— Это Бернардо, господин Ральфино… Бернардо и графиня.

Витторио замер. Ему показалось, что кровь застыла в его жилах.

— Моя мать снова устраивает заговор? — спокойно спросил он. — Теперь, когда я женился, она стремится снова лишить меня наследства и дискредитировать меня в очередной раз?

Антонио покачал головой, выглядя несчастным:

— Не вдовствующая графиня, мой господин. Ваша жена.

На мгновение Витторио лишился дара речи.

— Вы хотите сказать, моя жена сговорилась с Бернардо? — спросил он, вздохнув.

— Она просила меня не звонить вам, — печально признался Антонио.

— Что? — Витторио едва понимал, что происходит. Его жена пытается ввести его в заблуждение? Она плетет против него интриги? От шока он покачнулся, у него перехватило дыхание.

— Я знаю, вы не хотите, чтобы Бернардо… Ну, я знал, что вам захочется самому принять решение после того, как вы одобрите, — продолжал Антонио. — Но она сказала, вы наделили ее полномочиями.

Витторио уперся рукой в письменный стол, собираясь с силами.

— Так что произошло, Антонио?

— Бернардо уехал в Милан, — признался менеджер. — Он раскручивает на рынке собственную марку вина. Я не знал об этом до вчерашнего дня, но графиня одобрила его решение и устроила встречу…

— Собственная марка вина? — бессмысленно повторил Витторио.

Неужели его брат на самом деле пытается влезть в семейный бизнес? И Ана ему помогает?

В душе Витторио будто что-то умерло. Ана предала его в тот момент, когда он был полон любви к ней. Теперь у него было такое ощущение, что его вырубили под корень, словно дерево. Его сердце сковало льдом. Он повернулся к Антонио:

— Спасибо за то, что предупредил. Я разберусь.

— Я бы позвонил вам, но поскольку графиня была наделена полномочиями…

— Я все прекрасно понимаю. Забудь об этом. — Витторио кивнул управляющему, и тот ушел.

Затем он повернулся к окну и тупо уставился на аккуратные посадки винограда.

Витторио чувствовал боль и скорбь. Ана предала его, как когда-то предали мать и брат. Изо дня в день юный Витторио пытался угодить своему отцу, чем еще больше усиливал свои страдания. А потом, когда отец умер и его душа разрывалась от отчаяния, он хотел искать помощи и утешения у матери. Он думал, теперь она примет его и полюбит, но Констанция окончательно от него отвернулась.

А теперь жена воспользовалась его доверием, чтобы его дискредитировать…

— К вам господин Кацлевара, синьорина Ви… леди Кацлевара.

Ана привстала из-за стола, улыбаясь настороженному и взволнованному Эдоардо.

— Вам не нужно церемониться, Эдоардо. Пусть он войдет!

— Добрый день, Ана.

— Витторио! — Несмотря на его довольно холодное приветствие, она не могла удержаться от улыбки. Она подошла к нему и протянула руки, чтобы его обнять и поцеловать.

Витторио не двигался. Ана опустила руки, она все поняла. Он, очевидно, узнал о том, что они с Бернардо затеяли.

— Ты сердишься, — заявила она, и Витторио выгнул бровь:

— Сержусь? Нет. Скорее, мне любопытно. — Он говорил с леденящей душу вежливостью.

Давным-давно она не слышала от него подобного тона и уже забыла о том, каким жестким может быть Витторио. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, засунув руки в карманы, и ждал.

Ана вздохнула. Она готовилась к этому разговору и знала: Витторио не обрадуется ее затее.

— Витторио, — сказала она наконец с мольбой в голосе. — Бернардо показал мне вино, которое сам создал. Он смешивал различные сорта винограда, но ты не знал…

— Забавно, но я думал, что знаю обо всем, что происходит в моей фирме. И насколько я помню, мой брат работает помощником управляющего, а не виноделом. Или ты оказала ему содействие в продвижении по службе, пока меня не было?

От его холодности Ане хотелось закричать. Теперь она понимала, в каком ужасе приходилось жить Констанции, когда изо дня в день ее муж удостаивал ее такого безразлично-хладнокровного отношения.

— Нет, я не продвигала его по службе, — ответила Ана как можно спокойнее. — У меня нет таких полномочий.

— Разве?

Ана заставила себя не обращать внимания на его насмешливый вопрос.

— Но я действительно разрешила ему продвигать на рынок его собственное вино. Прямо сейчас он находится в Милане и ведет переговоры с несколькими покупателями. Я подумала, мы могли бы включить его вино в каталог продаж нынешней осенью…

— Да неужели? — Витторио шагнул в комнату, выражение ледяной вежливости на его лице сменилось яростью. — Ты не тратила зря времени, да, Ана? — спросил он, словно выплевывая каждое слово. — Как только я уехал, ты спланировала заговор за моей спиной!

