Работая слесарем, Тео Кузер не был богачом, да и в его семье много денег не водилось: его отец, которого тоже звали Тео, служил почтальоном. Тео-старший поднакопил денег, чтобы на старости лет купить дом, однако он предложил сыну часть своих сбережений на лечение Хейзел. Тот с благодарностью их принял, и они пришли на прием в оговоренное время.

Блум был лысеющим мужчиной с аккуратно подстриженными усами, в очках и с высоким лбом. Представившись Хейзел и начав осмотр, он быстро осознал, что никогда в своей практике не видел подобной болезни. Лицо пациентки было раздуто от гнойников, однако больше всего озадачивало состояние ее челюсти: она казалась изъеденной. В ней буквально зияли дырки.

Доктор Блум глубоко задумался: что же могло послужить причиной этой проблемы?

Блум стоил запрашиваемых денег. Позже он попытается выяснить, из чего именно состоит светящаяся краска, однако у него ничего не выйдет. А пока он записал историю болезни Хейзел и расспросил про ее предыдущие места работы, после чего вынес предварительный диагноз: «отравление радиоактивным веществом». Он направил ее в больницу Flower Hospital в Нью-Йорке, чтобы там прооперировать ей челюсть. Эта операция станет первой, но не последней в жизни Хейзел.

Тем не менее, хотя Блум поставил диагноз и оказал незамедлительную специализированную помощь, он не дал той единственной вещи, о которой молил Тео: надежды. Ему только это и было нужно: знать, что есть свет в конце туннеля, что они преодолеют тьму и выберутся на дневной свет, чтобы жить своей жизнью.

Вместо этого Блум сказал, что «вероятность выздоровления минимальна». Жену Тео нельзя было спасти ни за какие деньги.

Мучения радиевых девушек не остались незамеченными местным населением. В тот же самый месяц один из жителей с развитым чувством гражданской ответственности написал в Департамент труда, высказав свое беспокойство по поводу завода в Орандже. На этот раз за дело взялся начальник Джона Роача, комиссар Эндрю Макбрид, учинив допрос санитарному инспектору Ленор Янг по поводу того, что ей удалось обнаружить предыдущим летом. Она извинилась за свою «беспечность», опросила заболевших девушек и в итоге рекомендовала вызвать санитарно-эпидемиологическую службу.

Тем не менее Макбрид не видел достаточных оснований для того, чтобы принять такие меры. Возможно, им двигали политические мотивы, так как Департамент труда поддерживал предпринимателей. По закону он не имел права остановить производственный процесс, даже если он был вредным. В результате заключили, что на заводе санитарные нормы не нарушаются, и перестали заниматься болезнями бывших красильщиц. Это решение было принято, несмотря на то, что все больше и больше женщин страдали от одинаковых симптомов.

Это был тупик. Никакого диагноза. Никаких догадок относительно причины. Никто не собирался и пальцем пошевелить, чтобы разобраться, что именно происходило в той радиевой студии в Орандже.

Выход из этого тупика был в итоге неожиданно предложен самой корпорацией United States Radium.

Так как все больше и больше девушек болели, компания в это время — в отличие от своих золотых дней в военный период — столкнулась со «значительными трудностями» в найме персонала: многие уволились, и никто не хотел приходить к ним на замену; производство застопорилось. Когда Женевьев Смит, потрясенная прогрессирующей болезнью своей подруги Маргариты, тоже уволилась из компании 20 февраля 1924 года, это стало последней каплей. Вьедту, вице-президенту, было поручено узнать причину ухода Женевьев, и он процитировал ультиматум доктора Барри, стоматолога, продолжающего настаивать на своих неслыханных заявлениях.

Компания была крайне озабочена нехваткой рабочей силы, однако приблизительно в то же время произошло еще одно тревожное событие, вынудившее руководство обратить внимание на происходящее с их бывшими сотрудниками. Вот уже больше трех лет Грейс Винсент, мать Хейзел, наблюдала за страданиями своей дочери. Хейзел постоянно мучили нестерпимые боли — ни одна мать не могла такого вынести. Теперь же доктор Блум сказал, что надежды на выздоровление нет, и миссис Винсент больше нечего было терять. Она направилась в студию в Орандже и оставила там письмо, в котором сообщила фирме, что «собирается подать иск о компенсации в связи с болезнью ее дочери».

Это привлекло их внимание.

Вьедт сразу же доложил о происходящем в штаб-квартиру компании в Нью-Йорке. Вскоре после этого высшее руководство USRC решило начать расследование с целью установить, несла ли работа в себе какую-либо опасность. Слишком уж долго тянулись слухи и подозрения — так больше продолжаться не могло. В конце концов, теперь это вредило их бизнесу.

