И все-таки некоторые солдаты ломаются. Как-то раз, когда бойцов решили отправить домой из Ирака, армейским чинам пришлось привлечь кучу психологов перед тем, как разрешить ребятам вернуться в общество. Одним из этапов реабилитации стал лагерь, где солдат прогоняли через сценарии обычной гражданской жизни.

Солдаты в багдадском лагере играли друг с другом в «дочки-матери» на темы американской повседневной жизни.

Солдаты, которые привыкли к другому миру, полю битвы, вспоминали, как ходить за продуктами в Kmart [Крупная сеть супермаркетов в США.]. Сколько стоит батончик «Марс». Без курса виртуальной Америки мужчины и женщины, которые сражались в Ираке, уже не могли вернуться домой.

У людей и так психика хрупкая, а тут возрастает шанс, что индивид, познавший на собственном опыте убийство, схлопочет расстройство личности и захочет отнять еще больше жизней. Мы же, в отличие от простых солдат, убиваем не какого-то там абстрактного «врага», а конкретных людей. Стресс от этого сильнее, чем от обезличенных противников.

Впрочем, мы с Уильямсом — просто изнеженные и мнительные американцы. Цена человеческой жизни в некоторых уголках мира удивительно мала, и я прекрасно знал и даже лично видел, что во многих горячих точках она становилась отрицательной величиной.

Тьма, в которую нас сбросят в гладких тесных коконах, — часть того ада. Там, далеко внизу, на земле, в точке, куда мы приземлимся, воцарился хаос. Трагично, но одновременно немного празднично.

Так же и в аду, который изобразил Иероним Босх, есть своя толика радости.

— Наш лимузин уже пять минут на вражеской территории, а ПВО молчит. Ракеты «земля-воздух» тоже. Похоже, враг нас не заметил. Заснули, что ли? — прозвучал у меня в ушах комментарий из кокпита.

Чтобы участникам секретных операций не приходилось таскать на себе передатчики, нам внедряли совместимые с тканями организма и питающиеся от тепла тела «живые» связи. Достаточно пробубнить себе что-то невнятное под нос, а все остальное расшифрует программа. До собеседника реплика дойдет в ясном и отчетливом виде. Как будто говоришь в спокойной и ничем не стесненной обстановке. Мой голос зазвучит в динамике, хотя связки никакого звука не произведут.

— Я думаю, стелс-краска поглощает большинство волн. — Уильямс пожал плечами. — Сомневаюсь, что нас и свои бы увидели, так что «свой-чужой» тут ни при чем.

— Десять минут до спуска. Заворачивайтесь в пледики, ребят. Удачи!

— Ты его слышал! — заметил я, хлопая Уильямса по плечу.

Кокпит отрубил связь, и я послушно залез в кокон. Поверхность сделали матово черной не ради поглощения волн радара, а чтобы она не пропускала инфракрасное излучение. Провожатый запустил в динамики Voodoo Child Джими Хендрикса. Решил подбодрить перед запуском.

Каждый раз, когда вижу, как парни расходятся по коконам, невольно думаю: в гробы залазят.

Мы как мертвецы, которые расползаются обратно по могилам. Из-за камуфляжной краски на лицах мы похожи на зомби. Мертвяки, которых оживила магия вуду, возвращаются на кладбище, где им самое место. От таких мыслей движения коллег сразу показались какими-то притупленными, а глаза мутными и мертвыми, как у рыб.

Voodoo Child… Похоже, у нашего провожатого те же ассоциации. Я искоса бросил на него взгляд, но он готовился к разгерметизации, потому нацепил кислородную маску на пол-лица, и его выражения я не разглядел.

Я встал и тоже пошел к кокону. Товарищи в свои уже упаковались и сложили руки на груди так, чтобы легче выдержать импульс. Сверху действительно казалось, что это мертвые в гробах.

Я вдруг вспомнил сцену из «Космической Одиссеи 2001».

Как спящих криосном космонавтов безмолвно убивает компьютер.

Залез в кокон и тоже прикинулся покойником. Сложил руки на груди, как фараон. Поднял глаза к потолку грузового отсека и лампам. Я отчетливо слышал свое дыхание внутри гроба. Итак, я покойник. Мертвец Апокалипсиса, пришедший на землю творить смуту и резню.

Вдруг меня захлестнула волна непонятного чувства.

— Начинаем декомпрессию грузового отсека. До первого запуска пять минут. Приготовиться!

Что-то вроде печали, но не совсем: какой-то спутанный комок эмоций.

Мать лежит в больничной койке с закрытыми глазами.

После бальзамирования — спит в гробу с улыбкой на лице.

Крышка кокона беззвучно задвинулась, и в миг, когда я утратил контакт с внешним миром, зашипел механизм регуляции внутреннего и внешнего давления. Мир умолк и погрузился во тьму. Наверное, то же происходит и в гробах, которые зарывают в могилы.

