Ответа не последовало. Джейн встала. Держа в одной руке корзинку, другой она привычно собрала подол платья.

— Даю пару дней. Надеюсь, за это время легендарный Синий Ворон придумает не один план разоблачения местного мошенника. Было бы до слез обидно ошибиться.

Молчание продолжалось. Ожидание вызвало бы неловкость, а потому мисс Каммингс сделала предписанный этикетом реверанс и пошла между камнями, оставив мистера Уорта наедине с собственными мыслями.

— Леди Джейн, — окликнул ее джентльмен, едва она оказалась на дорожке.

Джейн обернулась, ожидая вопроса по существу: когда прийти в коттедж или что-нибудь в этом роде.

— А вы действительно в пять лет бегали по площади голышом?

Яркий румянец не заставил себя ждать. Судя по всему, Берн принял смущение за положительный ответ. И улыбнулся.

Когда лето уже подходило к концу, а осень все решительнее заявляла свои права, мисс Каммингс не раз возвращалась мыслями к этому мгновению. Чудесная озорная улыбка Берна Уорта остановила однообразное вращение Земли, ветры изменили направление, и начался великий северный зной 1816 года.

Глава 10

Невиданная за последнее десятилетие, неслыханная с начала века жара накрыла север Англии и половину Шотландии. Для жителей Рестона климатический эксцесс означал следующее.

За одну ночь насекомые расплодились в невероятных количествах.

Стремительно вошли в моду легкие открытые платья.

В магазине миссис Хилл в течение трех дней закончились запасы всех видов хлопковых тканей.

Так же стремительно разошлись веера, вуали и ленты для шляпок: белоснежная кожа северных дам с трудом переносила вульгарные солнечные лучи.

Фермеры всерьез задумались, не остричь ли овец раньше срока, чтобы облегчить бедным животным существование.

Братья Уилтон увлеклись плаванием.

Последнее событие было знаменательно ворсе не потому, что юные джентльмены до сих пор не умели плавать. Нет, они чувствовали себя в воде свободно и уверенно, так как купались едва ли не с пеленок. Дело в том, что Майкл и Джошуа Уилтоны, девяти и семи лет от роду, уже успели снискать репутацию самых злостных хулиганов своего поколения. Они командовали пестрой ватагой детей (куда, кстати, входили несколько отпрысков семейства Катлер и одна из девочек Морган — единственная в банде особа женского пола), которые носились по деревне сломя голову и напропалую озоровали. Украденные яблоки, дыры в частоколе, разобранном на копья и мечи для игры в рыцарей, — таковы печальные следы их бурной деятельности. Уилтонов считали юными разбойниками, однако, принимая во внимание благородное происхождение братьев и бесконечное обаяние старшего, Майкла, их выходки прощали и терпели. Впрочем, после каждого нового хулиганства обоим доставалось по заслугам.

Так вот, в результате частых купаний мальчики стали непривычно чистыми.

— Майкл! Джошуа! — раздался из кухни голос экономки Минни. — Это вы стащили из кладовки кусок жареного мяса?

— Нет! — дружно отозвались сорванцы с берега реки.

Минни с подозрением посмотрела на хитрые физиономии, однако отсутствие веских доказательств не позволяло продолжить допрос. Укоризненно покачав головой, домоправительница скрылась.

— Слабо прыгнуть в воду? — поддразнил брата Майкл, едва Минни ушла.

— Ничего и не слабо.

Джошуа выплюнул травинку, которую жевал, и собрался нырять. Он был без ботинок и носков, лишь в рубашке и бриджах — в костюме, которому по нескольку раз в день приходилось намокать и высыхать.

— Нет! — остановил Майкл и высокомерно улыбнулся. — Отсюда-то любой дурак прыгнет. А ты попробуй вон оттуда.

Джошуа посмотрел в ту сторону, куда показывал брат, и увидел высокое дерево. Оно росло на берегу, а ветвистая крона простиралась почти до середины реки, где вода была глубокой, а течение быстрым. На веснушчатом лице отразился страх, однако мальчик поспешил прогнать слабость прежде, чем Майкл заметит и назовет малышом. Никакой он не малыш, да и не виноват совсем, что родился последним.

