— Надо же, у них сегодня выходной! — вздохнула Мисаки. Харуто тут же пришел в себя.
«Проклятье! А сейчас она скажет, что ничего не поделаешь, придется разойтись по домам! Ни за что — свидание еще десяти минут не продлилось!»
— А м-может, тогда в Ёцую? Там тоже сакура растет!
Они сели на линию Маруноути и продолжили путь до новой цели.
«Вот тут уж наверняка полюбуемся», — решил Харуто… и жестоко ошибся!
В саду «Сотобори», который раскинулся между Ёцуей и Иидабаси, действительно полностью распустилась сакура — и на нее сбежалось посмотреть пол-Токио. Гости расстилали между деревьями голубые клеенки, выпивали и шумели. И несмотря на то что был еще только понедельник, и даже не вечер, прямо на земле развалился пьяный в стельку мужик, а какие-то здоровенные лбы — предположительно студенты — вовсю горланили, распивая из банок тюхай [Коктейль из сётю — японского алкогольного напитка из риса, ржи и сладкого картофеля — с содовой.]. Атмосфера в парке была настолько неромантичная, что у Харуто чуть не подкосились колени.
«Ах… ах вы засранцы! Да вам не сакура нужна, а нажраться на свежем воздухе! Как вообще японцы допустили, чтобы именно так сложилась традиция любования цветами? Всё, пропало мое долгожданное свидание».
Вдруг еще и тот самый пьяный мужик застонал, и его стошнило. Мисаки брезгливо отвела взгляд.
«Мужи-и-и-ик! Ты зачем блюешь?!»
Еще бы чуть-чуть — и Харуто накинулся бы на него с кулаками. Однако он справился с собой и сказал:
— Ну, не будем стоять на месте!
Они с Мисаки почти сбежали в сторону Итигаи.
— Простите. Если честно, я никогда раньше не ходил смотреть сакуру, поэтому не знал, чего ждать. Не представлял, что будет так людно.
— Никогда? — изумилась Мисаки. — Вы ни разу не ходили на сакуру?
— Нет… Ну, то есть в детстве, может, разочек.
— Не любите цветы?
— Нет-нет, к цветам я нормально отношусь. Конкретно сакуру не очень жалую.
— Это за что же? — Мисаки непонимающе склонила голову набок.
— Как вам сказать… Красивая она, конечно, но опадает сразу, как зацветет, так? И мне всегда ужасно грустно. Хотя да: молодец я, конечно, что сам вас сюда позвал, а теперь говорю подобное.
— Вам никогда не говорили, что вы странный? — спросила девушка, пряча лицо в ладошках и хихикая. — Все японцы любят сакуру.
— Да, было дело, друзья в старшей школе считали, будто я чудак.
— Вот-вот! Впервые вижу человека, который так холодно отзывается о сакуре.
В ответ на неожиданную улыбку Харуто и сам расцвел.
Ради того, чтобы Мисаки улыбнулась, он был готов на что угодно — даже прослыть большим оригиналом.
Девушка, кажется, немного расслабилась и стала разговорчивее. В том числе рассказала больше о себе.
На выходных она часто выбирается в кино, особенно на боевики, а под влиянием старшего брата влюбилась в бейсбол. Их семья держит скромную идзакаю, и Мисаки с какой-то даже гордостью поделилась, что брат готовит очень вкусный тяхан [Жаренный в особых соусах рис, обычно с мясной и/или овощной начинкой.]. А еще она сладкоежка, притом понимает, что рано или поздно растолстеет, но по дороге с работы никак не может отказать себе в пудинге или желе.
— Почему вы решили стать парикмахером? — спросил Харуто.
Девушка, идя от него по левую руку, стала смущенно накручивать на палец прядь.
— Если честно, у меня от природы вьются волосы. Мальчишки в младшей школе дразнили «Кудряшкой». Я страшно комплексовала и постоянно жаловалась маме с папой, как мне не нравятся волосы. А они никак не помогали — только повторяли, чтобы я не принимала близко к сердцу. Я отчаялась. Думала, мне всю жизнь так мучиться. И тут брат заметил, как я рыдаю, и отвел меня в ближайшую парикмахерскую. Я так волновалась! А парикмахер сказал: «Не боись, сейчас все починим» — и распрямил волосы… Я поверить не могла, что столько страдала из-за такой ерунды! Раз — и волосы прямые, настоящая магия! И тогда мне впервые понравилось собственное отражение.
Мисаки сощурилась, как будто смотрела на старые фотографии и предавалась воспоминаниям. Тут она остановилась перед особо раскидистой сакурой и, улыбаясь, поглядела в небо.
— Вот тогда все и решилось. Что я хочу делать прически. Такие прически, чтобы клиент смотрел на себя в зеркало и любовался.
Ее улыбка походила на юные лепестки сакуры. Харуто, глядя на нежное лицо в обрамлении розовых кружев, подивился такой прелести. Неужели и в детстве, когда смотрела в зеркало в салоне, она так же изумительно улыбалась? На сердце стало тепло.
Тут Мисаки, кажется, смутилась, что так разоткровенничалась, и поспешила сменить тему:
— Ну да что мы все обо мне да обо мне. Давайте о вас! Почему вы решили стать фотографом?
