— Цветы, приглашения, продукты… им конца нет.

— Ну, если я могу чем-то помочь…

Боже, зачем она это сказала? Кофе внезапно сделался кислым во рту. Подавшись вперед, чтобы поставить чашку на столик, она тряхнула головой, и отливающие бронзой волосы скрыли предательски изменившееся лицо.

Ей бы пережить его женитьбу, а уж помогать… Мучительная боль сдавила грудь, когда она увидела, как он задумчиво кивнул.

— Да, есть кое-что, Рэйчел. Не считая моей матери, ты — моя единственная родственница, и я хотел бы, чтобы ты приняла участие в церемонии. И есть еще кое-что, что я попросил бы сделать для меня.

«Сделать для меня», — сказал он. Может, он хочет, чтобы она что-то подарила ему, нечто, демонстрирующее ее любовь…

— Помнишь, в Нью-Йорке я говорил тебе о двух новостях? Одна о твоей работе, но я не смог рассказать сразу, потому что Кэсси прервала нас, а потом как-то не представилось подходящего момента.

Рэйчел неопределенно хмыкнула. Разумеется, не представилось и представиться не могло.

С того момента, как Габриэль объявил ей о своей свадьбе, Рэйчел действовала как автомат, зная только одно: ей нужно быстро исчезнуть оттуда — пока не выдала себя, пока он и его невеста, уже, очевидно, полная подозрений, не заметили кое-чего похуже.

Она до сих пор не понимала, как справилась, но каким-то образом ей удавалось улыбаться и говорить подобающие случаю слова. Потом она бормотала какие-то оправдания насчет встречи с друзьями и сбегала — на деловые свидания, на вечеринки, приемы, ни разу не позволив себе остаться наедине с Габриэлем. А потом улетела домой.

— Ты упоминал о заказе. Важный заказ?

Его кивок пробудил в ней интерес и заставил выпрямиться в кресле.

— Для крупного клиента?

— Можно сказать, так. Я делаю заказ, Рэйчел. Я хочу, чтобы ты создала для меня нечто совершенно особенное.

Кровь застыла у нее в жилах — она уже знала, чье имя будет произнесено в следующую секунду.

— Я бы очень хотел, чтобы ты нарисовала эскиз для Кэсси. Совершенно особенное украшение, которое будет моим свадебным подарком.

— Никогда! — Слово само сорвалось с губ, прежде чем она успела что-то подумать, понять, решить… — Ни за что!

— Но у тебя есть мастерство, талант, ты можешь сделать нечто действительно необыкновенное. Что ты думаешь, скажем, о тиаре? Которая поддерживала бы фату?..

— Я сказала, ни за что!

Делать украшения для его невесты, чтобы та была еще красивее в день, когда выходит замуж за него? Габриэль не знает, о чем просит.

— Ты просишь слишком много!

Его глаза прищурились — похоже, он действительно был в недоумении.

— Но почему? Я думал, для тебя это превосходная возможность завоевать популярность в высшем обществе. Во-первых, на свадьбе увидят, потом будут фотографии в газетах… У тебя не будет лучшего шанса привлечь дополнительных заказчиков. Еще я подумал, что ты, как родственница, хотела бы…

— Хотела бы! — резко повторила Рэйчел. — Хотела бы участвовать в свадьбе? Разделить счастье с тобой и Кэсси? Неужели ты действительно веришь, что есть более ненавистная для меня вещь после того, как ты…

— О Боже, — прервал он, прежде чем она успела сделать из себя полную дуру, признавшись, какую боль он причинил ей. — Рэйчел, нет! Скажи, что это неправда! Меньше всего я хотел испортить твою жизнь…

Он выглядел искренним. Во всяком случае, слова звучали искренне. Он даже изобразил тревогу на лице, заставил гореть глаза.

— Если я сделал тебе больно…

— Больно?

Проворно заметая следы, она смогла даже выдавить из себя саркастический смех, который звучал, впрочем, довольно убедительно.

— О нет, я меньше всего имела в виду это.

Если Рэйчел стремилась выбить его из колеи, то определенно преуспела. Лицо у него было откровенно растерянным, а пальцы беспокойно теребили темные блестящие волосы.