— Никакого заговора, Витторио, — настаивала она, — хотя я могу понять, почему ты думаешь обратное. Но я не твоя мать, и Бернардо изменился…

Витторио резко рассмеялся:

— Ничто не изменилось. Неужели ты не догадывалась, что у меня есть причина держать его на коротком поводке?

Ана пыталась сохранять спокойствие.

— Витторио, твоему брату было десять, когда ваша мать пыталась лишить тебя наследства…

— Ему было двадцать, когда он пытался организовать забастовку на моем винзаводе и дискредитировать меня перед моими клиентами. А в двадцать пять он украл у меня сто тысяч евро. Ты считаешь, я плохо знаю родного брата?

Шокированная, Ана уставилась на Витторио. Она вспомнила, как Бернардо говорил ей о том, что совершал много недостойных поступков, о которых сожалеет до сих пор.

— Я не знала об этом, — тихо произнесла она наконец.

Витторио лишь язвительно рассмеялся.

— Я действительно не знала о его проступках. Тем не менее я считаю, что Бернардо изменился. Если ты дашь ему шанс…

— Значит, ему все-таки удалось тебя убедить, — спокойно заявил Витторио. Он отвернулся, чтобы она не могла видеть его лицо. — Он настроил тебя против меня.

Ана вдруг почувствовала, что сейчас расплачется. Витторио был так категоричен и грустен.

— Витторио, это не так! Я просто хотела дать Бернардо шанс, не только ради него, а ради нас!

— Нас? — язвительно повторил Витторио.

— Да, ради нас. Потому что твоя ненависть к нему отравляет все вокруг! Отравляет… — Она остановилась, не желая откровенничать и признаваться ему в любви. — К тому же он может тебе помогать. Сегодня утром он позвонил мне из Милана и сказал, что встречи с торговыми представителями прошли успешно. Он не пытается отнять у тебя руководство фирмой.

— Так только кажется.

— Ваша вражда должна прекратиться, — заявила Ана. Ее голос дрожал, но она заставила себя продолжать говорить. Правдивость — единственное средство исцеления. — Ваша вражда отравляет вас обоих… Она отравляет нашу любовь.

Ей показалось, что атмосфера накалилась до предела.

Витторио обернулся, его глаза были словно два темных омута.

— Любовь? — спросил он вкрадчиво. — О чем ты, Ана?

Ана моргнула, сдерживая слезы. Она решила быть сильной, хотя и чувствовала себя наиболее уязвимой, чем когда-либо.

— Я люблю тебя, Витторио. Я предоставила Бернардо шанс из-за любви к тебе…

— То же самое говорила моя мать, когда пыталась лишить меня наследства, — с издевкой произнес Витторио.

— Она так сказала?

— Что-то вроде этого.

Но Ана отлично понимала, почему так говорила Констанция. Она ужасно боялась, что ее сын Витторио станет таким же холодным и жестким человеком, как его отец.

— Я не спорю, Витторио, Бернардо и Констанция причинили тебе страдания, но это не может продолжаться вечно. Я подумала, если Бернардо хоть как-то проявит себя, вы сможете наладить отношения. Сможете простить друг друга и научиться…

— О, Ана, твои слова чрезвычайно сладки, — протянул Витторио, — но все, о чем ты говоришь, совершенно нереально. Я женился на тебе не для того, чтобы ты работала психологом в моей семье. Я женился на тебе для того, чтобы рядом со мной был преданный союзник!

Ана моргнула:

— Ты хочешь сказать, что преданность подразумевает слепое подчинение? Я не могу принимать решения самостоятельно? Ты сказал, тебе не нужна болонка. Ты довольно трогательно называл наши отношения партнерством…

— Деловым партнерством, — поправил ее Витторио. — Именно это я имел в виду.

Ана сглотнула, стараясь не терять нить разговора и не расплакаться.

— И все же ты не хочешь, чтобы я интересовалась твоим бизнесом…

— Я не хочу, чтобы ты пользовалась своими привилегиями и ставила интересы моего брата выше моих! — прервал ее Витторио, повышая голос, чтобы ее перекричать. Затем он понизил голос и заговорил зловещим шепотом: — Ты предала меня, Ана.

— Я люблю тебя, — ответила Ана. Ее голос дрожал, тело содрогалось от волнения. — Витторио, я люблю тебя…

Он категорично покачал головой:

— Об этом мы не договаривались.

Она внимательно смотрела в его лицо, отыскивая в нем следы сострадания или даже сожаления. Но каждая черточка в нем была твердой и безжалостной. Витторио превратился в устрашающего незнакомца.

