— Один раз, и притом из Бахрейна. Бедная женщина решила, что тебя похитили белые работорговцы. — Его взгляд нагло и дерзко оценивал ее. — За тебя дали бы хорошую сумму, это точно.

Сомневаюсь, подумала Глория и весело улыбнулась, представив, что Чейз мог быть кем угодно, но только не работорговцем. А что касается Софи, то старушка, наверное, так и решила. Дело в том, что Глория, не желая открывать своего местопребывания, попросила отправить письмо одного отъезжающего арабского гостя. По всей видимости, он выполнил ее просьбу, когда вернулся домой. Конечно, она сожалела, что не имеет связи с Софи, но ей не хотелось вспоминать свою прежнюю жизнь в Форест Мэнор — это было слишком мучительно для нее.

— Итак, ты считаешь это забавным? — холодно спросил Чейз. — Ты никогда не думала, что мы можем беспокоиться о тебе? Я ведь был и до сих пор остаюсь твоим мужем, и я отвечаю за тебя.

— Надеюсь, ты успокоил Софи, — бросила она и попыталась ускользнуть, когда до нее вдруг дошел настоящий смысл его слов. У него хватает смелости ставить их разрыв ей в вину! — Ты всегда умел ловко обращаться с женщинами, — саркастически промолвила она, в то время как он грубо притянул ее к себе и глаза его сузились от гнева.

— Какая же ты дрянь! — Ярость исказила его черты лица так, что Глория не на шутку испугалась. — Тебе наплевать, тебе действительно наплевать на всех, кроме себя!

— Говорил горшку котелок: уж больно ты черен, дружок! — огрызнулась Глория.

— Ну уж нет, — угрожающе ответил Чейз. — Ты врываешься в лондонскую квартиру, соглашаешься на нашу сделку и, прежде чем я успеваю открыть шампанское, удираешь, небрежно бросив, что едешь на отдых и больше не желаешь меня видеть. — Свободной рукой он ухватил прядь ее волос и начал накручивать ее на палец. — Ты очень красивая женщина, Глория, но ты умеешь воткнуть нож в спину человека. Это был мастерский удар — оставить в холле маленький подарок к годовщине свадьбы…

— Извини, что не нашла ничего получше, — пробормотала она. — У меня тогда просто было мало денег.

Она была удивлена тем, что он вообще заметил подарок, будучи занят своей новой любовью.

— О, я правильно воспринял твое послание. Оставь бедному простаку подарок, и он не станет беспокоиться. В конце концов, ты никак не могла оправиться от потери нашего ребенка, и я должен был позволить тебе отдых, даже если он был так поспешно организован. Я позвонил твоему драгоценному доктору Беллу, и он, конечно, был всецело на стороне маленькой женушки. Бесспорно, тебе следовало отдохнуть, и он сам предложил тебе куда-нибудь поехать, а что до твоего нежелания видеть меня, то он заверил, что ты так не думаешь, что это из-за твоей депрессии, и так далее и тому подобное, — цинично протянул Чейз. — А через неделю, когда я начал тебя искать, было уже поздно — ты бесследно исчезла.

— Я поражена тем, что при тех обстоятельствах ты еще обо мне беспокоился, — ядовито вставила Глория, с трудом веря, что Чейз пытался искать ее. Зачем? Вряд ли она могла неверно понять то, что увидела и услышала в тот день в их квартире. Неужели?.. Нет. Она с сомнением покачала головой.

— Это глупо, но я все время находился под впечатлением, что ты все еще в депрессии и, наверное, нуждаешься во мне. Ты переоценила свои силы, Глория, и не настолько умна, как тебе кажется. Ты больше никогда меня не одурачишь и не удерешь от меня, это я тебе обещаю.

— Ах, я прямо прыгаю от восторга, — парировала она, — особенно зная, как ты умеешь держать слово. — Имея в виду нарушенный им брачный обет, она хотела побольше уязвить его. — С моим паспортом я могла бы через несколько недель быть дома, свободная и богатая.

Она презирала себя за то, что он затащил ее в свою постель, и сейчас Глория ненавидела свое предательское тело, которое трепетало от его прикосновений.