— Тогда что ты имела в виду?

Внезапно он поднялся и шагнул к стойке бара, чтобы наполнить бокал. Рука у него дрожала, и что-то задело сердце Рэйчел; но она больше не намерена была демонстрировать ему свою слабость.

— Все, что произошло между нами пять лет назад, показало мне, как мало все это значит для тебя. Может, для остальных мужчин тоже, но я говорю о тебе. — Она резко поднялась — так было проще смотреть ему в лицо; он слишком высок, угрожающе велик, когда возвышается над ней, сидящей. — Зная все это, как я могу хотеть участвовать в твоей свадьбе? Как буду слушать твои обещания любить, пока смерть не разлучит вас? Меня стошнит от этого!

Вот оно, его больное место, сказала она себе, когда за ее неистовым взрывом последовало напряженное молчание. Сейчас он скажет, что все это в прошлом, что с Кэсси у него все будет по-другому…

Не хватает еще только сообщить ей, что его чувства к этой женщине сильней, чем к любой другой. Что он любит ее.

И если он это скажет, это будет правдой, потому что Габриэль никогда не говорит ничего, кроме правды.

Глава десятая

— Я очень серьезно намерен дать клятву, — сказал Габриэль, и до Рэйчел не сразу дошел смысл его слов.

Приготовившись услышать признания в любви к Кэсси, она была совершенно не готова к другому ответу. Кроме того, слишком явно прозвучала тоска в голосе, отразилось пустота в глазах.

— И я намерен изо всех сил соблюдать эту клятву. Мне будет нелегко, но я постараюсь. Я постараюсь быть наилучшим мужем для Кэсси, что означает — хранить верность, пока мы вместе. По моим представлениям, неверность мужа — моральное преступление.

— Ну, разумеется, мужа… но не любовника. — Рэйчел постаралась скрыть боль под маской цинизма. — Ведь если нет колец, нет клятв, все случившееся можно счесть пустым и незначительным, давно забытым эпизодом.

Что-то мелькнуло в глубине его глаз. Рука, державшая бокал, сжалась с такой силой, что тонкий хрусталь лопнул. С проклятьем он отшвырнул остатки, которые разлетелись мелкими осколками, ударившись о мрамор камина.

— Габриэль… — запротестовала Рэйчел, но мгновенно осеклась, когда он повернулся к ней. Его лицо внезапно осунулось и посерело, кожа на скулах стала почти прозрачной.

— Если ты хоть на секунду посчитала себя «давно забытой», ты просто не имеешь глаз. Если ты поверила, что случившееся между нами было «незначительным эпизодом», то ни на йоту не испытала тех чувств, которые испытал я.

Она была уже готова поверить. Просто неприлично так хотеть верить. Но поверить ему — все равно, что попросить перерезать ей горло очень тупым ножом.

— Что чувствовала я и что чувствовал ты — две разные вещи! Извини, но я сомневаюсь, что тобой вообще когда-нибудь руководили чувства, не считая чисто физиологических!

— Проклятье, Рэйчел, ты не могла ошибиться сильней! Ты, черт возьми, просто не представляешь, о чем говоришь!

Ярость в голосе, лихорадочный блеск глаз, сжатые кулаки — все вселяло в нее страх, но она была полна решимости не показывать этого.

— Я не могла ошибиться! Может, я выдумала Аманду Брайант в твоей постели? Она была иллюзией, миражом?

— Нет…

— Нет. И не ты ли объяснил мне однажды, что мне ничего не показалось и все было так, как было?

— Рэйчел…

Он пытался перехватить ее руку, но она с яростью вырвала ее.

— Так как же, Габриэль? Что она делала там? Скажи мне! Что? — переспросила она, когда он пробормотал что-то невразумительное. — Что ты сказал?

— Форма защиты! — бросил он, посмотрев на нее взглядом, который в других обстоятельствах она сочла бы дерзким. — Оборона!

— Защита? — не в силах поверить, повторила Рэйчел. — Я тебе не верю. Оборона против чего? Кого? Только не против меня!