— С самого верха? — храбро уточнил Джошуа.

— Конечно, с последней развилки, — кивнул Майкл, привычным жестом убирая со лба волосы.

Джошуа, в свою очередь, мужественно кивнул и полез на дерево.

Майкл наблюдал, как брат добрался до той самой ветки, на которую он показывал, и начал продвигаться вперед, к тонкому концу. Под тяжестью семилетнего человека сук опасно прогнулся. Гордый собой, Джошуа торжествующе улыбнулся (надо заметить, что отсутствие двух передних зубов придавало улыбке особое очарование).

— Ну смотри: получилось!

Он опустил глаза и увидел, что в середине реки вода течет особенно бурно. Хорошо бы, если бы здесь было глубоко.

— Раз… — Джошуа отпустил руки, удерживаясь на ветке одними ногами. В животе неприятно забурчало: да, холодное мясо на пользу не пошло. — Два…

Майкл внимательно следил за братом, нетерпеливо переминаясь с одной босой ноги на другую.

— Три!

— Джошуа! Что ты делаешь? — донесся из сада сердитый голос.

От неожиданности мальчики обернулись. Младший окончательно потерял и без того шаткое равновесие, закачался на своей ветке и, как того и следовало ожидать, полетел в воду.

— Джошуа! — снова истерично крикнула Пенелопа Уилтон и, держа на руках малышку, бросилась к реке.

Семеня короткими ножками, старшая дочка со смехом побежала следом:

— Мамочка! Мама!

Громкий всплеск услышали в доме, и спустя мгновение на крыльце показалась Виктория в нарядном платье, шляпке и перчатках. Если бы в этот момент Майкл не смотрел в реку так упорно, то наверняка бы застонал: сейчас сестра начнет кричать, вызовет доктора и закутает обоих в одеяла.

К счастью, в этот момент из воды показалась голова Джошуа; парнишка принялся с молодой энергией молотить руками и не слишком искусно, но смело и уверенно поплыл к берегу.

— Джошуа Лоренс Уилтон! — громко позвала Виктория, подбежав к огромному дубу. — Ты напугал меня до полусмерти! Сейчас же вылезай!

— Не сердись, Вики, все в порядке, — успокоил ее герой, выбираясь на берег. — Со мной ничего не стряслось, а это, — он показал на ветку, с которой только что свалился, — это было ужасно интересно.

— Теперь моя очередь, — заявил Майкл и направился к дереву.

— Нет! — категорично отрезала Виктория и для убедительности схватила подстрекателя за мокрый воротник, безнадежно испортив последнюю пару перчаток.

— Все равно ты испугался, — гордо заявил Джошуа.

— Ничего и не испугался! Раз смог прыгнуть ты, значит, смогу и я — даже в десять раз смелее! — огрызнулся Майкл.

— Все, соревнование закончено! — не терпящим возражений тоном провозгласила Виктория. — Немедленно марш на кухню, оба! А ты, Джошуа, не смей показываться в комнатах в таком виде.

— Да, Вики, командуешь ты не хуже мамы, — раздался за спиной голос сестры.

— Пенелопа! — Виктория вздрогнула от неожиданности. — Как ты здесь оказалась?

— Я же предупредила папу о нашем приезде. Разве он не сказал?

Пенелопа с улыбкой посмотрела на подбежавшую двухлетнюю Джинни.

— Тетя Вики! — малышка протянула грязные ручонки.

— Папа послал за тобой? — уточнила Виктория, ловко избегая объятия.

В другой, более удобный момент, она бы с удовольствием схватила племянницу и прижала к груди, но сейчас на ней было лучшее дневное платье, сшитое всего лишь пару недель назад. В такую жару даже набивной ситец казался слишком тяжелым, зато фасон выглядел просто очаровательно, так что потерпеть стоило.

— Нет, — ответила Пенелопа и мелодично рассмеялась. — Просто мой дорогой Брэндон услышал от друзей, что жара не собирается отступать, и решил, что надо перевезти девочек в деревню. В Манчестере малышкам слишком жарко.

