Глава вторая

— Они…

Стакан со звоном ударился о мрамор камина и разлетелся мелкими брызгами.

— Они что?

Его свистящий шепот заставил Рэйчел вжаться в спинку дивана — таким она не видела Габриэля ни разу в жизни. Даже семь лет назад, когда он так ужасно повздорил с отцом, объявившим, что перевозит Лидию и ее шестнадцатилетнюю дочь в свой лондонский дом. Тогда Рэйчел до смерти испугалась, но тот его гнев — ничто в сравнении с нынешним. Впрочем, еще дважды Габриэлю Тирнану не удалось удержаться в рамках приличия, но ей не хотелось об этом даже вспоминать. В остальное время он был холоден и ужасающе индифферентен — ледяная глыба. Во всяком случае, не то воплощение неистовой ярости, что бушевало сейчас перед ней.

— Габриэль… — попыталась заговорить Рэйчел, но голос ее тут же оборвался, едва она взглянула ему в глаза.

— Ты сказала, они поженились?

Мощные руки сжали ей плечи и сорвали с дивана. Он притянул ее к себе так, что она чувствовала тепло его тела, слышала тяжелое и прерывистое дыхание, ощущала, каких усилий стоит ему сдерживаться.

— Поженились? Это правда?

— Да…

Больше она ничего не смогла произнести. Неистовый огонь его глаз словно испепелил ее, и вместо слов она издала лишь жалкий хрип.

Стальные пальцы до синяков впились ей в плечи, но Рэйчел молилась, чтобы они не отпускали ее, иначе она просто рухнет, жалко и унизительно, к его ногам.

— Так это правда? — задавал он вновь и вновь один и тот же вопрос.

— Конечно! — Его явное неверие заставило ее отвечать более решительно. — Ты думаешь, я тебе вру? — Она наконец собралась с силами, вывернулась из его рук и тут же отскочила в другой конец гостиной. — Я врала тебе когда-нибудь? Ты думаешь, об этом можно лгать? Может, ты считаешь, что все подстроила я? Особенно сейчас!

— Нет. — Габриэль медленно покачал головой — он говорил уже спокойнее, хотя по-прежнему был напряжен. — Нет, ты никогда не лгала мне. Наконец-то Бог создал честную женщину.

Рэйчел вздрогнула, уловив иронию в его словах, — она слишком хорошо знала, что он думал о Лидии. Он считал, что она вторглась в его дом, незаконно заняв место его матери. И можно было только догадываться, какие слова он сейчас мысленно произносил в ее адрес.

— Это все?

— Все? — эхом откликнулась Рэйчел, не понимая, куда он клонит. — Тебе мало?

Ответом была мрачная улыбка.

— Действительно, что же еще? Лидия, конечно, на седьмом небе. Что это было, предсмертное обращение в веру?

— Да, они поженились в госпитале, — сдавленно ответила Рэйчел, вздрогнув от его насмешливого тона. — Как могло быть иначе? Как ты понимаешь, твой отец не мог прийти в нотариальную контору, не говоря уж о церкви.

Это был удар ниже пояса. Она заметила, как изменились его глаза — словно стальные жалюзи опустились перед ними.

Но брать слова назад было поздно. Он не шевельнулся, но теперь ей было до него не дотянуться.

— «Располагайся как дома…»

Рэйчел не сразу поняла, что он повторил ее собственные слова.

— «Располагайся как дома, чего стесняться!» — опять повторил Габриэль. — Теперь я понимаю, что тебя взбесило. Ты, конечно, приложила руку…

— Нет! — Она знала, о чем он подумал, и ненавидела его за эти мысли. — Не было ничего подобного!

— Нет?

Его тонко очерченная верхняя губа саркастически изогнулась.

— Ты хочешь сказать, что твоя мать совсем не стремилась выйти замуж? Что она даже не думала о той респектабельности, какую придаст ей имя моего отца? Более того, ее не интересовал этот дом и она не мечтала о деньгах и бизнесе, которые могут достаться ей после смерти мужа?

— Нет! Нет, нет и нет!

Она больше не могла терпеть этих злобных, оскорбительных обвинений.

— Ты представляешь все это холодным расчетом. Конечно, мама хотела замуж! А какая женщина не мечтает законно связать свою жизнь с любимым человеком?

Она заставила себя проигнорировать его циничную усмешку.

— Да, она хотела жить в этом доме, и я не собираюсь это отрицать, но ты говоришь так, будто она использовала умирающего! Будто она угрожала и шантажировала и, пользуясь его положением, заставила надеть кольцо ей на палец. Клянусь, все было не так!

