— Оденься, чтобы не чесаться.

— Но очень сильно чешется!

— Нельзя. Будет хуже и останутся шрамы.

Доминик перестает чесаться и, тяжело вздохнув, надевает пижаму. Пижаму, из которой уже вырос. До сих пор помню тот день, когда мы с мамой привезли ее домой. Пижаму выбрал я. Да и родители еще не так давно были живы.

Доминик хмуро косится на стакан.

— От этого я стану сильнее?

— Да. Когда заболеваешь, тело само понимает, как тебе стать сильнее, чтобы в следующий раз ты не заболел. Оно борется с возбудителем инфекции и вырабатывает к ней антитела.

— Что такое инфекция?

— Это причина, почему ты заболел.

— Что такое антидела?

— Антитела. Они в тебе живут. Создают войско, которое помогает победить болезнь.

— Откуда ты это знаешь? — спрашивает брат и наклоняет голову, как наш папа.

— Читаю книги. Книги делают умнее.

— Тогда я буду читать книги, — говорит он. — Много книг. Стану сильным и умным, тогда больше никто не посмеет меня обидеть.

— Хорошо. А теперь пей.

Доминик отпивает из стакана и морщится.

— Не хочу.

— Там лекарство. Тебе оно нужно.

— Гадость.

— Пей, Дом. А завтра я куплю тебе лекарство вкуснее.

Вскоре он допивает лекарство и засыпает, а я, проверив, спала ли у него температура, ложусь рядом и отключаюсь.

Когда через несколько часов хлопает входная дверь, приподнимаюсь и осторожно трясу Дома, чтобы его разбудить.

— Я иду в магазин. Лежи в постели, пока я не вернусь.

— Я сплю, — хныкает он.

— Если проснешься, то до туалета и снова в кровать. Не выходи из комнаты, пока я не вернусь, и никому не открывай.

— Я же сплю.

— Пообещай мне.

— Ох, обещаю, — пыхтит Доминик и накрывается с головой простыней.

С дурным предчувствием запираю за собой дверь. Иду по дороге, но возвращаюсь и, поднявшись на крыльцо, поворачиваю в замке ключ. Один раз, второй, третий.

Успокоившись после подсчета, бегу сломя голову по проезжей части к аптеке. Не успев далеко отойти от дома, замечаю, что припаркованный напротив седан медленно едет за мной. Останавливаюсь и поворачиваюсь к машине, и она тут же замирает. Готовый высказать недовольство, с удивлением замечаю сидящую за рулем женщину. Она пристально на меня смотрит, а потом опускает окно, и я вижу ее красные и припухшие глаза.

— Привет. Извини, если напугала. Хотела узнать, могу ли я тебя подвезти?

— Нет. — Я отворачиваюсь и снова бегу.

Некоторое время она молча едет за мной, но снова заговаривает:

— Я тебя не обижу.

— Меня не нужно подвозить, спасибо. — Упрямо смотрю вперед, пот капает в глаза. В ночь смерти родителей я нашел одно интересное место и развил выносливость благодаря ночным пробежкам туда, но сегодня офигеть как жарко, и футболка уже насквозь мокрая.

— Я еду в город, если ты тоже туда направляешься, мне бы не помешала компания.

Недовольно останавливаюсь и смотрю на женщину. Она красивая и кажется ненамного старше меня. Приблизившись наконец к машине, замечаю выпирающий из-за руля большой живот. Женщина беременна — очень беременна, — и чутье подсказывает, что совершенно безобидна.

— Ты еще маловат, чтобы бегать по округе одному, тебе так не кажется?

— Через несколько месяцев мне исполнится двенадцать. А вот вы почему преследуете детей и предлагаете подвезти?

Она вымученно улыбается.

— Да, я здорово тебя напугала, но не хотела, чтобы так вышло. Проезжала мимо, когда увидела тебя и подумала, что могу подвезти. Здесь очень жарко.

— Вы знаете Перкинсов?

— Перкинсов?

— Дом, возле которого вы припарковались. — Я скрещиваю на груди руки.

— О, нет. Я свернула не в ту сторону. А куда ты шел?

— У меня брат заболел. Ему нужно лекарство.

Когда она говорит, у нее дрожит подбородок:

— Серьезно заболел?

— Нет. Обычная ветрянка.

— Залезай. Я тебя отвезу. И обещаю, что не представляю для тебя угрозы.

Стиснув ручку машины, нерешительно мнусь и смотрю на простирающуюся впереди дорогу, а потом обратно на дом. Я провернул ключ три раза. Доминик уснул, но долго ли проспит? Несколько дней назад, пройдя ночью половину дороги до тайного места, я не мог вспомнить, запер ли дверь. Побежал домой, и сердце гулко стучало в груди не от бега, а от страха и неуверенности. Три щелчка замка, три поворота ручки. Три раза проверял его перед тем, как уйти. Только так могу быть уверенным.

— Я должен к нему вернуться.

— Мы по-быстрому, — заверяет она.

Снова смотрю на дом, а по виску стекает пот. Сложно представить, что эта женщина попытается причинить мне вред.

Да к черту все.

