Глава 2

Глория, одетая в те же голубые джинсы и легкую тенниску, что были на ней в ту злосчастную пятницу, сидела на краю больничной койки, ожидая мужа. Документы на выписку медсестра ей вручила час назад. В сотый раз она выглядывала в окно: яркое солнце окрашивало унылое больничное здание розовым румянцем, и его тепло не могло согреть застывшее от горя сердце несчастной женщины.

Чейз влетел в комнату, на ходу извиняясь за опоздание.

— Прости, дорогая, у нас с Мэгги было срочное дело, которое не следовало откладывать в долгий ящик. — Он нахмурился. — В бизнесе быстрота и эффективность — основные условия успеха.

Так ли это, с сомнением подумала она, уже сидя в комфортабельной машине Чейза, когда он выезжал из больничных ворот.

— Мэгги договорилась с Софи, что следующую пару недель та будет приходить каждый день. — Он бросил на нее быстрый осторожный взгляд. Я хочу, чтобы ты вообще ничего не делала, пока полностью не оправишься.

Кажется, с некоторых пор Мэгги играет роль злого духа в моей жизни, с горечью заметила про себя Глория и, не удержавшись от язвительной реплики, сказала:

— Ей не стоило беспокоиться. От чего я должна оправиться? В конце концов перенесла всего-навсего выкидыш, а не ампутацию. И чем быстрее я вернусь к работе, тем будет лучше для меня.

Глория старалась быть сдержанной, но у нее это плохо получалось. Приходилось выбирать — или гнев, или слезы, а она уже наплакалась чуть ли не на всю оставшуюся жизнь.

— Глория, малыш! Мэгги всего лишь попыталась как-то компенсировать свою забывчивость. Ты в шоке, тебе нужно…

— Чейз, — отрезала она, — я знаю, что мне нужно: поскорее прийти в норму. И пожалуйста, оставим эту тему.

Ох, до чего же ей хотелось, чтобы пылкая Мэгги растаяла, как клубы дыма…

Машина резко затормозила у входа в их собственное крыло здания. Чейз повернулся к ней и с тревогой посмотрел на бледное лицо жены.

— Ты нуждаешься в отдыхе.

Прежде чем она успела возразить, он помог выйти ей из машины, поднял на руки и аккуратно отнес в их спальню на втором этаже, где бережно положил на кровать.

— Доктор предупреждал меня, чтобы я был готов к резким сменам твоего настроения, дорогая. Можешь сколько угодно сетовать, но делать будешь то, что я скажу, — грубовато распорядился он и, наклонившись, мягко коснулся губами ее лба. — Тебе что-нибудь нужно?

Ребенка обратно… Но эти слова замерли в ней еще тогда, когда она, пережив несчастье, откинулась на подушку, вялая и безжизненная. Легкий вздох слетел с ее губ.

— Нет, спасибо. Попозже я спущусь к тебе.

— Вот и умница. — Муж выпрямился, сочувственно улыбаясь ей. — У нас обязательно будут дети, Глория, ведь еще вся жизнь впереди.

Она слабо улыбнулась в ответ и с облегчением вздохнула после его ухода.

Софи, храни ее, Господь, разбудила ее, преисполненная сочувствия, с чашкой чая в руках, и сообщила, что обед почти готов. Глория мягко улыбнулась маленькой седовласой женщине, которая с незапамятных времен служила приходящей работницей в Форест Мэнор.

— Похоже, что в этом доме мне ничего не светит, правда, Софи? Здесь умерла моя мать, потом отец, а теперь мой ребенок. Может быть, если бы я осталась в Лондоне и не возвратилась сюда, то не потеряла бы своего малыша.

— Не говорите глупостей, — отрезала Софи. — Потеря ребенка не имеет никакого отношения к месту жительства. Вы просто хватаетесь за соломинку, дитя мое. А теперь вставайте, одевайтесь и спускайтесь вниз — приглядывать за своим муженьком. Вы же не хотите, чтобы эта черноглазая ведьма прибрала его к рукам.

Молодая женщина смутилась. Мнение Софи о личной секретарше Чейза хорошо совпадало с ее собственным. Это высокая, интересная и блестящая деловая женщина, от которой Глорию в дрожь бросало, имела явные виды на Чейза. И хотя муж отрицал всякую связь между ними, Глория как ни старалась, не верила ему.

