— Я решила начать новую жизнь. Мэкки-трудоголика больше не существует.

— А какой будет новая Мэкки?

— Новая Мэкки будет больше проводить времени с тобой и Эшли.

— У тебя сегодня что-то случилось? — с тревогой спросил Гордон.

— Встретила Брюса, — спокойно ответила она.

— Невероятно!

— Но именно так и было. Он выходил из ресторана, а я входила. За те две минуты, что мы перебросились словами… будто что-то… нет, мне трудно объяснить это. — Мэкки откинулась назад и стала рассматривать свой бокал. — Мне тяжело сейчас об этом говорить, но в последний год моего замужества у меня должен был появиться ребенок. Мы не планировали обзавестись малышом, и мне было очень неприятно сообщать об этом Брюсу. Два следующих месяца он постоянно упрекал меня, что я забеременела по собственной глупости, и вбивал мне в голову, что я буду плохой матерью. Его послушать, так мне самой нужна няня, чтобы приглядывать за мной, как за ребенком. — Мэкки умолкла, ей трудно было говорить. — И после того, как у меня произошел выкидыш, он все время повторял, что это перст Божий, так как мы не способны быть хорошими родителями. Это относилось главным образом ко мне, поскольку у меня, по мнению Брюса, было слишком много недостатков, несовместимых с ролью матери.

— И ты ему верила? Я с трудом представляю тебя неуверенной, растерянной и не способной защитить себя.

Она печально вздохнула:

— После всего случившегося я впала в глубокую депрессию, поверив словам Брюса, что материнство — не мой удел. А когда познакомилась с тобой и Эшли, то словно прозрела и вдруг почувствовала, что все мои страхи улетучились сами собой.

— О, Мэкки! — воскликнул Гордон и взял ее за руку.

— Когда-то я решила посвятить себя работе, отдавая ей все силы. Но теперь, узнав тебя и Эшли, поняла, как обкрадываю себя.

Гордон увидел, как одинокая слеза медленно ползет по ее щеке. Он вытер эту слезу и нежно поцеловал Мэкки, вложив в свой поцелуй целительную силу любви.

— Когда я впервые взяла Эшли на руки, во мне словно что-то пробудилось, что-то такое, о чем до встречи с ней я даже не подозревала. Я полюбила эту крошку. — Малышка, услышав свое имя, посмотрела на Мэкки, и та послала ей воздушный поцелуй.

— А ее папу? — лукаво спросил Гордон.

— Ее папу я тоже люблю, — проговорила Мэкки и поцеловала Гордона в щеку.

— Слава тебе, Господи! — воскликнул Гордон. — Наконец-то! Знаешь, мы с Эшли просто сходим по тебе с ума. Мы очень боялись, что ты предпочтешь нам работу.

— Вообще-то влюбляться в тебя не входило в мои планы. Я даже боролась с этим внезапно нахлынувшим чувством, — призналась Мэкки.

— Знаю. Я тоже сначала боролся, но потом понял, что это мне не под силу. Любовь — всепобеждающее чувство, и никто не знает, как она возникает. Но оставим эти вопросы для ученых. Я тоже люблю тебя, Мэкки, и моя любовь к тебе не ослабеет, что бы ни случилось. Это может показаться странным, но мы отлично подходим друг другу.

— Я совершенно с тобой согласна, Гордон! — воскликнула она.

— Я очень рад, что наши взгляды совпадают, ведь мне хочется, чтобы ты стала моей женой, дорогая Мэкки! Ты согласна стать мамой Эшли? Согласна подарить ей братика или сестричку? Или и то и другое вместе?

Хотя сердце Мэкки ликовало от неописуемой радости, она отдавала себе отчет, что все не так просто.

— Ты в самом деле веришь в меня?

— Да, вне всякого сомнения. Мое намерение разделить воспитание Эшли с тобой говорит о серьезности моего предложения.

— А если я не смогу подарить Эшли ни брата, ни сестру? Не забывай, что я потеряла своего первенца. Вдруг я бесплодна?

— Это еще ничего не значит. Многие женщины оказываются в такой же ситуации, как ты, но потом спокойно рожают. Но даже если у тебя не будет детей, ты должна помнить, что я люблю тебя такой, какая ты есть. Ты, я и Эшли — по-моему, этого уже достаточно для счастья.