Он резко наклонил голову, и она не удержалась от саркастического смешка.

— О, наконец-то! Наконец-то я услышала все! Правда, ты мог бы придумать историю получше…

Посторонний звук не дал ей закончить. Это был таймер духовки.

— Твой ужин, — бросила она, радуясь возможности отдышаться.

Выслушав, куда он его послал, она все-таки направилась в кухню. Вынув пирог из печки, она отрезала большой кусок и бросила его на блюдо.

— Салат?

Она спиной чувствовала, что он стоит за ней.

— Рэйчел… — Его голос зловеще дрожал. — Сколько раз повторять, что я не хочу этого чертова пирога!

— Ну, не могу предложить ничего другого! Я не собираюсь попадать в одну ловушку дважды!

— Надеюсь! — Он проговорил это почти испуганно, словно получил удар в лицо. — Не часто мужчина способен устоять перед таким искушением!

Руки Рэйчел сжали край стола, так что побелели костяшки пальцев, — именно это он сказал в ту ночь у себя в комнате, вспомнила она.

Воспоминание словно ножом полоснуло истерзанное сердце. Она тешила себя иллюзией, что все, что он тогда делал, было любовью. Теперь она знала, что это была намеренная акция опытного мужчины, решившего подтвердить свою репутацию пылкого и умелого любовника. Как же! В первую же ночь довести до предела наслаждения нетронутую девственницу! Высокий класс! И эта девственница — она.

Оставался, однако, вопрос, который следовало прояснить. С немалым усилием она заставила себя оторвать пальцы от стола и повернуться лицом к Габриэлю.

— Скажи мне тогда еще кое-что. Если Аманда была «защитой»… — она вложила в это слово весь свой сарказм, — тогда скажи на милость, кто же бедняжка Кэсси? Зачем ты женишься на ней?

— Потому что я должен, — последовал краткий, бесстрастный ответ.

— Потому что… что?

Удар был так силен, что у нее подогнулись колени. И здесь она оказалась полной дурой! Любовный союз двух сердец, в который она наивно верила, существовал только в ее воображении. Он готов жениться лишь потому, что она ждет ребенка. Хорошим же он будет мужем!

Обида за Кэсси смешалась с ее собственной болью.

— Ты ублюдок!

Под рукой оказалась тарелка с его ужином. Рэйчел схватила ее и швырнула прямо ему в лицо.

— Отвратительный, мерзкий ублюдок!

Слегка отступив, он позволил тарелке врезаться в стену и разлететься смесью фарфоровых осколков, хлебных крошек и жареной курицы.

Не в силах больше находиться с ним в одной комнате, Рэйчел бросилась из кухни.

— Рэйчел!

Он гнался за ней, перепрыгивая через две ступеньки и приближаясь с каждым шагом. Она не смела оглянуться, стараясь не упасть и пытаясь хоть что-то увидеть сквозь слезы.

— Рэйчел, подожди…

Он настиг ее у двери в спальню. Стальные руки сомкнулись вокруг нее, не позволяя сдвинуться с места.

— Пусти! Пусти, будь ты проклят!

Она лягнула его в лодыжку и испытала мгновенное удовлетворение, когда он вскрикнул от боли. Однако его хватка ничуть не ослабла. Он толкнул плечом дверь и затащил Рэйчел в комнату следом за собой.

— Рэйчел, сядь! Выслушай меня!

— Я не подчинюсь ни одному твоему приказу! Ни одному — понятно?

Как будто что-то сломалось внутри Рэйчел. Ей хотелось плакать, кричать во весь голос, но все слова застряли в горле.

Ей все-таки удалось высвободить руки из мертвой хватки, и она заколотила кулаками по его груди. Она колотила изо всех сил, целясь в плечи, руки, даже в лицо, словно это могло облегчить ее сердечную боль.

И Габриэль не пытался остановить ее. Не считая одного быстрого движения головой, чтобы уклониться от ее кулака, он просто принимал удары и ждал, молча и безучастно, пока ее ярость не выгорит дотла.