Через полчаса она сидела за обеденным столом с мужем, и Мэгги и без всякого аппетита машинально поглощала еду, лежащую на тарелке. Хотя Чейз изо всех сил старался поддержать разговор, Глории не удавалось извлечь из себя ничего, кроме односложных ответов. Потеряв всякую надежду разговорить жену, Чейз с Мэгги начали обсуждать строительство какого-то дома, к которому Чейз имел отношение, и ее наконец оставили в покое. Мэгги, будто забыв о присутствии Глории за столом, стала совершенно откровенной.

— Я считаю, Чейз, если вы хотите, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, вам уже завтра следует быть в Лондоне. Переговоры по телефону, на мой взгляд, ничего не дадут.

— Не сейчас, Мэгги, — оборвал ее Чейз, бросив встревоженный взгляд на Глорию, и, повернувшись к ней, нежно добавил — Я никуда не поеду. Не беспокойся, дорогая.

— Напрасно, Чейз! — умоляюще сказала молодая женщина, чувствуя, что атмосфера за столом становится напряженной, и совершенно не понимая, о чем идет речь. Но в данный момент ее это мало заботило. — Мне вообще-то хотелось некоторое время побыть одной, я бы даже отказалась от присутствия Софи, но… Одним словом, если ты нужен в Лондоне, я думаю, тебе надо ехать.

— Ни за что! — Он перегнулся через стол и осторожно взял ее за руку. — Я нужен тебе.

Пылкость его взгляда чуть не заставила Глорию пойти на попятную. Губы ее задрожали, но, собравшись с духом, она высвободила руку.

— Я бы предпочла, чтобы ты поехал, правда, Чейз.

— Что ж, решено, — выдохнула Мэгги. — Вы чересчур опекаете жену, Чейз. Я вернусь в Лондон после обеда и подготовлю завтрашнюю встречу.

Чейз с сомнением взглянул на жену.

— Но ведь ты перенесла психологическую травму, и я уверен, что тебе нужна моя поддержка…

Она немного запоздала, с горечью подумала Глория. Он до сих пор даже не упомянул об их ребенке. Интересно, знал ли он, что это был мальчик? Ей трудно было понять себя, но она с каким-то тупым упрямством пыталась избавиться от присутствия окружавших ее людей.

Глория посмотрела на серьезное и растерянное лицо мужа, и ей вдруг безумно захотелось прильнуть к нему и попросить остаться, обнять и утешить ее, но где-то в глубине души она болезненно чувствовала себя виноватой. Она сама во всем виновата и потому не заслужила нежной заботы со стороны мужа: она не оправдала его ожиданий, не выполнила предназначения женщины, жены. И чтобы компенсировать все это, ей по крайней мере не следовало становиться на пути развития его бизнеса. Она бросила взгляд на Мэгги и заметила отблеск нетерпения в ее глазах.

— В самом деле, Чейз, у Глории был всего лишь выкидыш. С женщинами такое случается повседневно, и они это превозмогают. Нет худа без добра — в ближайшие несколько месяцев мы будем страшно заняты, и вы все равно не смогли бы уделять ребенку достаточно времени. Вот на следующий год вы будете гораздо свободнее.

Глория не могла поверить своим ушам: неужели Мэгги столь бесчувственна, но в то же время она уловила в глазах мужа отблеск чего-то очень похожего на облегчение, прежде чем тот взорвался:

— Ради Бога, Мэгги, держи свое проклятое мнение при себе! — свирепо зарычал он. — Неужели ты не видишь, что расстраиваешь Глорию? Как ты можешь так рассуждать? Ведь это был мой ребенок…

— Прости-ите, — протянула Мэгги, отодвигая свой стул и выходя из-за стола. — Если возвращаться в Лондон сегодня, то я должна выезжать сейчас. Позвоните мне попозже домой и сообщите, что решили.

С этим она вышла из комнаты.

— Мне очень жаль, Глория. Не обращай на нее внимания, малыш. Она замечательный секретарь, но дом и семья для нее ничего не значат. Ее ничего не занимает в этой жизни, кроме бизнеса… Пойдем, я отведу тебя наверх.