— А как же моя работа? — Хотя работа уже не была у Мэкки на первом месте, она не может просто сидеть дома. Гордон должен помнить об этом.

— Ах, да! — воскликнул он и улыбнулся. — Кто-то хочет остаться юристом! Конечно, продолжай помогать попавшим в беду женщинам, но в то же время не забывай и о своей семье. Удается же тебе сейчас совмещать работу в твоей конторе и нас!

— Забота о семье всегда будет у меня на первом месте. Вы с Эшли — самое дорогое, что у меня есть.

— Тогда ответь: ты согласна стать моей женой и мамой Эшли?

Не успела Мэкки ответить, как малышка поднялась с коврика и подошла к ней, протягивая свой пальчик:

— Бо-бо. Киса плохая.

— Иди, я тебя пожалею, дорогая моя. — Мэкки подняла девочку и посадила между собой и Гордоном.

— Могу я расценивать эти слова как твое согласие влиться в нашу семью? — спросил он.

— Да, дорогой, — ответила Мэкки с улыбкой.

Эпилог

Шестилетняя Эшли Гэллоуэй стояла у детской кроватки и посылала воздушные поцелуи своей двухмесячной сестренке:

— Улыбнись своей сестре, Оливия.

Их трехлетний брат, Джек, встав на цыпочки, чтобы лучше видеть младенца, допытывался:

— Эш, почему она не смеется?

Гордон, обняв жену за плечи, подвел ее к кроватке:

— Встань рядом с детьми, Мэкки. Я хочу сфотографировать вас. Эта фотография будет стоять у меня на письменном столе.

— О, с удовольствием, но сначала я должна привести себя в порядок, — сказала Мэкки, жестом давая понять, что ей надо хотя бы причесаться.

— Ты выглядишь великолепно, но не буду спорить, — Гордон, положив фотоаппарат на стол, погладил Мэкки по плечу.

Она шлепнула его по руке:

— Перестань, здесь же дети!

Гордон улыбнулся и поставил Джека и Эшли лицом к себе.

— Так, хорошо. Какие у вас славные мордашки! — похвалил их отец.

— Мама, папа назвал нас мордашками. Мы что, похожи на собачек? — обиженно сказала Эшли. Она только что начала ходить в первый класс, а Джек — в детский сад.

— Это просто ласковое обращение, Эшли.

— А что оно означает? — спросил Джек.

— Я объясню вам в машине, — торопливо ответил Гордон. — Мы опаздываем, собирайтесь быстрее.

Когда они ушли, Мэкки покормила малышку и переоделась. В час у нее встреча с клиенткой. Мэкки больше не служила в той фирме, где познакомилась с Гордоном. Теперь она работала на общественных началах в Центре по проблемам семьи, консультируя по правовым вопросам. Гибкий график работы позволял ей отдавать львиную долю времени своей семье.

Гордон продолжал работать в университете на правах внештатного сотрудника, так что его вторая книга о Второй мировой войне была написана дома — в гостиной и в кабинете. Как и первая, она интересовала только специалистов, и Мэкки в шутку посоветовала мужу делать в своих книгах лирические отступления с описанием любовных сцен.

Теперь Гордон приступил к созданию художественного произведения.

— Это будет роман о войне, — сообщил он Мэкки. — Я прислушался к твоим советам — в романе будет много любовных сцен, — добавил он с улыбкой.

Однако главным в их жизни оставалась семья. Мэкки нравилось заниматься детьми и домом, и Гордон без устали повторял, что она — самая замечательная жена и мать. Ну что ж, ему виднее.

Она разговаривала по телефону, когда открылась дверь и вошел Гордон.

— Звонила новая клиентка, у нее в семье сложная ситуация. Она просила принять ее завтра, — сказала ему Мэкки, вешая трубку. — Нам придется пересмотреть наши планы.

— Жаль. Как раз на завтра я наметил кое-что очень важное.

— Да? И что же? — поинтересовалась Мэкки.

— Я же говорю — важное. — Он заключил ее в объятия и приподнял над полом. — Предлагаю перенести все задуманное на сегодня, — сказал он и поцеловал ее. — Знаешь, мне пришла в голову потрясающая мысль…

— Какая же?

— Не подняться ли нам в нашу спальню?