После этого он посадил ее на кровать, сел рядом и прижал, притиснул к себе. Он опять ждал, пока не утихнет бешеный стук сердца, пока не иссякнет горячий поток слез и она, все еще всхлипывая, не прильнет, измученная, к его груди.

Лишь тогда он судорожно вздохнул и расправил плечи, словно принимал ношу, которой — он знал — ему не избежать. Сильные пальцы взяли Рэйчел за подбородок, и ей пришлось поднять голову. Было невозможно ускользнуть от темных, непроницаемых глубин его глаз.

— Начнем по порядку — нет, ты слушай меня! — настоял он, когда она бессильно попыталась отвернуться. — Я никогда не спал с Кэсси и не намерен этого делать, пока мы не поженимся.

Рэйчел оцепенела, смысл слов не сразу дошел до нее.

— Пока не… Но ты сказал!..

— Я сказал, что должен так поступить, да, но не из-за того, о чем ты подумала. Она не носит моего ребенка, если ты это имела в виду.

— Тогда почему?..

Он отвел глаза, избегая ее взгляда.

— Не спрашивай, Рэйчел. Ради Бога, оставь все как есть.

Но она уже не могла не спрашивать.

— А как же я? — неуверенно спросила она.

Его жесткое, решительное лицо внезапно смягчилось.

— Ты была и есть особенная и всегда будешь особенной.

— Настолько особенной, что через пару дней ты забыл меня и повернулся к другой!

— О Рэйчел, нет! Я не забыл тебя! Я не мог!

Почему она поверила ему сейчас? Почему она вдруг поверила словам, которым не верила раньше?

— А сейчас?

— Рэйчел…

Это был стон отчаяния, в котором — она слышала это — была готовность капитулировать.

Склонив голову на плечо Габриэля, Рэйчел подняла глаза. На этот раз он не пытался ускользнуть от ее взгляда и смотрел на нее с мрачной решимостью.

И она поняла, что не может отступить; что стоит на пороге чего-то важного, какой-то тайны, которая изменит ее жизнь — к плохому или к хорошему, но изменит навсегда.

— Что ты думаешь обо мне сейчас?

Габриэль сделал судорожный вдох.

— Габриэль, я должна знать! У тебя есть какие-то чувства?..

— Чувства! — Это был крик боли. — О Боже, Рэйчел, если бы ты только знала!

— Тогда расскажи мне! Ты хочешь меня?..

— Боже, помоги мне! Да, да!

Ей показалось, что этот хриплый стон вырвали у него раскаленными щипцами.

— Я не просто хочу тебя! Я обожаю тебя. Я люблю тебя больше жизни. Если бы я мог, женился бы на тебе сегодня же — только бы ты согласилась.

— Только бы я… — начала Рэйчел, но он зажал ей рот рукой.

— Я хотел бы прожить с тобой весь остаток моих дней, иметь от тебя детей, состариться рядом с тобой…

Как признание в любви это было почти совершенство. Но оставался на самом дне некий холодок, некая неопределенность и сомнение.

— Если бы я мог, — проговорил он.

Оттолкнув его руку, она внимательно посмотрела на него.

— Но почему же не можешь?

Пожалуй, впервые за все время их знакомства Габриэль не осмеливался взглянуть ей в глаза.

— Потому что не могу. Не имею права. Мы не имеем права.

— Не можем? Не имеем права?

Рэйчел не могла поверить собственным ушам.

— Но, Габриэль… это какой-то бред! Я люблю тебя. Ты любишь меня. Я люблю тебя, — повторила она, когда его голова непроизвольно дернулась. — Что или кто в мире может запретить нам быть вместе?

Он не ответил на ее вопрос; он задал свой — тихий, безжизненный, бесстрастный:

— Чего ты хочешь от меня, Рэйчел?

— Чего хочу? Тебе не понятно? Произнести по буквам? Я хочу вернуться на пять с половиной лет назад. Я хочу, чтобы ты забыл, что я молода и наивна! Я хочу начать сначала…

Рэйчел была на грани отчаяния — она должна, обязана пробиться к нему, вывести из этого жуткого состояния, который сковал его тело, замутил его глаза!

Она придвинулась ближе, обхватила Габриэля руками, прижалась к нему всем телом.

