— Надо же, у них сегодня выходной! — вздохнула Мисаки. Харуто тут же пришел в себя.

«Проклятье! А сейчас она скажет, что ничего не поделаешь, придется разойтись по домам! Ни за что — свидание еще десяти минут не продлилось!»

— А м-может, тогда в Ёцую? Там тоже сакура растет!

Они сели на линию Маруноути и продолжили путь до новой цели.

«Вот тут уж наверняка полюбуемся», — решил Харуто… и жестоко ошибся!

В саду «Сотобори», который раскинулся между Ёцуей и Иидабаси, действительно полностью распустилась сакура — и на нее сбежалось посмотреть пол-Токио. Гости расстилали между деревьями голубые клеенки, выпивали и шумели. И несмотря на то что был еще только понедельник, и даже не вечер, прямо на земле развалился пьяный в стельку мужик, а какие-то здоровенные лбы — предположительно студенты — вовсю горланили, распивая из банок тюхай [Коктейль из сётю — японского алкогольного напитка из риса, ржи и сладкого картофеля — с содовой.]. Атмосфера в парке была настолько неромантичная, что у Харуто чуть не подкосились колени.

«Ах… ах вы засранцы! Да вам не сакура нужна, а нажраться на свежем воздухе! Как вообще японцы допустили, чтобы именно так сложилась традиция любования цветами? Всё, пропало мое долгожданное свидание».

Вдруг еще и тот самый пьяный мужик застонал, и его стошнило. Мисаки брезгливо отвела взгляд.

«Мужи-и-и-ик! Ты зачем блюешь?!»

Еще бы чуть-чуть — и Харуто накинулся бы на него с кулаками. Однако он справился с собой и сказал:

— Ну, не будем стоять на месте!

Они с Мисаки почти сбежали в сторону Итигаи.

— Простите. Если честно, я никогда раньше не ходил смотреть сакуру, поэтому не знал, чего ждать. Не представлял, что будет так людно.

— Никогда? — изумилась Мисаки. — Вы ни разу не ходили на сакуру?

— Нет… Ну, то есть в детстве, может, разочек.

— Не любите цветы?

— Нет-нет, к цветам я нормально отношусь. Конкретно сакуру не очень жалую.

— Это за что же? — Мисаки непонимающе склонила голову набок.

— Как вам сказать… Красивая она, конечно, но опадает сразу, как зацветет, так? И мне всегда ужасно грустно. Хотя да: молодец я, конечно, что сам вас сюда позвал, а теперь говорю подобное.

— Вам никогда не говорили, что вы странный? — спросила девушка, пряча лицо в ладошках и хихикая. — Все японцы любят сакуру.

— Да, было дело, друзья в старшей школе считали, будто я чудак.

— Вот-вот! Впервые вижу человека, который так холодно отзывается о сакуре.

В ответ на неожиданную улыбку Харуто и сам расцвел.

Ради того, чтобы Мисаки улыбнулась, он был готов на что угодно — даже прослыть большим оригиналом.

Девушка, кажется, немного расслабилась и стала разговорчивее. В том числе рассказала больше о себе.

На выходных она часто выбирается в кино, особенно на боевики, а под влиянием старшего брата влюбилась в бейсбол. Их семья держит скромную идзакаю, и Мисаки с какой-то даже гордостью поделилась, что брат готовит очень вкусный тяхан [Жаренный в особых соусах рис, обычно с мясной и/или овощной начинкой.]. А еще она сладкоежка, притом понимает, что рано или поздно растолстеет, но по дороге с работы никак не может отказать себе в пудинге или желе.

— Почему вы решили стать парикмахером? — спросил Харуто.

Девушка, идя от него по левую руку, стала смущенно накручивать на палец прядь.

— Если честно, у меня от природы вьются волосы. Мальчишки в младшей школе дразнили «Кудряшкой». Я страшно комплексовала и постоянно жаловалась маме с папой, как мне не нравятся волосы. А они никак не помогали — только повторяли, чтобы я не принимала близко к сердцу. Я отчаялась. Думала, мне всю жизнь так мучиться. И тут брат заметил, как я рыдаю, и отвел меня в ближайшую парикмахерскую. Я так волновалась! А парикмахер сказал: «Не боись, сейчас все починим» — и распрямил волосы… Я поверить не могла, что столько страдала из-за такой ерунды! Раз — и волосы прямые, настоящая магия! И тогда мне впервые понравилось собственное отражение.

Мисаки сощурилась, как будто смотрела на старые фотографии и предавалась воспоминаниям. Тут она остановилась перед особо раскидистой сакурой и, улыбаясь, поглядела в небо.

— Вот тогда все и решилось. Что я хочу делать прически. Такие прически, чтобы клиент смотрел на себя в зеркало и любовался.

Ее улыбка походила на юные лепестки сакуры. Харуто, глядя на нежное лицо в обрамлении розовых кружев, подивился такой прелести. Неужели и в детстве, когда смотрела в зеркало в салоне, она так же изумительно улыбалась? На сердце стало тепло.

Тут Мисаки, кажется, смутилась, что так разоткровенничалась, и поспешила сменить тему:

— Ну да что мы все обо мне да обо мне. Давайте о вас! Почему вы решили стать фотографом?