Вероятно, что-то в ее словах или ее отчаяние задело его. Или его тронули горячие слезы, которые — она поняла только сейчас — застилали ей глаза и не давали ясно его видеть. Так или иначе, броня его гнева была пробита.

— Так как же все было? — спросил он вдруг совсем другим тоном, и Рэйчел задохнулась от волнения.

Нетерпеливой рукой она смахнула слезы, боясь поверить, что он наконец готов ее выслушать.

— Ты действительно хочешь знать?

Решительный кивок. Она сделала глубокий вдох — нужно успокоиться, она не может позволить себе попасть под его влияние.

— Фактически они уже планировали пожениться в скором времени. Твой отец сделал маме предложение под Новый год.

При этом воспоминании легкая улыбка тронула уголки ее полных губ.

— Он сказал, что это самый подходящий день для новых начинаний.

Что-то в этих словах вновь заставило напрячься каждый мускул его тела, челюсть сжаться, а глаза прищуриться.

— Свадьба планировалась на Пасху. Они не знали… — При последних словах голос у нее сорвался. — Они думали, что впереди еще вся жизнь, а мама всегда мечтала выйти замуж весной. Она хотела, чтобы все цвело.

— Как трогательно! Скажи еще, что Лидия купила белое платье и фату для этой свадьбы года.

Он не верил ей, и в его сердце по-прежнему кипела ненависть к ее матери.

— Ты не веришь? — попыталась она перейти в наступление и наткнулась на холодную улыбку.

— В том, что касается твоей матери, извини, не верю, — процедил он. — Мне нужны конкретные свидетельства, прежде чем…

Конца фразы Рэйчел не слышала, потому что уже подбежала к бюро рядом с большим сводчатым окном. Торопливо открыв верхний ящик, она схватила пачку белых открыток, лежавших сверху.

— Вот!

Задыхаясь от спешки, она протянула открытки Габриэлю.

— На, возьми! — настаивала она, всовывая их ему в руки. Он продолжал невозмутимо разглядывать ее лицо. — Ну, возьми же!

— Что это? — Его реакция на этот раз была явно замедленной — обычно он на шаг опережал остальных.

— Подтверждения, которых ты хотел! «Конкретные свидетельства». Смотри…

Он наконец взял открытки и, наклонив голову, взглянул на текст, отпечатанный серебристым шрифтом.

— «Имеем честь пригласить вас… — не выдержала молчания Рэйчел, — на свадьбу Грегори и Лидии… Апреля, четвертого дня…» Видел? Приглашения отпечатаны заранее, для рассылки в следующем месяце!

Она точно зафиксировала момент истины, когда его тонкие длинные пальцы сжали карточку и с силой скомкали ее.

— Так или иначе, они собирались пожениться!

— Он никогда не говорил мне об этом.

— А зачем ему говорить? Грег что, не знал, как ты относишься к моей матери? Он не мог рассчитывать, что ты с распростертыми объятиями примешь ее в семью.

Рэйчел не сразу поняла жестокость своих слов, пока не увидела его внезапно побледневшее лицо.

— Вообще-то, думаю, он собирался сообщить, — поспешно уточнила она. — Если бы все шло по плану. Они подали заявление о регистрации брака по всем правилам! Но им пришлось поторопиться…

Как только необходимость убеждать пропала, вся ее воинственность исчезла, осталась только тоска. Воспоминания сдавили горло, душили ее, ей опять захотелось плакать.

— Я была их свидетельницей. — Она уже не сдерживала слез, и они ручьем струились по щекам. — В отдельной палате. Грег…

— О Боже!

Свадебные приглашения разлетелись, как огромные снежинки, по толстому ворсистому ковру. Габриэль вдруг подался вперед и с неожиданной нежностью обнял ее и прижал к себе.

— Присядь.

Они сели на диван, и он начал гладить ее блестящие каштановые волосы, прижимая ее голову к плечу.

— Я, наверное, должен просить прощения, — хрипло пробормотал он. — Мне следовало знать, что ты не будешь лгать мне.

Но эти тщательно подобранные слова не пролили бальзам на ее душу, ведь Габриэль по-прежнему считал, что они с матерью любой ценой хотят завладеть домом, в котором он родился и вырос, предъявить свои права на него. А она еще пыталась поддеть его…

— Прости, — всхлипывала Рэйчел, поднимая к нему полные слез глаза. — Не надо было мне говорить…

— Шшш, — прошептал он, приложив палец ей к губам.

Сердце Рэйчел заколотилось. Она боялась этого чувства, боялась жесткой груди, к которой прижималась щекой, боялась сильных рук, обнимавших ее.

Ей хотелось выплакаться, но она знала, что тогда совсем раскиснет. Надо было взять себя в руки и молиться, чтобы он поскорее отпустил ее, чтобы тело перестала бить эта неуемная дрожь, чтобы по каждому нерву не бил электрический ток.