Залезаю и пристегиваюсь. Машина у нее старая, немножко побитая, но кондиционер работает, и я этому рад. Женщина поворачивает ко мне клапан вентиляции, и пот на коже начинает высыхать.

— Вы не могли бы подбросить меня до аптеки?

— Конечно.

По дороге немного успокаиваюсь. У женщины огромный живот, и она с трудом помещается за рулем.

— Так ты живешь в том доме?

— Это дом моей тети. Мы поживем у нее какое-то время.

— И тебе там нравится?

Пожимаю плечами, чтобы женщина решила, что все хорошо, но, по правде, чертовски ненавижу этот дом и уже почти ненавижу Дельфину.

— Она, ты… — Голос у женщины дрожит, и мне становится не по себе. Поглядываю в зеркало заднего вида.

Три раза. Ты провернул замок три раза.

— Так твой брат…

— Доминик.

— Доминик, — с трудом произносит она. — Ему очень б-больно?

Поворачиваюсь в ее сторону, а она — в мою, словно боится меня, боится моего ответа.

— Он поправится. У меня в его возрасте тоже была ветрянка. Все ей болеют, ведь так?

— Нет, вообще-то я не болела. Так что точно заболею вместе с ребенком. Но лучше переболеть в детстве. Я читала об этом в одной из книг про детей.

— А кто у вас? — Такого странного разговора у меня еще не бывало. Я знать не знаю, кто эта женщина и почему везет меня в аптеку, но меня это мало волнует, потому что у нее в машине есть кондиционер.

— Девочка. Я подумывала назвать ее Лиэнн.

Морщу нос, и женщина замечает, а потом заливисто смеется.

— Не нравится, да? А ведь так звали мою мать.

— Извините. — Оглядываюсь в сторону дома, молясь, чтобы Доминик все еще спал.

— Да ничего. У меня все равно к этому имени сердце не лежит. Может, это будет ее второе имя.

Когда через несколько минут женщина подъезжает к аптеке, поворачиваюсь к ней, положив ладонь на дверную ручку.

— Спасибо, что подвезли.

— Не против, если я пойду с тобой? Помогу найти, что тебе нужно.

Я хмурюсь.

— Мешать не буду, — тихо говорит она.

— Я… хорошо, если хотите.

Женщина кивает и вылезает из машины, а я иду вразвалочку к двери и открываю перед ней.

— Спасибо, — рассеянно говорит она. Лицо у нее все в пятнах — совсем как у Дельфины после одной из ее ночных истерик. Мы бредем по проходам и находим нужное лекарство. Женщина берет бутылочку лосьона от зуда, который стоит восемь долларов, и тут я понимаю, что влип.

— Спасибо, — благодарю я, когда женщина достает коробку детского «Парацетамола», и вижу цену на полке.

Одиннадцать долларов.

После оплаты у меня останется совсем мало денег.

— Что еще тебе нужно?

— Ничего. — Кусаю губу и, увидев «Парацетамол» аптечного бренда, хватаю его с полки. — Лучше этот.

С красным от смущения лицом она берет другую упаковку «Парацетамола» и кидает в корзину.

— Давай я его тебе куплю.

— Что? — Мы почти одного роста. Может, я даже на пару сантиметров ее выше. — Зачем это вам?

— Просто хочу, чтобы твой брат поправился.

— Но я… я не…

— Это будет нашим секретом. — Она едва заметно улыбается мне.

Киваю, потому что выбора у меня нет. Если бы она не предложила, то денег бы мне не хватило и лекарства пришлось бы украсть. В последнее время мне частенько это сходит с рук, и ничего приятного в этом нет. Но я начал воровать, только когда деваться уже было некуда. Поскольку денежной компенсации за смерть родителей придется ждать до шестнадцати лет, то приходится красть, пока не смогу заработать. А до наступления этого момента нужно ухищряться, и есть неприятное чувство, что подворовывать буду частенько. Но я хожу по тонкой грани. Если меня поймают, я привлеку внимание к Дельфине и Дому. Нужно быть осторожнее, в два раза быстрее и умнее обычного вора. От этого зависят моя жизнь и жизнь Дома. На меня снова давит знакомое чувство стыда, и я мысленно даю клятву, что однажды заработаю столько денег, что больше никогда не испытаю подобных ощущений.

Словно услышав мои мысли, женщина спрашивает:

— Подумай, может, ему еще что-нибудь нужно?

— Я хотел найти ему машинку и книгу.

— Да? — оживляется она. — Я помогу.

— Вы правда не…

— Позволь мне, — просит женщина. Ее голос снова дрожит, и в нем слышно волнение. — У меня д-день не задался, — говорит она. — У тебя бывает такое?

— Постоянно.

Мои слова ее, похоже, расстраивают, и женщина отворачивается, вытирая лицо рукой.

— Извините. Не огорчайтесь. Да, вы можете помочь. — Я лишь хочу уйти от этой странной дамы и вернуться к брату, но когда она так на меня смотрит, у меня щемит в груди.

— Не извиняйся передо мной, не нужно. Прости. В последнее время из-за беременности я чересчур эмоциональна. Не хочу тебя смущать.