Чейз гордо поднял голову.

— Ты, конечно, не могла не напомнить мне об этом. Но теперь все будет по-другому. У меня хватит денег, чтобы прожить сто жизней, чтобы удовлетворить даже тебя, и, Бог даст, я сумею убедиться, что и ты расплатишься со мною сполна, дорогая, — с иронией заметил он. — После сегодняшнего утра мне не кажется, что наше примирение тебе не по душе.

Она в испуге уставилась на него. Дыхание стало прерывистым, а ноги начали подкашиваться.

— Нет, ты этого не сделаешь! — отчаянно крикнула Глория.

— Сделаю, — прошипел Чейз. — Я могу делать с тобой все, что захочу, моя менее чем любящая жена.

— Ненавижу тебя! — Она попыталась вывернуться, когда он сильно обнял ее, колотя его куда попало сжатым кулачком.

— Что ж, я дам тебе повод, — резко сказал он и так прижался к ее рту своими твердыми губами, что ей стало больно. У нее закружилась голова, и она покорно уступила его свирепому натиску. Вдруг Чейз резко отстранился от нее.

— Что за черт, Мария? — проворчал он, и Глория, стараясь успокоиться, глубоко вздохнула.

Тяжело дыша, она опустилась на кушетку. Трясущимися пальцами ощупала свои распухшие губы. Чейз взглянул на нее и нахмурил брови, заметив ее жест.

— Ты не сможешь снова так легко выкинуть меня из своей жизни, не забывай об этом, — грубо констатировал он и, повернувшись, направился туда, где Мария накрывала на стол. Глория слышала, как он сказал — Подождите с едой пятнадцать минут, Мария, — и скрылся в доме.

Вернувшись на террасу пять минут спустя и распорядившись подавать обед, он кратко скомандовал ей:

— Садись и ешь.

Чейз подвинул ей стул, и Глория последовала приглашению. Он успел переодеться в темные летние брюки и белую рубашку и выглядел холодным и несколько отчужденным, что вполне устраивало Глорию, не имевшую ни малейшего желания разговаривать. Она все еще не остыла от их последней схватки. Обед проходил в полном молчании. Глория не смотрела на человека, сидящего напротив. Она потягивала вино из бокала и нехотя ковыряла макароны в своей тарелке.

— Еще вина? — неожиданно спросил Чейз.

— Нет, спасибо.

Он скользнул взглядом по ее лицу, затем поднял свой бокал и осушил его. Глория бросила на него ненавидящий взгляд. Черт бы его побрал! Он был так спокоен, так уверен в своей дьявольской способности заставлять всех повиноваться ему. Неужели этой торжествующей наглости нечего противопоставить? Она сделала небольшой глоток вина.

— Скажи, Чейз, ты долго собираешься пробыть в Италии? Мне помнится, у тебя никогда не было времени праздно проводить дни, на тебя не похоже сидеть без дела и нюхать розы.

Он аккуратно накрутил на вилку очередную порцию макарон, отправил ее в рот и начал медленно жевать, беззастенчиво рассматривая ее, причем особенно внимательно — глубокий вырез платья.

— Неделю, может быть — две. — Он томно прикрыл глаза густыми ресницами. — Разумеется, тебе нет нужды торопиться возвращаться в Англию, ведь ты не захочешь испортить мне отпуск, который я взял впервые за много лет? — Он зловеще ухмыльнулся и насмешливо добавил — Мой второй медовый месяц, если угодно.

— Мне не угодно, — отбрила она и, подняв свой бокал, выпила его до дна.

— Дорогая, хватит притворяться. — В его голосе зазвучали холодные нотки. — Мы попались в один и тот же капкан. Дикую страсть, которую оба ненавидим, мы не в силах преодолеть. — В его словах ей послышался оттенок горечи. — Ты — моя жена. Мы в одном из самых дивных мест на земле. — Он бросил взгляд на освещенный сад. — Забудь свои глупые обиды и наслаждайся жизнью.

— Глупые обиды? — Она чуть не задохнулась от этих слов. — По-твоему, можно так говорить, когда тебя насилуют, отбирают работу, калечат жизнь?!