— Знаю, не договаривались, — тихо сказала она. — Но я влюбилась в тебя. Я полюбила тебя таким, каким ты… мне казался. Однако теперь, — она вздохнула, — ты так холоден со мной. Витторио, ты нисколько не любишь меня?

На щеке Витторио дрогнул мускул. Он не произнес ни слова в ответ. Он смотрел на нее сверху вниз суровым и непримиримым взглядом, и внезапно Ана не выдержала. Настолько уязвимой она чувствовала себя только один раз в жизни, когда бросилась к Роберто, надеясь, что он обнимет ее и признается во взаимной любви. Она была отвергнута тогда. Ее отвергают сейчас. И все же сейчас все было несколько иначе. Витторио отвергал ее не только физически, но и эмоционально, а это оказалось намного больнее.

— Вижу, что не любишь, — тихо сказала она.

Витторио снова не ответил.

И тогда Ана сделала единственное, что была способна придумать в тот момент. Она повернулась и вышла из офиса.

На вилле Россо царила тишина. Ана направилась к лестнице, когда услышала голос отца, идущий из кабинета.

— Эй, кто там?

— Это я, папа. — Ана остановилась на лестнице, когда отец вышел в вестибюль.

Он бросил взгляд на ее лицо и ахнул. Ана могла только догадываться, как ужасно выглядит.

— Ана, что случилось?

Ана грустно улыбнулась. Ей казалось, ее тело изломано, а душа разорвана на куски.

— Ты оказался прав, папа. Любовь не очень удобное чувство для тех, кто состоит в браке.

Лицо Энрико исказилось от горя, но Ана знала, что не выдержит сочувствия даже от отца. Она только покачала головой, тяжело поднялась по лестнице и отправилась в комнату, в которой ночевала до замужества.

Она провела ночь в одиночестве, лежа на кровати и наблюдая за луной. Ана не спала. Она вспоминала радость последних недель, которые казались ей теперь еще прекраснее. Витторио целовал ее, подхватывал на руки. Они смеялись, играя в бильярд, разговаривая о виноградниках и вине. Столько воспоминаний — замечательных, сладких, пугающих. Ана боялась, что больше никогда не будет счастлива.

Неужели их супружество закончилось? Она едва могла поверить в то, что он ее отверг и больше не захочет увидеть ее снова. Она уткнулась лицом в подушку и дала волю слезам.

Энрико постучал в ее дверь на следующее утро, приглашая к завтраку.

— Ана, съешь хотя бы тост, — неуверенно произнес он. — Я сказал повару не готовить копченого лосося. Знаю, ты его терпеть не можешь.

Ана не могла даже улыбнуться.

— Не утруждай себя, папа. Я не хочу есть. Мне просто нужно побыть одной какое-то время.

Ей нужно было побыть одной, чтобы оплакать окончание брака с Витторио. Витторио не пришел к ней, и Ана с ужасом ждала от него письма об официальном окончании их супружества. Хотя Витторио говорил прежде, что разводиться они не станут.

Тем не менее существовала альтернатива — холодный брак по расчету, на который она когда-то согласилась. Но теперь он стал бы наихудшим вариантом, ибо уважение между ними было уничтожено. Все, что им остается, — исполнение обязанностей.

«Забавно, — думала Ана, лежа на кровати и смотря на восход солнца; на ней была вчерашняя одежда, — как все-таки легко я согласилась на брак без любви».

Вечером Энрико снова постучался в ее дверь:

— Прелесть моя…

— Я не голодна, — отозвалась Ана.

— Я не предлагаю тебе еду, — ответил отец. — Пришел твой муж и хочет с тобой увидеться.

Ана замерла, потом вцепилась пальцами в покрывало.

— Я не могу его видеть, папа, — сказала она сдавленным шепотом.

— Пожалуйста, Ана. Он в отчаянии.

— В отчаянии?.. — недоверчиво сказала она, чувствуя в душе искорку надежды.

— В отчаянии, ласточка, — хриплым шепотом произнес Витторио, и Ана замерла.

Она услышала быстрые шаги уходящего по коридору отца, затем раздался громкий стук в дверь. Поднявшись с кровати, она пошла открывать.

На пороге стоял Витторио — небритый, взъерошенный, во вчерашней одежде. Его взгляд был серьезным, на губах играла едва заметная, непонятная улыбка.

— Выглядишь ужасно, — сказала Ана.

Витторио прикоснулся к ее щеке:

— Ты хотя бы не плачешь.

Его собственные глаза были красными.

— В некоторых случаях даже слезы не приносят облегчения, — произнесла Ана, и он шагнул в комнату.

Она прислонилась к двери, скрестив руки на груди, не желая расслабляться и надеяться.