Мистер Брэндон, супруг Пенелопы, хотя и работал адвокатом, издавна поддерживал дружеские отношения с научным сообществом. Если уж он сказал, что жара продержится долго, значит, так тому и быть.

— Но здесь тоже жарко, — сдержанно возразила Виктория и испугалась, что замечание может показаться не слишком гостеприимным.

— Конечно. Но здесь хотя бы рядом озеро и дует свежий ветерок. А Манчестер… ой, даже не хочется вспоминать, как ужасна городская жизнь. — Пенелопа улыбнулась и протянула сестре младшую дочку. — Подержишь немножко? Хочу найти маму.

Спустя секунду Виктория уже нежно прижимала к груди очаровательное крошечное создание, способное безнадежно испортить новое платье.

— Мама готовится принимать кружок вязания, — пояснила она. — Дамы скоро соберутся.

— А, так вот почему ты такая нарядная, — улыбнулась Пенелопа. — Голубой цвет тебе к лицу. Это новое платье?

— Еще чего! — ехидно вставил Майкл, не обращая внимания на брата, который стоял рядом и дергал за рукав. — Она собралась на чай в Коттедж!

Виктория покраснела, а Пенелопа не смогла скрыть удивления.

— В Коттедж! Ах да, мама написала, что слуги готовятся к приезду господ. Как мило, что леди Джейн тебя пригласила: в детстве ты ходила за ней по пятам и надоедала.

— А теперь ходит по пятам за маркизом, — подал голос Джошуа.

Майкл захихикал.

— И Джейсон здесь? — уточнила Пенелопа, просияв от радости.

Точно так же сестра выглядела пять лет назад, в последний приезд маркиза, мрачно подумала Виктория. Джейсон и Пенелопа с детства слыли неразлучными друзьями, но в тот раз что-то определенно изменилось. Они проводили вместе дни напролет, без устали бегали по деревне, брали у Морганов лодку, заплывали на середину озера и сидели там часами. Бедной Виктории оставалось лишь с тоской наблюдать, как старшая сестра безжалостно крадет ее любовь. Однако лето подошло к концу. Так и не сделав предложения, молодой маркиз уехал, чтобы продолжить учебу в университете. Мама проплакала несколько дней подряд — дольше, чем сама Пенелопа. Так стоило ли удивляться, что в письмах к старшей дочери леди Уилтон ни словом не обмолвилась о новом появлении Джейсона в Рестоне?

Пенелопа поправила волосы (чересчур длинные и красивые для замужней дамы), положила руки на талию (слишком тонкую для матери двоих детей) и улыбнулась ослепительной улыбкой, которая мгновенно лишала рассудка всех мужчин в округе.

У Виктории оборвалось сердце.

А потом на сердце вылилось что-то мокрое и липкое.

Малышка выбрала самый подходящий момент, чтобы избавиться от излишков недавнего ленча.

Вот так Виктория Уилтон поняла, что удача не на ее стороне.

Джейн с раздражением прочитала записку, в которой мисс Уилтон с извинениями сообщала, что не сможет приехать на чай. Вот уж, право! Если решила отказаться, то надо было сделать это заранее. Не то чтобы Джейн так уж мечтала провести время с Викторией. О нет! Просто… стояла ужасная жара, Джейсон заперся в библиотеке со своими книжками — должно быть, по архитектуре, а Джейн пришлось бесконечно долго играть с отцом в вист — до тех пор пока Нэнси не увела герцога отдыхать. Пожаловаться на жизнь было некому, равно как не с кем обсудить безумие трех нижних юбок и шерстяных чулок. Не зря мама однажды заметила, что только душевный разговор способен сделать невыносимое терпимым.

Мама.

Джейн прошла по оранжерее, где стоял накрытый к чаю стол, и остановилась в эркере, чтобы посмотреть на озеро.

В такой день, как сегодня, герцогиня не переставала бы жаловаться на погоду и с самого утра непременно сообщала бы всем и каждому, начиная с самой младшей из горничных и заканчивая давней подругой, что стоит страшная жара. Никаких недобрых комментариев, просто очевидный факт: на улице очень жарко.