— Спасибо, я и сама доберусь.

— Я знаю, дорогая, но позволь мне, а?

Подняв Глорию на ноги, он повернул ее к себе и нежно, как ребенка, обнял ее.

— Я терпеть не могу чувствовать себя беспомощным, Глория, а потеря нашего первенца «выбила меня из седла».

Она почувствовала слезы на глазах. Чейз так же подавлен горем, как и я, подумала она, без возражений дав ему отнести себя обратно в спальню.

Он осторожно позволил ей соскользнуть вниз и крепко прижал к себе на мгновение. Глория уронила голову к нему на грудь, почувствовала ровное биение его сердца, и это странным образом успокоило ее.

— Я всегда буду с тобой, дорогая, и ты это знаешь, не правда ли?

Она подняла голову.

— Да. Да, я знаю, но Мэгги права. Со мной все будет хорошо, а тебя ждет бизнес в Лондоне, пожалуйста, поезжай. — И, заставив себя улыбнуться, она пошутила: — В конце концов, ты будешь в пределах досягаемости телефонных звонков, и конечно, британская телефонная компания сумеет нас связать между собой.

— Ш-ш, милая, я еще никуда не уезжаю.

Его темноволосая голова склонилась к ней, и знакомые губы накрыли ее рот в нежном поцелуе.

— Все будет хорошо, — пробормотал он. — А сейчас ложись в постель и отдохни. Я приду попозже.

Глория отвернулась и, сбросив одежду, направилась в ванную. Все будет хорошо. Так сказал Чейз… Но почему-то впервые со дня замужества она не была в этом абсолютно уверена.

Через пару часов Глория очнулась от легкой, беспокойной дремоты и увидела совершенно голого мужа, выходящего из ванной. Она с неприязнью оглядела великолепную фигуру Чейза и вдруг подумала, что и ее сын, если бы он был жив, мог бы иметь такое же совершенное тело…

Когда Чейз скользнул в постель рядом с ней и обнял ее, она не сопротивлялась, поскольку нуждалась в его крепких и, как ей казалось, спасительных объятиях. Но внезапно, с чувством, близким к отвращению, она осознала, что он слишком пылко прижимает ее к своему горячему телу, а его сильные ноги в сексуальном возбуждении машинально раздвигают ее нежные бедра. Она быстро оттолкнула его, сердито фыркнув:

— Боже мой, Чейз! Как ты можешь?

— Малыш, я ничего не хотел делать, только приласкаться, но ты ведь знаешь, как на меня действуешь. Даже если ты не смотришь на меня, не улыбаешься, не обращаешь внимания, мое тело реагирует на одно твое присутствие… а тут еще несколько одиноких ночей, — жалобно пробормотал он. — Ладно, лежи тихо, и я скоро успокоюсь.

Она повернула свою маленькую головку: его темные глаза горели, и в них светился чувственный, дразнящий огонек.

— Если, конечно, ты хочешь, чтобы я успокоился, — хрипло произнес он, целуя ее нежно приоткрытые губы.

Она прекрасно понимала, что он имел в виду: пока она не забеременела, они наслаждались полноценными сексуальными отношениями. Он научил ее всем тонкостям любовных игр. Она знала, как удовлетворить его, но в нынешних обстоятельствах даже мысль об этом была отвратительна. Высвободившись из его объятий, она отодвинулась на край кровати.

— О Господи! Неужели ты не можешь хоть однажды умерить свой пыл? Извини, но ты мне противен.

Глория почувствовала, как он напрягся и застыл от ее слов, но ее не беспокоило, что она унижает его.

— Я только дразнился, малыш, пытаясь подбодрить тебя. Мне так же тяжело, как и тебе, дорогая, и я, пожалуй, впервые не знаю, как с этим бороться.

— Попробуй воспользоваться запасной спальней, — бросила она. — Я хочу спать спокойно.

— Ты действительно этого хочешь? — Он сел в кровати, схватил ее за плечи и буквально пригвоздил к постели. — Если так, ты ведь знаешь, что я сделаю все, что ты захочешь, лишь бы тебе было легче.