— Не вини себя, — продолжал Габриэль. — Твоей вины нет. Виновата та проклятая ситуация, в которой мы оказались. Я… немного раздражен…

Его губы скривились, у Рэйчел невольно вырвался нервный смешок.

— О Боже, Габриэль, я могла бы догадаться. Ведь у тебя даже не было возможности попрощаться с отцом.

Глаза цвета эбенового дерева потемнели, краска сошла с лица. Рэйчел попыталась выпрямиться и не встретила сопротивления. Руки Габриэля ослабли, но он, похоже, даже не заметил этого.

Рэйчел опять почувствовала угрызения совести.

— Хочешь… хочешь, я расскажу, как все?.. — неуверенно начала она и увидела, как его глаза быстро закрылись, но успела уловить в них неожиданно вспыхнувший блеск.

Он на секунду прижал пальцы к векам и сделал глубокий, болезненный вдох.

Однако, когда он открыл глаза, они снова были чисты и спокойны. Немыслимый, почти нечеловеческий контроль над собой, который никогда не покидал Габриэля, за исключением одного, очень памятного Рэйчел случая.

— Если не трудно.

Было бы ложью сказать — нет, не трудно. Но это то немногое, что она может сделать: в конце концов, каковы бы ни были между ними отношения, ни при каких обстоятельствах она не согласилась бы сегодня поменяться с ним ролями.

— Не катастрофа убила твоего отца. Доктора сказали, что травмы вполне поддавались лечению. Но в машине «скорой помощи» у него случился обширный инфаркт — вероятно, в результате шока. Врачи стабилизировали его состояние, и он фактически шел на поправку, но…

Рэйчел тряхнула головой, вспоминая кошмар второго, совершенно безумного ночного звонка из госпиталя. Телефон зазвонил, едва они вернулись домой, спустя час после скоропалительной свадьбы.

— Возможно, Грег знал — имел какие-то предчувствия. Потому что именно он настаивал на свадьбе там и тогда. Но он выглядел таким счастливым, Габриэль… — Инстинктивно она почувствовала, что он хочет знать как можно больше. — Он был так уверен, так бодр, у него ничего не болело. Врачи сказали, что все случилось мгновенно, он не успел даже понять. И он думал о тебе. Он просил передать, что любит тебя и гордится тем, что ты делаешь в Америке. Он… он еще говорил, что надеется, ты сможешь признать нас как своих близких, как свою семью…

Только тут Рэйчел заметила, что ее пальцы сплетены с пальцами Габриэля и их руки все еще лежат у него на колене. Пальцы его непроизвольно сжались, едва она попыталась высвободиться.

— По крайней мере спасибо и за это, — угрюмо проговорил он.

— Я должна была рассказать. — Она не могла оторвать взгляда от сплетенных рук. — И он знал, что ты едешь сюда.

Он дернулся. Быстро взглянув ему в глаза, Рэйчел застыла, парализованная темным пламенем, бушующим в них.

— Кто ему сказал?

— Я.

Она не знала, как он отнесется к этому признанию. В конце концов, именно из-за нее и ее матери он оставил этот дом и больше четырех лет не видел отца.

— Спасибо.

Простота и искренность этого ответа тотчас напомнили Рэйчел одну давнюю ночь и слова, которые он тогда говорил, обещания, которые давал и которым она верила — глупо, наивно, слепо.

— Я сделала это ради Грега. — На последнем слове голос у нее дрогнул. — Он много значил для меня. В конце концов, он был мне вместо отца.

Слезы снова потекли у нее по щекам.

— Рэйчел… — начал Габриэль, но она не дала ему говорить — он мог разрушить, по-медвежьи растоптать с таким трудом налаженный хрупкий мир между ними.

— Честно говоря, я никогда не скучала по моему настоящему отцу — он умер, когда мне было три года. Поэтому нельзя сказать, что Грег заменил моего отца. Нет, он просто заполнил пустоту в моей жизни. И пока он не появился, я и не догадывалась, как эта пустота огромна.

В шестнадцать лет она думала, что и Габриэль заполнит пустоту в ее жизни. Что он будет частью семьи, которой у нее никогда не было. Потом появились и другие надежды… Сейчас от них уже ничего не осталось.

— Он был так добр ко мне…

— Он заботился о тебе.

Что-то переменилось: мир между ними растаял, испарился, и от Габриэля вновь исходило нервное, электризующее напряжение.

— Габриэль?

Из его груди вдруг вырвался странный, сдавленный звук — не то вздох, не то стон или даже отчаянный, нервный смех.

— Ради Бога, Рэйчел, иди сюда!

