— Оденься, чтобы не чесаться.
— Но очень сильно чешется!
— Нельзя. Будет хуже и останутся шрамы.
Доминик перестает чесаться и, тяжело вздохнув, надевает пижаму. Пижаму, из которой уже вырос. До сих пор помню тот день, когда мы с мамой привезли ее домой. Пижаму выбрал я. Да и родители еще не так давно были живы.
Доминик хмуро косится на стакан.
— От этого я стану сильнее?
— Да. Когда заболеваешь, тело само понимает, как тебе стать сильнее, чтобы в следующий раз ты не заболел. Оно борется с возбудителем инфекции и вырабатывает к ней антитела.
— Что такое инфекция?
— Это причина, почему ты заболел.
— Что такое антидела?
— Антитела. Они в тебе живут. Создают войско, которое помогает победить болезнь.
— Откуда ты это знаешь? — спрашивает брат и наклоняет голову, как наш папа.
— Читаю книги. Книги делают умнее.
— Тогда я буду читать книги, — говорит он. — Много книг. Стану сильным и умным, тогда больше никто не посмеет меня обидеть.
— Хорошо. А теперь пей.
Доминик отпивает из стакана и морщится.
— Не хочу.
— Там лекарство. Тебе оно нужно.
— Гадость.
— Пей, Дом. А завтра я куплю тебе лекарство вкуснее.
Вскоре он допивает лекарство и засыпает, а я, проверив, спала ли у него температура, ложусь рядом и отключаюсь.
Когда через несколько часов хлопает входная дверь, приподнимаюсь и осторожно трясу Дома, чтобы его разбудить.
— Я иду в магазин. Лежи в постели, пока я не вернусь.
— Я сплю, — хныкает он.
— Если проснешься, то до туалета и снова в кровать. Не выходи из комнаты, пока я не вернусь, и никому не открывай.
— Я же сплю.
— Пообещай мне.
— Ох, обещаю, — пыхтит Доминик и накрывается с головой простыней.
С дурным предчувствием запираю за собой дверь. Иду по дороге, но возвращаюсь и, поднявшись на крыльцо, поворачиваю в замке ключ. Один раз, второй, третий.
Успокоившись после подсчета, бегу сломя голову по проезжей части к аптеке. Не успев далеко отойти от дома, замечаю, что припаркованный напротив седан медленно едет за мной. Останавливаюсь и поворачиваюсь к машине, и она тут же замирает. Готовый высказать недовольство, с удивлением замечаю сидящую за рулем женщину. Она пристально на меня смотрит, а потом опускает окно, и я вижу ее красные и припухшие глаза.
— Привет. Извини, если напугала. Хотела узнать, могу ли я тебя подвезти?
— Нет. — Я отворачиваюсь и снова бегу.
Некоторое время она молча едет за мной, но снова заговаривает:
— Я тебя не обижу.
— Меня не нужно подвозить, спасибо. — Упрямо смотрю вперед, пот капает в глаза. В ночь смерти родителей я нашел одно интересное место и развил выносливость благодаря ночным пробежкам туда, но сегодня офигеть как жарко, и футболка уже насквозь мокрая.
— Я еду в город, если ты тоже туда направляешься, мне бы не помешала компания.
Недовольно останавливаюсь и смотрю на женщину. Она красивая и кажется ненамного старше меня. Приблизившись наконец к машине, замечаю выпирающий из-за руля большой живот. Женщина беременна — очень беременна, — и чутье подсказывает, что совершенно безобидна.
— Ты еще маловат, чтобы бегать по округе одному, тебе так не кажется?
— Через несколько месяцев мне исполнится двенадцать. А вот вы почему преследуете детей и предлагаете подвезти?
Она вымученно улыбается.
— Да, я здорово тебя напугала, но не хотела, чтобы так вышло. Проезжала мимо, когда увидела тебя и подумала, что могу подвезти. Здесь очень жарко.
— Вы знаете Перкинсов?
— Перкинсов?
— Дом, возле которого вы припарковались. — Я скрещиваю на груди руки.
— О, нет. Я свернула не в ту сторону. А куда ты шел?
— У меня брат заболел. Ему нужно лекарство.
Когда она говорит, у нее дрожит подбородок:
— Серьезно заболел?
— Нет. Обычная ветрянка.
— Залезай. Я тебя отвезу. И обещаю, что не представляю для тебя угрозы.
Стиснув ручку машины, нерешительно мнусь и смотрю на простирающуюся впереди дорогу, а потом обратно на дом. Я провернул ключ три раза. Доминик уснул, но долго ли проспит? Несколько дней назад, пройдя ночью половину дороги до тайного места, я не мог вспомнить, запер ли дверь. Побежал домой, и сердце гулко стучало в груди не от бега, а от страха и неуверенности. Три щелчка замка, три поворота ручки. Три раза проверял его перед тем, как уйти. Только так могу быть уверенным.
— Я должен к нему вернуться.
— Мы по-быстрому, — заверяет она.
Снова смотрю на дом, а по виску стекает пот. Сложно представить, что эта женщина попытается причинить мне вред.
Да к черту все.