— Габриэль, я хочу, чтобы ты целовал меня, хочу задохнуться от твоих поцелуев. А потом, чтобы любил меня — страстно, безумно, до пресыщения, до бесчувствия, пока не потеряем способность думать, пока не забудем все тяжелое, что было между нами.

Это было искушение, и он боролся с ним, будь он проклят! Боролся изо всех сил.

Его рука, странно холодная, коснулась ее щеки, и ей показалось, что на лицо упала снежинка. Рэйчел инстинктивно подалась к нему, губы ее приоткрылись.

— О Боже, — прохрипел Габриэль, и в следующее мгновение его руки сжали ее стальным судорожным кольцом.

Дикий, ошеломляющий поцелуй прервал ее дыхание. Он требовал ответа и утоления отчаянной, нестерпимой жажды. В одно мгновение все барьеры были сметены. Рэйчел показалось, что сердце не выдержит этого счастья и, подобно птице, вырвется на свободу и унесет с собой ее жизнь. Но губы уже открылись, и вся она обмякла в его руках, приглашая, отдаваясь, забыв обо всем.

В этот момент Габриэль вдруг с усилием оторвал губы и, бешено выругавшись, оттолкнул ее.

— Нет! Будь я проклят навеки — нет!

От этого крика кровь застыла у нее в жилах.

Он закрыл глаза и внезапно замер, став пугающе неподвижным. Только белели стиснутые кулаки и дыхание со свистом вырывалось сквозь сжатые зубы.

Наконец плотно сжатые веки медленно поднялись. Он нежно погладил ей щеку и на краткое разрывающее сердце мгновение коснулся губами ее губ.

Рэйчел могла поклясться, что его губы беззвучно прошептали: «прощай». Затем он снова, но с уже гораздо большей решимостью оттолкнул ее и выпрямился. Потом, словно этого все еще было недостаточно, отошел в дальний угол, чтобы их разделяла вся комната. Последняя точка была поставлена.

— Габриэль! — Рэйчел не узнала собственного голоса. — В чем дело? Почему?..

— Я не могу!

— Но почему? Ты все еще считаешь меня слишком маленькой? Я больше не твоя младшая сестренка.

Она взглянула ему в лицо и поразилась его пепельно-серой бледности, на фоне которой темнели бездонно-черные пропасти глаз.

— Именно в этом проблема, любовь моя.

Его голос между тем как будто обрел новую силу, хотя и оставался хриплым.

— Проблема младшей сестренки?

Рэйчел вдруг почувствовала невероятное облегчение и громко расхохоталась.

— Только не это, Габриэль! Хватит! Ты знаешь, я…

Но слова замерли у нее на устах — на нее смотрело искаженное нечеловеческой мукой лицо.

— Совсем не та сестра, — наконец выдавил он из себя. — Настоящая сестра — единокровная! Мы — кровные родственники, Рэйчел. У нас один отец. Та ночь была — могла стать…

Даже он не смог произнести этого слова. Ее сраженный ужасом мозг подсказал — кровосмешением. Рэйчел почувствовала, как жестокие пальцы судьбы вцепились ей в сердце и разорвали его на части.

— Этого не может быть! Я не верю!

— Поверь! Пожалуйста, поверь! — Его отчаяние было нестерпимо. — Поверь и забудь о нашем совместном будущем. Забудь и найди кого-нибудь другого.

— Нет — никогда!

Габриэль бросился было к ней, но тут же остановился и со стоном обхватил руками голову. Рэйчел поняла, что то, что он сказал, — правда.

— Ты обязана забыть, Рэйчел, — проговорил он с неожиданной, терзающей нежностью. — Здесь только один путь. Ты должна это сделать. Как и я…

Конечно. Кэсси.

— Как и ты.

Его утвердительный кивок говорил о признании полного и безнадежного поражения.

— Как и я. Теперь ты понимаешь, почему я вынужден жениться на Кэсси? Я все равно не смогу искренне полюбить никого, кроме тебя. Но я смогу сдержать клятву и стать хорошим мужем, все равно для кого. В этом — мое единственное спасение.