— Я — твой муж, — тихо сказал он, и в его голосе зазвенел металл. — Насилие исключается. У меня на тебя все права, а что до твоей работы — рассматривай ее как стажировку. Теперь ты великолепно сможешь играть роль хозяйки перед многонациональной компанией деловых знакомых, которых я должен время от времени принимать. Тебе хватит работы в качестве личного общественного секретаря и матери моих детей.

Общественный секретарь? Что за бред…

— А разве это не заденет твою верную Мэгги? — насмешливо спросила она, пряча боль, которую причинило ей упоминание слова «мать».

— Неужели ты ревнуешь, дорогая?

— Это тебе снится, — фыркнула она.

— У Мэгги блестящие деловые качества, но она терпеть не может дураков. Она слишком откровенна для светской болтовни и в качестве хозяйки не… — Глаза Чейза весело вспыхнули. — А ты для этой роли идеальна. Твое воспитание как дочери дипломата научило тебя общаться с кем угодно. Твоя способность к языкам, опыт работы с богатой клиентурой в «Райском уголке» — все это превращает тебя в идеальную жену для человека моего положения.

— Я не знала, что насильники нуждаются в общественных секретарях, — язвительно бросила она.

То, что он говорил, было ужасно. Значит, Чейз будет продолжать обычные отношения с прекрасной Мэгги, в то время как Глория станет чуть больше чем хваленой домоправительницей и матерью его детей, выставляемой напоказ в качестве вежливой и гостеприимной маленькой женушки.

— Хватит! — Чейз швырнул салфетку на стол и, перегнувшись через него, схватил ее за руку. — Я не желаю больше слушать идиотских обвинений, Глория. Смирись с тем, что ты — моя жена.

— И что, у меня нет выбора? — угрюмо спросила она.

Чейз смерил ее непреклонным взглядом, а затем подчеркнуто вежливо ответил:

— Нет.

— Я все же так не думаю, — с горечью сказала молодая женщина.

— Предоставь мне думать за нас двоих. Сразу станет легче жить.

Нежные прикосновения его рук, томный блеск темных глаз и… гневные слова, готовые сорваться с губ, растаяли. Она лишь беспомощно вздохнула, когда он взял из ее рук бокал, ласково поцеловал каждый палец и крепко сплел со своими.

— Завтра начнем наш отпуск.

Чейз встал и поднял ее на ноги. Подойдя ближе, он обнял ее за плечи.

— Забудь прошлое, — попросил он.

— И наслаждаться отпуском? — усмехнулась Глория. — Я неважная актриса.

— Это не имеет значения. В постели тебе не надо притворяться, — хладнокровно заметил Чейз. — Я легко могу тебя завести, и мы оба это знаем.

Увы, это была правда, и она еще больше ненавидела его за это.

— Нет… — пролепетала она.

— Да… — передразнил он и нежно коснулся ее рта, до сих пор припухшего от его поцелуя. Она вздрогнула от этого прикосновения.

— Прости, если раньше сделал тебе больно, — пробормотал Чейз и улыбнулся, когда заметил ее невольный отклик.

Глория судорожно вздохнула, когда мягкая подушечка его пальца стала нежно ласкать ее губы, теребя их вверх-вниз. Она знала, что надо остановить его, прервать, но его ласка, его глубокий хрипловатый голос, романтическая атмосфера — все вокруг препятствовало здравому смыслу.

— У тебя дивные губы, разреши я их по-прежнему поцелую, — прошептал он.

Трепеща, она уже не могла больше сопротивляться. Да, Чейз был прав: они попали в капкан физического желания, которое вспыхивало между ними от малейшего взгляда, прикосновения, даже ничего не значащих слов. Она ненавидела это и ненавидела его, но не могла управлять собой: ее тело таяло в его объятиях.

— Я хорошо поел, но на десерт чертовски хочу тебя, — чуть слышно проговорил Чейз и без лишних слов поднял ее на руки и понес в дом…

Глава 8

— Ради Бога, Глория! Ты можешь поторопиться?