Залезаю и пристегиваюсь. Машина у нее старая, немножко побитая, но кондиционер работает, и я этому рад. Женщина поворачивает ко мне клапан вентиляции, и пот на коже начинает высыхать.
— Вы не могли бы подбросить меня до аптеки?
— Конечно.
По дороге немного успокаиваюсь. У женщины огромный живот, и она с трудом помещается за рулем.
— Так ты живешь в том доме?
— Это дом моей тети. Мы поживем у нее какое-то время.
— И тебе там нравится?
Пожимаю плечами, чтобы женщина решила, что все хорошо, но, по правде, чертовски ненавижу этот дом и уже почти ненавижу Дельфину.
— Она, ты… — Голос у женщины дрожит, и мне становится не по себе. Поглядываю в зеркало заднего вида.
Три раза. Ты провернул замок три раза.
— Так твой брат…
— Доминик.
— Доминик, — с трудом произносит она. — Ему очень б-больно?
Поворачиваюсь в ее сторону, а она — в мою, словно боится меня, боится моего ответа.
— Он поправится. У меня в его возрасте тоже была ветрянка. Все ей болеют, ведь так?
— Нет, вообще-то я не болела. Так что точно заболею вместе с ребенком. Но лучше переболеть в детстве. Я читала об этом в одной из книг про детей.
— А кто у вас? — Такого странного разговора у меня еще не бывало. Я знать не знаю, кто эта женщина и почему везет меня в аптеку, но меня это мало волнует, потому что у нее в машине есть кондиционер.
— Девочка. Я подумывала назвать ее Лиэнн.
Морщу нос, и женщина замечает, а потом заливисто смеется.
— Не нравится, да? А ведь так звали мою мать.
— Извините. — Оглядываюсь в сторону дома, молясь, чтобы Доминик все еще спал.
— Да ничего. У меня все равно к этому имени сердце не лежит. Может, это будет ее второе имя.
Когда через несколько минут женщина подъезжает к аптеке, поворачиваюсь к ней, положив ладонь на дверную ручку.
— Спасибо, что подвезли.
— Не против, если я пойду с тобой? Помогу найти, что тебе нужно.
Я хмурюсь.
— Мешать не буду, — тихо говорит она.
— Я… хорошо, если хотите.
Женщина кивает и вылезает из машины, а я иду вразвалочку к двери и открываю перед ней.
— Спасибо, — рассеянно говорит она. Лицо у нее все в пятнах — совсем как у Дельфины после одной из ее ночных истерик. Мы бредем по проходам и находим нужное лекарство. Женщина берет бутылочку лосьона от зуда, который стоит восемь долларов, и тут я понимаю, что влип.
— Спасибо, — благодарю я, когда женщина достает коробку детского «Парацетамола», и вижу цену на полке.
Одиннадцать долларов.
После оплаты у меня останется совсем мало денег.
— Что еще тебе нужно?
— Ничего. — Кусаю губу и, увидев «Парацетамол» аптечного бренда, хватаю его с полки. — Лучше этот.
С красным от смущения лицом она берет другую упаковку «Парацетамола» и кидает в корзину.
— Давай я его тебе куплю.
— Что? — Мы почти одного роста. Может, я даже на пару сантиметров ее выше. — Зачем это вам?
— Просто хочу, чтобы твой брат поправился.
— Но я… я не…
— Это будет нашим секретом. — Она едва заметно улыбается мне.
Киваю, потому что выбора у меня нет. Если бы она не предложила, то денег бы мне не хватило и лекарства пришлось бы украсть. В последнее время мне частенько это сходит с рук, и ничего приятного в этом нет. Но я начал воровать, только когда деваться уже было некуда. Поскольку денежной компенсации за смерть родителей придется ждать до шестнадцати лет, то приходится красть, пока не смогу заработать. А до наступления этого момента нужно ухищряться, и есть неприятное чувство, что подворовывать буду частенько. Но я хожу по тонкой грани. Если меня поймают, я привлеку внимание к Дельфине и Дому. Нужно быть осторожнее, в два раза быстрее и умнее обычного вора. От этого зависят моя жизнь и жизнь Дома. На меня снова давит знакомое чувство стыда, и я мысленно даю клятву, что однажды заработаю столько денег, что больше никогда не испытаю подобных ощущений.
Словно услышав мои мысли, женщина спрашивает:
— Подумай, может, ему еще что-нибудь нужно?
— Я хотел найти ему машинку и книгу.
— Да? — оживляется она. — Я помогу.
— Вы правда не…
— Позволь мне, — просит женщина. Ее голос снова дрожит, и в нем слышно волнение. — У меня д-день не задался, — говорит она. — У тебя бывает такое?
— Постоянно.
Мои слова ее, похоже, расстраивают, и женщина отворачивается, вытирая лицо рукой.
— Извините. Не огорчайтесь. Да, вы можете помочь. — Я лишь хочу уйти от этой странной дамы и вернуться к брату, но когда она так на меня смотрит, у меня щемит в груди.
— Не извиняйся передо мной, не нужно. Прости. В последнее время из-за беременности я чересчур эмоциональна. Не хочу тебя смущать.