Была и сплыла.

Я окаменела. Брата и сестру увезли чужаки.

Сзади снова возникла тощая миссис Хоу, схватила меня за руку и поволокла к своей жалкой повозке.

— Отстаньте! — надрывалась я, упираясь и размахивая ранцем. — Я НЕ ПОЕДУ!

— Ладно, тогда я тебя не беру! — разозлилась миссис Хоу и была такова.

— Добилась своего, — вздохнула миссис Дикс, ведя меня обратно в церковь.

— Что ж, — подхватил мистер Дикс, — теперь у тебя нет выбора, в поезд — и в следующий город. Посмотрим, удастся ли тебя хоть там пристроить.

— Я возьму эту девочку, — раздался певучий голос.

Мы огляделись. Церковь была пуста, лишь на передней скамье сидела седая женщина с очень красными щеками и почти прозрачными волосами. Она закашлялась. Это была Генриетта Темпл, жена здешнего преподобного.

— Позвольте этой юной леди пожить у меня какое-то время, — сказала она. — Если я не сумею пристроить ее в Рокфорде, она может вернуться с вами, когда вы поедете обратно.

Это был не самый плохой вариант. Я обрадовалась, что мистер и миссис Дикс уедут без меня. За ними топталось несколько не приглянувшихся никому приютских, и Мэг среди них.

— До свидания, Мэг, — сказала я. — Пиши.

— Обязательно, — кивнула Мэг, но я знала, что писать она не будет.

Когда они удалились, я взяла свой чемодан и побрела за застенчивой миссис Темпл к белому дому на задах церкви. По пути она снова зашлась от кашля, из чего я заключила, что угодила к чахоточной. Миссис Темпл показала мне узкую комнатку рядом с кухней, настоящая роскошь: кровать, умывальник, белые занавески на единственном окне. В самый раз для меня.

— Располагайся. Это твое. Пока ты наша гостья.

— Может, вы приютите и моего брата и мою сестру? — проникновенно спросила я. — Мы можем спать в одной постели, жаловаться не будем.

Миссис Темпл отвела глаза:

— Мы не можем брать всех сирот, с кем сталкиваемся. Как бы мне ни хотелось.

— Ваши дети выросли?

Миссис Темпл печально посмотрела на меня:

— Я всегда мечтала, чтобы в нашей кухне было полно детворы. Но у Бога были другие планы насчет меня.

Знай я миссис Темпл в годы ее юности, то прописала бы ей малиновый чай, и корень черного воронца, и диету с яичными белками, — она недолго оставалась бы бесплодной. Добрая была женщина. Похлопала меня по коленке, принесла стакан с лимонадом, вот только взять меня насовсем она не могла.

В ту ночь, лежа в отдельной комнате, я впервые за всю свою жизнь спала совсем одна под белым пикейным одеялом, завернувшись в мягкую ткань будто мумия. Мне было тринадцать, совсем еще ребенок, и я гнала прочь страхи, закусив большой палец.

Глава пятая

Сердце мое сделалось как воск

На следующее утро миссис Темпл положила передо мной на кухонный стол толстую книгу:

— Книга Псалмов. Переписывай. Можешь начать где хочешь. Одну страницу. Вот тебе карандаш и бумага.

Я принялась усердно перерисовывать буквы, миссис Темпл штопала носки и кашляла. Невдомек ей было, что у меня за плечами всего-то ничего в школе и моя учеба закончились со смертью отца, принудившей нас просить милостыню.

— Почитай вслух.

— Я пролился, как вода, — читала я, запинаясь, — все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей. Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои [Псалтирь, 21:15.].

— Продолжай.

— Спаси меня от пасти льва и от рогов единорогов, услышав, избавь меня [Псалтирь, 21:22.].

— Очень хорошо.

— А что произошло? При чем здесь псы? — Вся эта история меня очень заинтересовала.

Она улыбнулась:

— Это псалом Давидов. Человека травят, преследуют и вынуждают бежать в пустыню. Перепиши весь стих.

У человека, которого преследуют, много общего со мной, но переписывание — нудная и тяжелая работа, а миссис Темпл была хоть и доброй, но строгой. Когда я закончила, грифель в карандаше сточился.

— Принимая во внимание постигшие тебя невзгоды и лишения, — сказала миссис Темпл, — ученица из тебя неплохая.

Я покраснела от гордости.

— Когда я смогу повидать свою сестру Датч и брата Джо?

— В воскресенье миссис Троу придет в церковь с мальчиком. Эмброзы, семья твоей сестры, тоже регулярно посещают храм.

— Они не ее семья. Мы не сироты.

— Понимаю, милая, — сказала миссис Темпл. Но она ничего не понимала.

Всю неделю она вдалбливала в меня правописание и чтение, расчесывала мне волосы, хвалила, учила ремеслу модистки. Мы вместе пели «Соберемся у реки». В воскресенье она повязала мне волосы широкой белой лентой, соорудив фигуру, напоминающую уши кролика.

— О, какая же ты хорошенькая!

Под ручку мы направились в церковь. Я в нетерпении прыгала через ступеньку, надеясь, что сейчас увижу брата с сестрой.

Датч прибыла совсем чужая — в новом платье, с волосами, скрученными в спиральки.