Боже, с каким бы наслаждением заснула она в его объятиях, положив голову ему на грудь, с какой бы радостью слушала, когда бы он говорил ей, как сильно любит ее, и что она не виновата в смерти ребенка… Но Глория ничего не могла ему сказать. Вместо этого она поглядела в его смущенные глаза и тихим, сдавленным голосом сказала:

— Да, я бы предпочла побыть одна, если не возражаешь.

Она заметила на его лице гримасу боль, но он тут же овладел собой.

— Доктор Белл сказал, что тебе надо во всем потакать, так что я готов.

Его голова опять склонилась над ней. Она поняла, что он собирается поцеловать ее, и нарочно отвернулась, так что его губы лишь коснулись ее щеки.

— Спокойной ночи, дорогая, — мягко сказал он.

Она почувствовала, как он встал с кровати, и через несколько секунд дверь в комнату с легким стуком затворилась.

Что она сделала? И зачем? Ей самой было непонятно. Как одиноко было ей без Чейза с их огромной кровати! Что происходит с ней? Она не могла объяснить собственные действия, и слезы медленно потекли по ее щекам…

Следующие несколько недель Глория, похоже, прожила в собственном мире. Со стороны казалось, что все было нормально, но потерянная от горя женщина словно оцепенела, преследуемая постоянным чувством своей вины в гибели ребенка. Даже Чейзу не удавалось достучаться до нее.

В первый же день после возвращения из больницы Чейз был очень внимателен к ней и даже отказался от поездки в Лондон. Однажды вечером, пытаясь подбодрить ее, он настоял, чтобы они отправились вместе обедать. Они пообедали в Йорке, на Грейплейн, 19,— в том самом ресторане, где когда-то вместе впервые чудесно провели время, но изысканные блюда теперь казались ей невкусными, и она с облегчением вздохнула, когда Чейз наконец предложил вернуться домой.

Вечером, когда она натягивала через голову прелестную ночную рубашку из сатина, отороченную нежными кружевами, в спальню вошел Чейз. Глория подняла голову и с удивлением посмотрела на него. Он стоял, свежий после душа, слегка раздвинув красивые, мускулистые ноги, его смуглое тело было обнажено, кроме узкой полоски полотенца вокруг бедер. Всем своим видом он воплощал женский идеал любовника, но Глория усмотрела в этом лишь угрозу своей отчужденности. Она настороженно наблюдала, как он осторожно обошел вокруг кровати и встал перед ней. Взглянув на нее, Чейз взял ее за плечи и нежно привлек к себе.

— Глория, нам надо поговорить. Ты уже очень долго спишь одна, и меня пугает, что это может войти в привычку. — Она напряглась в его руках. — Не пойми меня неправильно, милая. Я хорошо понимаю, что еще рано заниматься любовью, но…

— Какая чуткость, — огрызнулась она.

— Доверься мне, малыш, ведь ты не хуже меня знаешь, что раздельные спальни — не решение проблемы. Тебе нужны забота и утешение.

Он крепче прижал ее к себе.

— Не сейчас, — непреклонно сказала она и почувствовала, как кольцо его рук ослабло.

— Но когда же, Глория? Ты теперь почти не разговариваешь.

— Неправда, пару часов я сегодня работала, принимая новых гостей, и как ты понимаешь, мне пришлось много общаться, отвечая на многочисленные вопросы, которые посыпались на меня.

Так оно и было. Чейз был занят у себя в кабинете, а ей пришлось побегать, когда приехали туристы из Франции. Некоторое время она с энтузиазмом работала, забыв про несчастье, обрушившееся на нее в последнее время.

— Значит, ты можешь разговаривать с иностранцами, но не со своим мужем? — разочарованно спросил он. — Ради Бога, Глория, что с тобой? Ты должна как-то с этим покончить.

Его пальцы впились в ее тело, и она вздрогнула, слегка откинув голову. В темных глазах мужа она уловила пугающее искры гнева, но Чейз быстро взял себя в руки.