Она услышала крик Чейза через весь дом и, бросив последний взгляд на свое отражение в зеркале, поправила небрежно заколотые волосы, перебросила ремень сумочки через плечо и вылетела из комнаты. Сегодня они собрались в Помпею. Это он виноват, что я опаздываю, сердито подумала Глория. Вместо того чтобы предоставить Марии принести ей утренний кофе, он сделал это сам и, прежде чем она успела его допить, забрался к ней в постель. Ее губы распухли от поцелуев, а тело еще не остыло от его ласк, и все же ее раздражала необходимость покорно подчиняться…

Спускаясь по лестнице, она вздохнула. Чейз был загадкой. С первого вечера на вилле, когда он затащил ее в постель и предался любви, а потом покинул ее и ушел в свою спальню, она пыталась разгадать его. Но без особого успеха. Хотя, честно говоря, ей, в общем-то, не на что было жаловаться. Если не считать того факта, сухо возразила она сама себе, что ты потеряла работу и была изнасилована.

Когда Глория впервые узнала Чейза, она была юной и наивной. Сейчас она поздравила себя с тем, что стала достаточно зрелой и опытной, чтобы играть с ним по его правилам. Не было смысла отрицать взаимное сексуальное притяжение, и она понимала, что Чейз в той же степени заложник полыхающей между ними страсти, что и она сама. Ненависть, которую они испытывали друг к другу, придавала дополнительную остроту их чувствам, жгучее желание превращало занятие любовью в борьбу за обладание, постель — в поле битвы, которое Чейз всегда покидал победителем.

Глория снова вздохнула. «Занятие любовью» — неточный термин. Любовь не входила в их взаимоотношения. Похоть — да, бездумная, безудержная, животная какая-то, да, пожалуй, какой ярлык ни наклей, все будет неточно. Что ж, по крайней мере, она отдает себе отчет, что назвать это можно как угодно, но только не любовью. Иногда с последней вспышкой страсти, когда Чейз неприлично поспешно отодвигался от нее, словно в другом состоянии ему было противно касаться ее, Глория не могла не чувствовать его бессердечность и не сожалеть о том нежном, любящем мужчине, за которого когда-то выходила замуж.

— Глория! — услышала она его рычание и бросилась через холл ко входной двери.

Чейз стоял, нахмурившись, держа открытой дверцу своего черного «Бугатти». На нем были стальные шорты из морской парусины и бледно-голубая рубашка. Средиземноморское солнце перекалило его кожу до состояния полированной бронзы, и он всем своим видом олицетворял преуспевающего бизнесмена, собирающегося прекрасно провести время.

— Наконец изволили, мадам. Кто говорил, что в Помпею надо ехать утром, пока солнце не начало жечь? — поинтересовался он с плутовской ухмылкой.

Она отлично поняла ее смысл.

— А кто держал бедную девушку в постели, пока не прошел с ней весь свой грешный путь? — поддразнила она.

Медленная, сексуальная улыбка осветила его лицо.

— Один ноль в твою пользу. А теперь — в машину!

Это было похоже на волшебство. Чейз полностью расслабился и из холодного, замкнутого человека, которого Глория привыкла видеть в последнее время, превратился в милого спутника. Глория не задавала вопросов. Она была рада отдохнуть от постоянного напряжения, которое осложняло и без того непростые их отношения. Вздохнув, она села в машину, поправив на коленях голубое летнее платье, и решила радоваться жизни.

Поставив «Бугатти» на стоянку, Чейз помог Глории выйти из машины и, к ее удивлению, взял за руку. Посмеиваясь над туристами, навьюченными съемочной аппаратурой, они рука об руку прошли ко входу в античный город. Количество туристов все увеличивалось, ежеминутно подъезжали машины и автобусы, разноязыкий говор растекался в горячем утреннем воздухе.

Маленький, толстенький пожилой человек схватил Чейза за руку.

— Гид, сэр? Я, Луиджи, самый лучший!

Чейз свысока взглянул на него.

— Я не…

— Возьми его, — попросила Глория. — Я хоть и бывала здесь раньше, но мало что помню. Не хотелось бы упустить что-то важное.