Лет в четырнадцать-пятнадцать, когда Джейн чувствовала себя очень взрослой и значительно более светской, чем родители, разговоры герцогини служили источником постоянного смущения, так как состояли преимущественно из непосредственных наблюдений и пересказа последнего по времени диалога. Если бы, например, она сейчас стояла рядом и смотрела в окно на стайку уток, то неизвестно зачем непременно бы заметила:

— Посмотри, стайка уток.

А если бы минуту спустя подошел муж, то обратилась бы и к нему:

— Дорогой, видишь на озере уток? Я только что говорила о них нашей дочке.

— Хм, — глубокомысленно отозвался бы герцог.

Или так: мама сообщила бы отцу о том, что в кладовке закончилось варенье, и отец признался бы, что доел остатки за чаем. Мама непременно потребовала бы внимания Джейн, где бы та ни оказалась: в амбаре или в кресле рядом с отцом, — и сообщила, что за чаем герцог доел остатки варенья. При этом было совсем не важно, что в настоящее время варенья никто не хотел.

Обычно подобная манера общения вовсе не воспринималась как существенный недостаток. Наверное, кто-то должен исполнять роль бытописателя, пусть даже в поле зрения попадают лишь те аспекты жизни, которые все вокруг тоже заметили и не сочли достойными оглашения. Но, к сожалению, природа наделила герцогиню громким голосом, который со временем приобрел заметную гнусавую окраску и от малейшего возбуждения переходил в резкий крик. Ну а причиной возбуждения могло стать что угодно: фейерверк, полевая мышь или временное отсутствие варенья.

Казалось невозможным представить, что настанет время, когда будет отчаянно не хватать и этого резкого гнусавого голоса, и замечаний об утках на озере и варенье в кладовке. Но вот сейчас, стоя у окна в эту жуткую жару, когда одежда прилипала к коже, Джейн не могла справиться с тоской. Она почти видела, как мама преодолевает недомогание, решительно расправляет плечи и отправляется на поиски собеседника, которому можно громко сообщить умопомрачительную новость: сегодня самый жаркий день за последние десять лет! Невыносимо! Но Джейн понимала, что осталась одна в огромном доме и пожаловаться на жару решительно некому. Хотелось плакать.

Нет, плакать она не будет. Слезы не нужны ни слабоумному отцу, ни эгоистичному, погруженному в собственные дела брату.

Вместо того чтобы тратить время на бесполезные сожаления, она, как мама, расправит плечи, запретит себе грустить и постарается отвлечься.

Сквозь открытое окно кухни Берн внезапно ощутил легкое движение воздуха. Ветер? В эту несносную жару о ветре оставалось лишь мечтать. Значит, кто-то шел к двери. Он схватил трость, привычно оперся и сразу почувствовал себя увереннее. Да, трость стала незаменимой: придавала силу, а в случае необходимости могла даже заменить оружие.

Берн неслышно прошел по загроможденной мебелью гостиной и в напряженном ожидании остановился возле входной двери.

Может быть, тревога напрасна? По дорожке прошел олень или птица пролетела мимо окна?.. Нет, теперь уже стало ясно, что к крыльцу решительно приближается человек. Еще секунда, и послышались легкие женские шаги. Вот поднялась рука…

Берн распахнул дверь и натолкнулся на взгляд карих глаз леди Джейн.

— Я же сказала, что даю на размышление несколько дней, — целеустремленно заявила она.

На крошечную, неисчислимо малую долю секунды Берн почувствовал, что прямой взгляд вдавливает его в землю.

— Прошу прощения? — отозвался он, едва придя в себя.

Под изящной соломенной шляпкой алели щеки и решительно сверкали глаза, а голос и поза свидетельствовали о готовности к действию. На крыльце стояла совсем не та задумчивая, сомневающаяся особа, которая не так давно сидела рядом на камне возле ручья. Нет, сейчас мисс Каммингс рвалась в бой, готовилась с головой погрузиться в неизведанное. Удивительно, но энергия оказалась заразительной.