Молодой человек стиснул зубы: пора сказать правду.
Между ними пролетел порыв ветра, унося вдаль ворох розовых лепестков.
Харуто медленно, чтобы голос не дрожал, проговорил:
— Госпожа Ариакэ. Понимаете…
— Ой! Да это же Харуто! — воскликнул кто-то из-за спины. Обернувшись, молодой человек увидел бывшего коллегу из фотостудии. На плече у того болтался чехол с фотоаппаратом. Мужчина, махая рукой, спешил к давнему приятелю. — Сто лет не виделись!
Харуто приготовился к худшему. Перебинтованное ухо запульсировало болью. Он молил только, чтобы коллега не сболтнул ничего лишнего. Но, как известно, чем истовее ты жаждешь чего-то избежать, тем точнее сбываются твои страхи.
— Ты как, окончательно съемки забросил? Чем занимаешься?
Харуто похолодел, разве только инеем не покрылся. Он робко стрельнул глазами в сторону Мисаки и увидел, как та подозрительно нахмурилась. От этого взгляда температура Харуто упала еще на пару градусов.
— Ты знаешь, как нам тяжко пришлось, когда ты уволился из студии? Эх ты, безответственный!
Не в силах больше выносить присутствие бестактного коллеги, Харуто выдохнул: «Идем!» — и унесся прочь.
Они присели на лавочку уже возле самой станции Итигая. Молодой человек не смел посмотреть на свою спутницу, поэтому вперился взглядом в горизонт. Зловеще проскрежетал поезд, спешивший по линии Тюо в сторону Синдзюку, а следом грянул веселый смех других посетителей парка.
Она ничего не говорила. Безучастно молчала. И тишина пугала Харуто больше всего.
— Я вам солгал. — От страха он не мог совладать с дрожью в голосе. — Если честно, я не фотограф. Не выиграл ни одного конкурса и не зарабатываю фотоаппаратом себе на жизнь. Все неправда. Но какое-то время действительно фотографировал. Только я был ассистентом. И быстро уволился. — С рук, сцепленных на коленях, капал пот. — Поначалу я в самом деле хотел освоить профессию. И считал, что у меня талант. Но на работе на меня каждый день только кричали, я не справлялся, и с конкурсами тоже не везло. Поэтому я перестал верить в свои силы и в конце концов совсем бросил фотографировать. Я подрабатываю в видеосалоне.
Мисаки не смотрела в его сторону, а буравила взглядом многоэтажки на другом берегу канала.
— Простите, что солгал, — извинился Харуто, низко кланяясь.
Усталый вздох Мисаки пронзил ему сердце:
— Зачем хотя бы?
Он не придумал, что ответить. Даже не нашел в себе силы поднять голову под ее острым, точно иглы, взглядом. В конце концов Мисаки произнесла:
— Давайте пойдем по домам. — Поднялась и направилась в сторону станции. Харуто впился в уходящую спину глазами. Он знал, что видит ее в последний раз. Тут невыразимая паника подтолкнула его, и Харуто что было мочи крикнул Мисаки вслед:
— Я не хотел, чтобы вы во мне разочаровались!
Девушка остановилась.
— Когда я сказал, что работаю фотографом, у вас так загорелись глаза, и вы с таким вниманием меня выслушали! Я был на седьмом небе от счастья. Мне так захотелось хоть чуточку вам понравиться, что я наплел с три короба! Я сгорал от стыда! Хотел объясниться и попросить прощения. Но никак не мог набраться духу. Если бы я признался, что у меня нет постоянной работы, вы бы тут же перестали со мной общаться… И я не смог остановиться!
Теперь он выложил ей все как на духу. Теперь она поймет…
— Чего?! — на полпарка крикнула она, разворачиваясь обратно к Харуто. Брови девушки уползли на лоб. — Вы, значит, хотите сказать, что я из тех, кто судит человека по профессии?! И слушала вас только потому, что вы назвались фотографом?!
Харуто ни разу не видел, чтобы ее прелестное личико искажалось таким гневом. Он пролепетал, отступая:
— Н-нет, что вы!
А Мисаки, испепеляя его взглядом, топала прямо на него.
— А вот и да! Хорошо, не спорю, я правда подумала: надо же, фотограф, классно! Да, подумала! Да, из-за профессии! Но, знаете, не потерплю, чтобы меня в этом обвиняли!
— П-простите!
— Нет уж, это вы простите! А все-таки нельзя бросать мечту, пока не испробовали все средства! Сами сказали, что верили в свой талант! Зачем бросили фотографию? Дурак, что ли?!
— Простите…
— Хватит извиняться! Лучше б взяли себя в руки! Вдруг получилось бы?!
— А?
— А вы просто бросили! Как так-то? Хватит мяться! Если бредили фотографией, то и продолжали бы! Не надо сразу отступаться!
— Т-то есть, вы считаете, у меня правда талант?
— Чего?
— И желаете, чтобы у меня все получилось?
— Я вроде ничего не желала?
— Спасибо огромное! — воскликнул Харуто, хватая ее за руки, и Мисаки по-кошачьи подпрыгнула. — Ой, п-простите!