Это было блестящее решение! Луиджи, ловко маневрируя, моментально протащил их сквозь толпу и вывел к античным воротам, через которые публика входила в древний город.

Чейз сжал Глории руку, и она вопросительно взглянула на него.

— Ты была права. — Он улыбнулся. — Луиджи стоит своих денег уже хотя бы потому, что провел нас без очереди.

— Стоп! — Гид поднял руку и встал прямо перед ними, привлекая к себе их внимание.

За следующие несколько часов этот маленький человечек ухитрился наполнить их головы таким количеством информации об античном городе, какое не уместилось бы ни в одном путеводителе.

— Прежде всего я напомню вам основные сведения, — авторитетно заявил Луиджи. — Первые упоминания о Помпее относятся к восьмому веку до нашей эры. Построенная у границы древнего лавового потока Везувия, в ста тридцати футах над уровнем моря вблизи устья реки Сарно, она веками служила центром торговли между северными и южными провинциями Италии. Многие пытались ее завоевать, но мало кому это удавалось. Однако в августе семьдесят девятого года нашей эры Везувий внезапно разразился ужасным извержением, затмившим солнце. На несчастных людей обрушились раскаленные докрасна вулканические бомбы, дома рушились, а когда выпал пепел, с жизнью в городе было покончено. Веками это место считалось проклятым, и прошло много лет, пока были начаты раскопки и когда можно было сказать, что город открыт заново.

— Он, конечно, болтун, — прошептал Чейз на ухо Глории, — но свое дело знает.

Следуя за своим гидом, они вступили на крутой мощеный уклон, ведущий к двойной арке ворот: левая ее сторона была предназначена для пешеходов, а правая — для колесниц. Колея в мощеной дороге была глубокой и хорошо различимой, и Луиджи с гордостью сообщил, что на сегодняшних железных дорогах используется та же ширина колеи.

— Это просто невероятно! — воскликнул Чейз, с восторгом глядя на улицы и дома. — Прошло две тысячи лет, а сейчас мы можем видеть, как тогда жили люди!

Идя рядом с ним и слушая его беседу с гидом — Луиджи подробно отвечал на все вопросы Чейза, — Глория с горечью вспоминала, как он когда-то восторгался замком Говард, который они впервые вместе осматривали много лет тому назад.

Они миновали храм Венеры, могучее открытое пространство Форума, благоговейно созерцая останки базилики, датируемой еще доримскими временами. Триумфальная арка храма Юпитера и храм Аполлона не оставили Чейза равнодушным.

— Конечно, они приносили свои обеты там, где, по их мнению, жили соответствующие боги, — заметил он.

— И в этом не было ничего хорошего, — откликнулся Луиджи. — Природа едина, она всегда была и всегда будет.

— Кажется, наш гид — доморощенный философ, — тихо констатировал Чейз, повернувшись к Глории, а она взглянула на него и улыбнулась.

— Ты, наверное, прав, — пробормотала она. Луиджи тем временем привел их на Площадь Бань.

— Взгляните: горячие и холодные ванны, центральное отопление, дренаж — все, что мы имеем сегодня в современном городе. Ничего не изменилось, — заявил Луиджи и предложил им подойти к тому месту, где некогда был магазин одежды, а рядом — лавка цирюльника.

— Тогда, как и сейчас, — продолжил рассказ Луиджи, — леди шла в модный магазин, а мужчина посещал цирюльника и ждал, когда выйдет дама, чтобы уплатить по счету. Никаких перемен!

Чейз и Луиджи понимающе переглянулись, а Глория презрительно поморщилась, задетая мужской солидарностью.

Затем они с восторгом рассматривали фрески на Вилле Тайн, а выйдя наружу, остановились и увидели поверх железных барьеров нечто вроде склада, где было собрано множество бытовых предметов — кувшины, кружки, а также части тела — руки, торсы, — как бы изваянных из бледно-серого камня.

Под стеклянным колпаком лежало тело женщины, очевидно беременной, навечно застывшее в камне. Глория вздрогнула и, высвободив руку, быстро отошла. Она глядела на высокие стены, витые колонны, улицы и дома глазами, полными слез.