— Разбойник, — коротко пояснила она и, не дожидаясь приглашения, вошла в дом.

— Вы только что нарушили границы собственности, — недовольным тоном произнес Берн.

— Неужели? Всего лишь хочу посмотреть, что вы сумели сделать. — Она осмотрелась, увидела письменный стол и принялась перебирать скопившиеся ненужные бумаги. — Успели что-нибудь придумать?

Провела пальцем по столу, оставив на пыльной поверхности полоску, и брезгливо вытерла руку платком.

— Придумать, как поймать разбойника? — сухо уточнил Берн.

— Нет, как осушить озеро и выловить всю рыбу… Разумеется, как поймать разбойника, — язвительно фыркнула Джейн. Такой раздраженной и нетерпеливой молодая леди предстала впервые.

Берн держался нарочито лениво и безразлично в надежде, что настроение передастся чересчур активной гостье.

— Вообще-то да, — наконец процедил он сквозь зубы.

Если честно, он не переставал об этом думать. Сначала предложение вызвало лишь насмешку; по дороге домой он искал повод отказаться от опасной затеи — не его это дело. Сейчас главное — поправить здоровье, а для этого необходимо вести спокойную, размеренную жизнь. Да и самой леди Джейн не пристало бегать за преступником, хотя ей очень этого хотелось.

Но если бы пришлось заняться расследованием, размышлял Берн, подходя к дому, то первым делом надо было бы выяснить, где именно разбойник совершал нападения — определить каждое конкретное место. Скорее всего воровать неподалеку от собственного дома он бы не стал, чтобы не привлекать к себе внимания. Второй вопрос: что бандит забирал у своих жертв? Если деньги, то выследить его будет сложнее, а вот драгоценности отыскать значительно проще — стоит лишь посетить окрестные ломбарды. Так что потребуется составить подробный список награбленного имущества, учесть все потери, до последнего фартинга.

Войдя в гостиную и устало упав на хрупкий с виду, но чрезвычайно выносливый диван, мистер Уорт уже решал, как надежнее выследить негодяя.

— Доббс! — крикнул он, и верный слуга мгновенно появился с подносом в руках.

Холодное мясо и хлеб выглядели особенно аппетитными рядом с бутылкой виски.

— Наверное, сегодня вам захочется поужинать на веранде, — заявил он, проходя мимо господина и направляясь к выходу. — В такую погоду скучно сидеть дома.

— Доббс, тебе что-нибудь известно о разбойнике?

Берн не проявил намерения встать с дивана. С веранды донеслись характерные звуки: очевидно, поднос уже занял почетное место на столе.

— Только то, что говорят в деревне, — ответил слуга, снова появляясь в комнате.

— В таком случае ты должен был слышать, что обвиняют меня.

— Ну, если уж вы об этом заговорили, — согласился Доббс, притворяясь смущенным, — пару раз что-то подобное звучало.

Берн сел прямо и начал крутить трость между ладонями — жест свидетельствовал о глубокой задумчивости. Слуга терпеливо ждал продолжения разговора.

— Если бы я попросил тебя выяснить, где именно происходили нападения, ты бы смог это сделать?

— Поспрашивать несложно, — вежливо улыбнулся Доббс, однако в глазах застыла тревога. — Должен ли я радоваться затее, сэр?

— Не обязательно, — лаконично ответил мистер Уорт.

Два следующих дня, пока в северных графствах царствовала жара, лилии цвели особенно пышно и ярко, а лягушки квакали до глубокой ночи, Берн обдумывал план действий.

А потом ждал появления леди Джейн.

Но вот сейчас, когда она стояла в его собственной гостиной и перебирала бумаги на его собственном столе, в душе росло странное волнение. Он не боялся, что план будет встречен с неодобрением или сарказмом, нет. Просто внезапно нахлынула мальчишеская страсть к позерству, и захотелось произвести впечатление.

Берн наблюдал, как гостья подошла к книжному шкафу и наклонилась, чтобы посмотреть на нижнюю полку. Мысли внезапно изменили направление.