Точно. Мне предоставили возможность оказаться на месте матери. Я внезапно осознал, откуда взялось странное чувство. Раз за разом при каждом сбросе я повторял обряд похорон, и теперь бессмысленный ритуал наконец обрел значение.

Кокон тихо затрещал. Оболочка заскрипела от резко упавшего давления.

— Декомпрессия завершена. Три минуты до пуска. Открыть задний люк.

Загудел мотор, а вскоре открылись замки и брюхо летающей водоросли распахнулось. Провожатого обдало воздушным потоком и, скорее всего, больно приложило, но до нас внутри коконов даже свист ветра не долетал.

— Минута до сброса. Начинаю отсчет.

Наверное, и мама так умерла. Закрылись дверцы на крышке гроба, и перестал проникать свет, а потом ее заколотили гвоздями. И она не понимала, куда ее несут и где закапывают. Что мать, что остальные люди с зари человеческой истории — те из них, кого похоронили в гробах.

Обратный отсчет эхом звенел в черепе, но я не чувствовал привычного тихого возбуждения перед сбросом капсулы.

— Пуск. С богом, парни!

В-вух — тяжелый и мягкий звук пуска. Сила притяжения исчезла.

Власть надо мной захватил простой закон физики. Закон, согласно которому все на Земле падает вниз.

3

Мой гроб оказался в воздухе.

Несколько секунд мы парили. Однако кокон тут же перешел в режим направленного полета, и свободное падение кончилось. Пилотировать кокон нельзя. На него не установлено двигателей, не запасено топлива. Поэтому он планирует, а курс корректируется плавником. Короче, он как планер… ну, или корректируемая авиабомба. Только взрывчатку убрали, разместив взамен гроб с человеческой начинкой.

Гроб, умело направляя крыло, несся сквозь воздух к цели. Плавником управляла мышечная масса — особый органический наполнитель капсулы. В коконах вторжения почти нет механики и электроники. Можно сказать, они почти целиком наполнены мясом. Мышцы не только управляют плавником, но и еще настраивают точную форму кокона через кисты на поверхности. Обшивка искривляется почти как живой организм и нивелирует турбулентную тряску.

Поверхность кокона устранила значительную долю вибрации и снизила шум от падения. Угол полета смягчился, и по тому, что меня вжало в стенку, я понял, что курс скорректирован. Похоже, капсула вышла на финальную стадию полета.

Раздался приглушенный удар, ноги ощутили вес тела. Это раскрылся тормозной парашют и поглотил большую часть импульса. До земли остались считаные метры. Я приготовился к столкновению с землей. Собственно, никаких других действий в гробу предпринять невозможно. Капсула стремительно потеряла скорость и приземлилась.

Значительную часть энергии поглотили парашют и органическая оболочка. Капсула села на землю мягко, как семечко одуванчика, отыскавшее уголок, куда ему пустить корни. Полагаю, как-то так же будет садиться и шариковая ручка, если ее оснастить парашютом: полетит к земле острым кончиком, а там уже накренится и упадет. Оболочка капсулы сбалансирована неравномерно, иначе этот цилиндр, упав, катился бы без остановки, а все-таки не стоит так издеваться над полукружными каналами в голове у лежащего внутри солдата.

Капсула мягко упала на землю, я разблокировал замок и толкнул крышку. Четырехугольная дверца плавно откинулась наружу, и вместо потолка в грузовом отсеке «водоросли» я увидел ночной небосклон.

Убедившись, что снаружи безопасно, мы с парнями молча принялись за работу. Капсула Уильямса приземлилась меньше чем в сорока футах. Моя вообще оказалась в центре, а еще двоих раскидало по окружности радиусом в четыреста футов. Существует огромное количество систем наведения: по GPS, лазерное, с помощью малых БПЛА. Но ни один не лишен так называемого КВО, то есть кругового вероятного отклонения — это значение радиуса окружности, в которую попадет половина пущенных снарядов. Однако в нашем случае это число, разумеется, одноразрядное. Тут можно бросить пафосное «Добыче не скрыться» — эта фраза, пожалуй, отражает реальность. Технология наведения при десантировании доведена почти до совершенства — и я не преувеличиваю.

Я перевел капсулу в режим самоуничтожения, перекрыв доступ к особым ферментам, которые питали клетки органических тканей, начиная с искусственных мышц. Структура начала стремительно разлагаться. Жидкость вытекла, капсула скукожилась, как мумия, ороговела и отмерла, как кожа старика. Скоро она рассыплется в прах и останется только удобрение для сорняков.

Чтобы полностью избавиться от следов капсулы, нам оставалось ликвидировать лишь немногочисленные механические компоненты, но и те спроектированы модульным образом, так что много времени это не отнимало. Мы тихо избавлялись от остатков оборудования под покровом ночи, как тинейджеры, заметающие следы ночных посиделок у костра.