Глава 12

О том, насколько серьезно компания отнеслась к спаду производства, говорило то, что президент Артур Роедер собственноручно занялся расследованием. В марте 1924 года он обратился к доктору Сисл К. Дринкеру, профессору физиологии в Гарвардской школе здравоохранения, и попросил его провести исследование на заводе в Орандже. Дринкер был дипломированным доктором медицины, а также признанным авторитетом в заболеваниях на производстве. Роедер не стал рисковать и заручился помощью лучшего специалиста, которого он только мог найти. Он написал Дринкеру: «Мы должны окончательно и наверняка определить, представляет ли используемый материал какую-либо опасность».

К радости Роедера, Дринкер счел его письмо «крайне любопытным» и предложил встретиться в апреле, чтобы подробнее все обсудить. Роедер рассказал ему про два случая, один из которых закончился смертельным исходом — скорее всего, речь шла об Ирен Рудольф, — а в другом были «значительные улучшения». Про второй Роедер специально подчеркнул: «Мне сообщили, что у ее семьи были серьезные проблемы с туберкулезом».

Дринкер: «Мы склонны полагать, — Дринкер работал вместе со своей не менее выдающейся женой доктором Кэтрин Дринкер, а также еще одним врачом, доктором Кастлом, — что упомянутые вами два случая никак между собой не связаны».

Тем не менее он добавил: «В то же самое время мы согласились, что нельзя торопиться с выводами, пока ситуация не будет досконально изучена». Исследование было решено начать в апреле 1924 года.

Не совсем понятно, кого имел в виду Роедер, говоря про «значительные улучшения». Возможно, речь шла о Маргарите Карлоу, так как она уволилась самой последней (хотя на самом деле она все еще продолжала сильно страдать), однако это могла быть и Грейс Фрайер, которая наконец начала пожинать плоды дорогостоящих медицинских услуг доктора Хамфриса, по-прежнему наблюдавшего ее раз в неделю, отслеживая состояние ее спины и ног с наложенными шинами. Она с радостью заметила, что ей начало становиться лучше.

Однако пока Хамфрис занимался спиной и ногами Грейс, главным источником боли для нее начала становиться челюсть. В тот же месяц, когда Роедер написал Дринкеру, Грейс положили на неделю в больницу в Нью-Йорке; последние рентгеновские снимки выявили «хронический воспалительный процесс в челюсти», и она обратилась за помощью к доктору Фрэнсису Маккафри, специалисту, который прооперировал ее и удалил часть челюстной кости. Как это уже было известно Кнефу и Барри, после проведения операции понадобилась еще одна, а потом еще.

«Я была вынуждена настолько часто лежать в больнице, — говорила Грейс, — что она стала мне чуть ли не вторым домом».

Грейс, как и многие ее бывшие коллеги, оказалась втянута в порочный круг, и после каждой операции ей выставляли очередной счет. Вскоре ей пришлось проглотить свою гордость и попросить денег у родителей, однако растущие медицинские расходы опустошили сначала ее собственные сбережения, а потом и банковский счет родителей.

Той осенью компания USRC тоже переживала из-за денег. До апреля, когда начнется расследование Дринкера, было еще далеко, а ситуация с задержкой производства на заводе требовала каких-то мер уже сейчас. Хотя Вьедту и удалось нанять еще шесть девушек, это проблемы не решало; руководству по-прежнему нужно было разобраться с «психологической и истерической ситуацией», разворачивавшейся в студии.

Итак, в ожидании приезда Дринкера фирма сама организовала обследование текущей команды красильщиц циферблатов, проведенное Институтом продления жизни. Девушек осматривали конфиденциально — однако отчеты были предоставлены фирме для ознакомления. «Девушки, — написал Вьедт Роедеру, — не знают, что мы получили эти копии… В них приведена крайне конфиденциальная информация, и они могли бы опротестовать ее разглашение». Хотя специалисты из института и обнаружили воспаленные зубы у некоторых работниц, было сделано заключение, что их недуг «не связан с воздействием какого-то конкретного производственного фактора». Роедер с удовлетворением написал Вьедту, что результаты «полностью соответствовали его ожиданиям».

Но Вьедт был сильнее вовлечен в производственный процесс студии, и его это не особо успокоило. «Я не настолько оптимистично настроен по этому поводу, как вы, — написал он своему начальнику. — Хотя Институт продления жизни и составил свой отчет, я не считаю, что он удовлетворит наших работников, и нам следует дождаться окончательного отчета доктора Дринкера, чтобы их можно было по-настоящему убедить в отсутствии какого-либо вреда».