Молодой человек стиснул зубы: пора сказать правду.

Между ними пролетел порыв ветра, унося вдаль ворох розовых лепестков.

Харуто медленно, чтобы голос не дрожал, проговорил:

— Госпожа Ариакэ. Понимаете…

— Ой! Да это же Харуто! — воскликнул кто-то из-за спины. Обернувшись, молодой человек увидел бывшего коллегу из фотостудии. На плече у того болтался чехол с фотоаппаратом. Мужчина, махая рукой, спешил к давнему приятелю. — Сто лет не виделись!

Харуто приготовился к худшему. Перебинтованное ухо запульсировало болью. Он молил только, чтобы коллега не сболтнул ничего лишнего. Но, как известно, чем истовее ты жаждешь чего-то избежать, тем точнее сбываются твои страхи.

— Ты как, окончательно съемки забросил? Чем занимаешься?

Харуто похолодел, разве только инеем не покрылся. Он робко стрельнул глазами в сторону Мисаки и увидел, как та подозрительно нахмурилась. От этого взгляда температура Харуто упала еще на пару градусов.

— Ты знаешь, как нам тяжко пришлось, когда ты уволился из студии? Эх ты, безответственный!

Не в силах больше выносить присутствие бестактного коллеги, Харуто выдохнул: «Идем!» — и унесся прочь.

Они присели на лавочку уже возле самой станции Итигая. Молодой человек не смел посмотреть на свою спутницу, поэтому вперился взглядом в горизонт. Зловеще проскрежетал поезд, спешивший по линии Тюо в сторону Синдзюку, а следом грянул веселый смех других посетителей парка.

Она ничего не говорила. Безучастно молчала. И тишина пугала Харуто больше всего.

— Я вам солгал. — От страха он не мог совладать с дрожью в голосе. — Если честно, я не фотограф. Не выиграл ни одного конкурса и не зарабатываю фотоаппаратом себе на жизнь. Все неправда. Но какое-то время действительно фотографировал. Только я был ассистентом. И быстро уволился. — С рук, сцепленных на коленях, капал пот. — Поначалу я в самом деле хотел освоить профессию. И считал, что у меня талант. Но на работе на меня каждый день только кричали, я не справлялся, и с конкурсами тоже не везло. Поэтому я перестал верить в свои силы и в конце концов совсем бросил фотографировать. Я подрабатываю в видеосалоне.

Мисаки не смотрела в его сторону, а буравила взглядом многоэтажки на другом берегу канала.

— Простите, что солгал, — извинился Харуто, низко кланяясь.

Усталый вздох Мисаки пронзил ему сердце:

— Зачем хотя бы?

Он не придумал, что ответить. Даже не нашел в себе силы поднять голову под ее острым, точно иглы, взглядом. В конце концов Мисаки произнесла:

— Давайте пойдем по домам. — Поднялась и направилась в сторону станции. Харуто впился в уходящую спину глазами. Он знал, что видит ее в последний раз. Тут невыразимая паника подтолкнула его, и Харуто что было мочи крикнул Мисаки вслед:

— Я не хотел, чтобы вы во мне разочаровались!

Девушка остановилась.

— Когда я сказал, что работаю фотографом, у вас так загорелись глаза, и вы с таким вниманием меня выслушали! Я был на седьмом небе от счастья. Мне так захотелось хоть чуточку вам понравиться, что я наплел с три короба! Я сгорал от стыда! Хотел объясниться и попросить прощения. Но никак не мог набраться духу. Если бы я признался, что у меня нет постоянной работы, вы бы тут же перестали со мной общаться… И я не смог остановиться!

Теперь он выложил ей все как на духу. Теперь она поймет…

— Чего?! — на полпарка крикнула она, разворачиваясь обратно к Харуто. Брови девушки уползли на лоб. — Вы, значит, хотите сказать, что я из тех, кто судит человека по профессии?! И слушала вас только потому, что вы назвались фотографом?!

Харуто ни разу не видел, чтобы ее прелестное личико искажалось таким гневом. Он пролепетал, отступая:

— Н-нет, что вы!

А Мисаки, испепеляя его взглядом, топала прямо на него.

— А вот и да! Хорошо, не спорю, я правда подумала: надо же, фотограф, классно! Да, подумала! Да, из-за профессии! Но, знаете, не потерплю, чтобы меня в этом обвиняли!

— П-простите!

— Нет уж, это вы простите! А все-таки нельзя бросать мечту, пока не испробовали все средства! Сами сказали, что верили в свой талант! Зачем бросили фотографию? Дурак, что ли?!

— Простите…

— Хватит извиняться! Лучше б взяли себя в руки! Вдруг получилось бы?!

— А?

— А вы просто бросили! Как так-то? Хватит мяться! Если бредили фотографией, то и продолжали бы! Не надо сразу отступаться!

— Т-то есть, вы считаете, у меня правда талант?

— Чего?

— И желаете, чтобы у меня все получилось?

— Я вроде ничего не желала?

— Спасибо огромное! — воскликнул Харуто, хватая ее за руки, и Мисаки по-кошачьи подпрыгнула. — Ой, п-простите!