— Глория, то, что случилось с нами, — это тяжелое испытание для двоих, но мы должны постараться забыть прошлое и жить настоящим, ведь жизнь не стоит на месте. Когда я впервые встретил тебя, ты покорила меня не только своей красотой и сексуальностью маленького тела, — он восхищенно неторопливо оглядел ее с головы до ног, — но в тебе была такая страстная жажда жизни… Пожалуйста, не позволяй неудаче разбить всю твою жизнь! Я хочу, чтобы моя жена стала такой, как была. Умоляю, постарайся, чтобы мы как можно скорее вернулись к нормальной жизни.

— Если то, что ты говоришь, правда, — холодно возразила она, замечая, что он нежно ласкается о тонкую ткань ее ночной рубашки, — то я полагаю, что тебе следует завтра же вернуться в Лондон. В конце концов, последние пару месяцев ты всю неделю работал в городе, возвращаясь домой только на уик-энд. Пожалуй, это и есть для нас нормальная жизнь.

Она равнодушно встретила пристальный отчаянный взгляд Чейза и вдруг почувствовала, что он весь сжался, как от сильного удара. Почему-то ей подумалось, что он сейчас скажет ей, что она нужна ему, что он не мыслит себе жизни без нее, что она постоянно должна быть рядом с ним, но вместо этого муж, слегка вздохнув, взял ее лицо в ладони и тихо сказал:

— Ладно, как хочешь, дорогая.

И, крепко держа ее голову, он прильнул к ее губам твердым, хозяйским поцелуем. Затем резко выпрямился.

— Бог знает, нужен ли я бизнесу, если даже не нужен тебе. — И он ушел, сгорбив широкие плечи под тяжестью поражения.

После этого разговора Чейз вернулся в свою лондонскую квартиру и главный офис, а Глория погрузилась в повседневную рутину: каждый день она несколько часов работала в приемной отеля Форест Мэнор, ожидая возвращения мужа домой на уик-энд.

Чейз, аккуратно приезжая по выходным, вывозил ее обедать. Иногда они ходили в театр в Йорке, и однажды он даже настоял, чтобы они провели целый день в замке Говард, но ничего не могло пробудить ее от летаргического сна, и раздельные спальни по-прежнему как преграда оставались между ними…

Софи невольно подливала масло в огонь, предупреждая, чтобы не была наивной и не оставляла мужа на всю неделю наедине с красоткой Мэгги, ведь так и беду накликать недолго! Но Глория ничего не хотела слышать. Если Чейз и спит с Мэгги, то это не более того, что она всегда подозревала, сказала она себе и отказалась считать это чем-то ненормальным. После всего, что ей пришлось пережить, Глория старалась вести себя потише. Она страдала, закутавшись в свое горе, как в саван.

Глория медленно открыла глаза и перевернулась на другой бок в широкой постели, ощутив на мгновение что-то вроде сожаления о том, что рядом с ней не было Чейза. Она глубоко вздохнула и, отбросив с лица пряди огненно-рыжих волос, потянулась, села и осмотрелась кругом. Несколько месяцев назад, когда только закончилась реконструкция дома, эта комната была предметом ее радости и гордости: она сама подбирала отделку нежного кремово-персикового тона, которая не казалась бы слишком женственной в сочетании с тяжелой антикварной мебелью красного дерева.

Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь окно, заливали комнату ярким светом. Стоял великолепный летний день, и она вспомнила, что сегодня среда, день осмотра у доктора Белла. Боже! Нынче же первая годовщина ее бракосочетания.

Доктор Белл, едва только взглянул на нее, потребовал объяснить, что с ней происходит. Глория не сдержалась и выложила ему всю правду: свою вину в потере ребенка, отвращение к сексу, даже подозрения насчет романа Чейза с Мегги. Через три часа, получив массу добрых советов типа «постарайтесь отдохнуть», Глория уже сидела в дневном поезде, идущем в Лондон, к Чейзу.

За окном вагона мелькал сельский пейзаж, похожий на лоскутное одеяло, и молодая женщина чувствовала себя так, словно пробудилась от долгого кошмарного сна. Славный доктор Белл все ей объяснил: она страдала от гормональной депрессии, а потеря ребенка и переживания, связанные с несчастьем, ухудшили ее состояние и склоняли к подозрениям, иррациональным поступкам… Но когда доктор убедил ее, что все это — обычная реакция на выкидыш, она вдруг почувствовала себя окрепшей и помолодевшей.