— Экси! — радостно выкрикнула она. — Я по тебе скучаю.

— Что ты сделала со своими волосами?

— Мама накручивает их завивочным утюжком.

Ткни мне этим своим утюжком в глаз, предательница. Назвать эту ломаку мамой!

— У меня своя комната, — трещала Датч, — и кукла со стеклянными глазами, и музыкальная шкатулка, которая играет «Ах, мой милый Августин». Вчера вечером мы делали мороженое!

В моем сердце проросли зеленые водоросли зависти.

— Мы с Джо навестили бы тебя, чтобы попробовать энто, — вздохнула я.

— Ты имеешь в виду ЭТО, — прервал меня женский голос. — Уж никак не ЭНТО. — За спиной возникла улыбающаяся миссис Эмброз. — Датч, милая, — холодно сказала она, — вот ты и нашла Экси Малдун.

— Можно сестра и наш Джо придут на мороженое? — спросила Датч. — Мы не причиним вам неудобствов.

— Мы не причиним вам НЕУДОБСТВ, Датч, милая, — пропела голубоглазая красавица.

— Да знаю я! — выкрикнула сестрица. — Мы не причиним вам неудобствов, приходи после церкви, Экси!

Эмброзиха встревоженно сморщилась.

— Нет, я просто тебя поправляла и вовсе не предлагала… Но мы уже заметили Джо. С другой стороны двора к нам приближалась Лакричная с нашим мальчуганом на руках. Она словно демонстрировала свое приобретение публике.

— Джо!

Мы бегом кинулись к нему, но Джо, увидев нас, прижался к Лакричной и спрятал лицо у нее на груди. Я протянула руки, чтобы взять его, но он только крепче прижался к Лакричной.

— Джо, — сказала я. — Жил-был у бабушки серенький козлик…

Мне пришлось пропеть чуть ли не всю песенку, пока Джо не соизволил посмотреть на меня и улыбнуться.

— Ты помнишь Экси? — спросила Лакричная у Джо, передавая малыша мне.

Как будто он мог забыть свою сестру. Со мной Лакричная была неожиданно любезна. Да, конечно, она позволит мне поиграть с Джо. Потом. Сейчас преподобный Темпл прочтет проповедь про суд, который ждет несчастных грешников.

— Пусть те из вас, кто живет в бедности и в невзгодах, не ЛЬСТЯТ СЕБЕ, что это спасет их от суда Господня, стоит только покаяться, — гремел преподобный, наверняка имея в виду меня. — Ибо так говорит Господь Бог: хотя Я и удалил их к народам, и хотя РАССЕЯЛ их по землям, но Я буду для них некоторым святилищем [Иезекииль, 11:16]. Ибо ты сказал: «Господь — упование мое»; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим [Псалтирь, 90:9.].

Я не поняла, как Господь может служить кому-то прибежищем, и, когда служба закончилась, опять пристала к Датч, чтобы пригласила к себе в новый дом меня и Джо.

— А это правда, что ты ударила миссис Хоу ранцем? — спросила сестрица.

— Нет, только пнула и вырывалась. Всыпала сраной карге по первое число.

— Ой, Экси, ты не должна ругаться, так мама говорит.

— Она тебе не мама, а я буду ругаться, когда захочу. А этой тетке, что выдает себя за твою маму, я наподдам, как наподдала этой старой кляче миссис Хоу за то, что хотела украсть меня.

— Мама говорит, ты злая и мне лучше выбросить тебя из головы! — завопила сестрица. — Лучше уж я буду их единственной дочкой!

— Но ты же из рода МАЛДУНОВ. Наши предки — короли Лурга.

— А мне-то что? — уже истерически кричала Датч. — Меня теперь зовут Датч Эмброз.

В следующее воскресенье ни Эмброзы, ни Лакричная в церкви не появились.

— Должно быть, простудились, летом такое бывает, — предположила миссис Темпл. — Может, на следующей неделе.

Но и на следующей неделе они не пожаловали. И через неделю тоже. Я-то знала: все из-за ЭНТО. Из-за того, что я ругаюсь. Из-за того, что дерусь. Сердце мое сделалось как воск, растаяло, разбилось на полновесные капли. Когда миссис Темпл по ночам брала меня за руку, та была словно в огне — такие кошмары мне снились.

— Экси, не думай о них, — сказала как-то миссис Темпл, гладя меня по голове. Голос у нее был мягкий, но слова беспощадные.

— Почему мне нельзя жить с вами?

— Я уже старая, и здоровье подводит. Лучше тебе переехать. Принимай все, что от Бога, и радуйся Его мудрости. Пути же Господни неисповедимы.

По-моему, так пути его просто порочны. И все-таки я усердно молилась. Ведь мы в руце Господа. Вот возьмет да и перенесет нас, Малдунов, домой к маме.

В то лето миссис Темпл находила для меня массу занятий. В кухне. В церкви. В саду. Я часами дергала лебеду и крапиву, чтоб сорняки не глушили тыквы. Псалмов Давида я переписывала столько, что рука затекала, а голова начинала гудеть от всех этих «Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались». Поговорить было не с кем. Никто не являлся со словами: будь моей маленькой дочкой, я завью тебе волосы.