонику. Несколько раз вздохнул, закрыл глаза и не спеша заиграл. Эту мелодию он исполнял много тысяч раз, так что смотреть в ноты не было необходимости.

Он играл три с половиной минуты. В зале стояла мертвая тишина. Перед тем как прозвучали последние ноты, Кацуро открыл глаза… и вздрогнул.

Та девочка пристально смотрела на него. И глаза ее были очень серьезными. Кацуро вдруг растерялся — это так не шло ее детскому личику.

Закончив выступление, он вышел из зала под аплодисменты. Снова подошла женщина, отвечавшая за концерт, и поблагодарила его.

Он хотел спросить про девочку, но не решился. Не придумал причины.

И все же он смог поговорить с ней.

После концерта в столовой устроили праздничный ужин и Кацуро тоже пригласили. Тогда-то и подошла к нему та самая девочка.

— Что это была за песня? — уставившись прямо ему в глаза, спросила она.

— Какая?

— Которую вы играли последней, на губной гармошке. Я ее не знаю.

Кацуро улыбнулся:

— Конечно. Это оригинальная мелодия.

— Оригинальная?

— Это значит, что я сам ее сочинил. Понравилась?

Девочка энергично кивнула:

— По-моему, это очень хорошая песня. Я бы хотела еще раз ее послушать.

— Правда? Ну-ка, подожди.

Кацуро позволили переночевать в детском доме. Он сходил в приготовленную для него комнату и вернулся с гармошкой.

Они вышли в коридор, и он сыграл девочке песню. Она слушала с серьезным видом.

— А названия у нее нет?

— Есть, почему же нет. Она называется «Возрождение».

— «Возрождение»? — пробормотала девочка и начала напевать.

Кацуро удивился: она воспроизвела мелодию исключительно точно.

— Так быстро запомнила?

В ответ девочка вдруг в первый раз улыбнулась:

— Я очень хорошо запоминаю музыку.

— Все равно потрясающе!

Он пристально посмотрел на девочку. На ум пришло слово: «Талант».

— Мацуока-сан, а вы не собираетесь играть профессионально?

— Даже не знаю… — Он помотал головой, стараясь не показать, как взволновалось его сердце.

— Мне кажется, эта песня имела бы успех.

— Да?

Девочка кивнула:

— Мне нравится!

Кацуро улыбнулся:

— Спасибо.

И тут кто-то позвал девочку:

— Сэри-тян!

Из столовой выглянула одна из воспитательниц.

— Не покормишь Тацу-куна?

— Конечно!

Девочка, которую назвали Сэри-тян, поклонилась Кацуро и ушла в столовую.

Он, чуть помедлив, тоже зашел внутрь.

Сэри сидела рядом с маленьким мальчиком и уговаривала его взять в руки ложку. Лицо малыша почти ничего не выражало.

Рядом оказалась женщина, отвечавшая за концерт, и Кацуро без всякой задней мысли спросил ее об этих детях. Женщина вдруг помрачнела.

— Они брат и сестра, попали к нам весной этого года. Говорят, родители жестоко с ними обращались. Братишка Тацу-кун ни с кем, кроме Сэри-тян, не разговаривает.

Вот оно что…

Кацуро посмотрел на Сэри, которая ухаживала за братом. Кажется, теперь он понял, почему ее не трогали рождественские песенки.

Когда праздничный ужин был окончен, Кацуро ушел к себе в комнату. Он улегся было на кровать, но услышал за окном веселые голоса. На улице дети запускали фейерверки. Холод их явно не беспокоил.

Сэри и Тацу тоже были там. Смотрели на других, стоя поодаль.

«Не собираетесь играть профессионально?»

Давно ему этого не говорили. И улыбаться, чтобы не отвечать, ему в последний раз приходилось лет десять назад. А вот настроение тогда и сейчас было совершенно разное.