— О Ана. — Витторио покачал головой. — Я сделал тебя такой несчастной.

— Да, сделал, — согласилась Ана и изумилась звуку своего голоса. Складывалось впечатление, что говорит некое бесчувственное существо.

— Я очень разозлился, — тихо сказал Витторио. — Меня ослепила ярость. Я мог думать только о том, что ты меня предала.

— Знаю.

Он печально улыбнулся:

— Но меня это не оправдывает, да?

— Не оправдывает.

— Злость — просто причина. — Он снова вздохнул. — Я думаю, мне нужно многому научиться. Я хочу, чтобы ты согласилась быть моим учителем.

Ана покачала головой:

— Я не желаю быть твоим учителем, Витторио. Я хочу быть твоей женой. И это означает, что ты должен мне доверять.

— Я знаю, — произнес Витторио низким голосом. — Знаю, я должен был тебе верить, но я не мог подумать…

— Это не главное, — прервала его Ана. — Я хочу сказать, деловое соглашение, которое мы заключили, меня не устраивает, Витторио. Я не могу… я не могу оставаться твоей женой на прежних условиях.

— Что? — Шокированный, Витторио уставился на нее. — О чем ты?

Она сглотнула и заговорила прерывистым голосом:

— Мне мало твоего доверия. Мне нужна твоя любовь.

Он молча смотрел на нее.

Ана приготовилась выслушать его отказ. Отказа не последовало.

— Я люблю тебя, Ана, — страстно произнес Витторио. — И моя любовь повергает меня в ужас. Вот почему я повел себя так вчера. Я не оправдываюсь, а лишь признаю правду. Мне очень жаль. Так жаль. Пожалуйста, прости меня.

Ана не могла поверить в то, что он сказал.

— Ты меня любишь? — повторила она, и он неуверенно ей улыбнулся:

— Очень. Безумно. Я провел самую несчастную ночь в моей жизни. Осознав, как я люблю тебя, я понял, что отверг самое удивительное, что когда-либо случалось со мной. И ради чего? Ради того, чтобы потешить свою гордыню.

Она покачала головой. В ее душе возродилась надежда и радость.

— Не следовало действовать за твоей спиной, но я подумала… Я хотела помочь тебе забыть неприятное прошлое.

— И ты мне помогла, — сказал Витторио. — Я понял, что на самом деле ты можешь уйти от меня навсегда, и не хотел тебе этого позволять. Я был опустошен и знал, что не имею права терять тебя из-за своей гордыни. Я поговорил с Бернардо и с матерью… — Он перевел дух и криво усмехнулся: — Разговор был не слишком приятен нам всем. У нас сохранились обиды друг на друга, и еще многое предстоит сделать, обсудить и простить. И все же мы сделали шаг навстречу друг другу. Ты помогла нам, Ана. Ты лучшее, что было в моей жизни.

Горло Аны саднило от невыплаканных слез и сдерживаемых эмоций.

— И ты — лучшее, что было в моей жизни. Но вчера ты был таким холодным, таким жестким со мной…

Витторио протянул руку и прижал пальцы к ее губам.

— Я не хочу быть жестким человеком, — признался он прерывистым шепотом, в его глазах стояли слезы. — Бог свидетель, как я этого не хочу. Тем не менее я понимаю, почему превратился в такого сурового человека. Но я не оправдываюсь, — решительно произнес Витторио. — Ты меня изменила, Ана. Я так тебе за это благодарен. Я понял, как сильно изменился благодаря тебе, когда вчера ты ушла от меня. Я больше не хочу быть прежним. С тобой я становлюсь другим. — Он прикоснулся к ее щеке, потом коснулся лбом ее лба. — Ты можешь меня простить, ласточка, за те моменты, когда я был жесток с тобой? Простишь ли ты меня, поверишь ли ты тому, что я стараюсь измениться?

Ана вспомнила, как много лет назад Витторио утешал ее, словно маленького ребенка. Она вспомнила, как он был добр к ней последние несколько месяцев. Она не забыла, сколько восторга и радости испытывала в его объятиях.

— Ты всегда был хорошим, Витторио. Всегда.

Он припал к ее губам в сладком и томительном поцелуе, пробуждая в ее душе еще больше надежд.

— Все в моей жизни только ради тебя, Ана. Только ради тебя.

Она рассмеялась трепетно и приглушенно. Витторио любит ее, и его любовь прибавляет ей сил. До чего же удивительное ощущение!

Витторио коснулся ее щеки, вытирая слезы.

— Нет ничего постыдного в том, что ты плачешь, ласточка, — прошептал он, и Ана снова рассмеялась.

Их пальцы переплелись, и она его поцеловала.

— На этот раз, — сказала она, — я плачу от радости.