Вероятно, именно это ей было сейчас нужно — дерзкое, не допускающее возражений объятие и чувство, что только он, Габриэль, может понять ее. Всякая способность сопротивляться оставила Рэйчел.

С того самого момента, когда впервые на них обрушилась весть о катастрофе, Рэйчел пришлось быть сильной ради матери — поддерживать ее, общаться с властями, выполнять необходимые формальности и противостоять натиску прессы. Для собственного горя времени не было.

И вот появился человек, сильный и надежный, в чьи руки она может передать всю лежавшую на ней ответственность, на чье плечо можно опереться, зная, что он не подведет. Она впервые уступила горю, которое сумела на время загнать внутрь, и теперь позволила ему вырваться мучительными рыданиями, излиться слезами, намочившими его безупречно белую рубашку.

А Габриэль просто обнимал ее, просто позволял ей рыдать. И ждал. Ждал, пока буря утихнет, рыдания с последним, тяжким вздохом прекратятся и она, обессиленная, положит голову ему на плечо.

— Лучше? — тихо спросил он, и Рэйчел только молча кивнула.

Намного лучше. Настолько лучше, что она не может даже передать словами. Это был тот, прежний Габриэль, кумир ее ранней юности, которого она боготворила, обожала в муках первой девичьей страсти, который стал необходимой частью ее жизни с того незабываемого первого момента, когда она вместе с матерью переступила порог дома Грега Тирнана.

— Намного лучше, — шмыгнув носом, пробормотала она. — Благодарю.

— Нет проблем.

Это было сказано уже совсем другим тоном. Изменилось и то, как он обнимал ее. Каждая мышца его сильного тела словно туго натянулась. Сердце под ее щекой стучало уже не так ровно и спокойно, как мгновение назад. Нет, оно бешено колотилось.

И вдруг с ослепляющей ясностью Рэйчел поняла, что не ее порывов он боялся, а своих собственных. Себя он сдерживал, в себе подавлял импульс, изо всех сил стискивая ее в объятиях.

— Габриэль?

Она запрокинула голову и заглянула ему в глаза — и неожиданно время заскользило вспять, в другой день — или в другую жизнь, — когда она посмотрела в эти темные глаза и увидела то, что назвала любовью.

Точнее, она думала, что это любовь; потом, много позже, поняла, как это называется на самом деле. Можно запрятать это ощущение в нарядную упаковку, скрыть за эвфемизмами «желание» или «страсть», но, если называть вещи своими именами, это была все та же первобытная жажда самца.

Однако сейчас перед ним стояла не та легковерная девочка, которой он смог однажды добиться. Теперь она отчетливо видела, что происходит, и это произвело эффект ледяного душа. Больше того, она вдруг поняла, до какой степени сама виновата в происходящем: она позволила Габриэлю разрушить ее оборону, не сдержала клятву, которую дала себе много лет назад. Тогда она пообещала себе, что этот человек больше никогда не причинит ей боль; что, вооруженная ненавистью, она не даст слабины, не допустит ни одной щели в той стене, которую воздвигла вокруг себя.

И вот что-то случилось. В момент слабости она не позаботилась о защите, и только жгучее чувство опасности внезапно отрезвило ее, заставив взглянуть в лицо реальности.

— Рэйчел, с тобой все в порядке?

Она долго молчала. Потом села очень прямо и надела на лицо улыбку.

— Все в порядке.

Голос прозвучал напряженно и неестественно.

Она не рискнула вновь посмотреть ему в глаза и сделала вид, что ищет носовой платок. Слава Богу, сумочка лежала в противоположном углу комнаты. Рэйчел вскочила и почти бегом бросилась к ней.

Потом она долго вытирала глаза и сморкалась, собирая свои основательно ослабленные силы для новой схватки.

— Ты, наверное, захочешь освежиться или, возможно, вздремнуть перед ужином…

Габриэль не шелохнулся. Он продолжал сидеть, неподвижный и молчаливый, словно вырубленная из мрамора древнегреческая статуя.

Очень удачное сравнение — он прекрасно подошел бы для образа какого-нибудь языческого бога. Этот чистый, высокий лоб, прямой нос, мощные скулы — прямо Зевс, или Аполлон, или какой-нибудь легендарный герой, Тезей или Ясон, например.

— Думаю, пора показать тебе твою комнату.

Габриэль устало пожал плечами и провел руками по темным блестящим волосам. От той опасности, которая исходила от него мгновение назад, не осталось и следа; он вдруг показался беззащитным и, вопреки ее фантазиям о греческих богах, вполне земным.

— Вздремнуть — вряд ли. — Он поднялся и неторопливо потянулся. — Извини, мне просто пришлось долго ждать отложенного рейса. Но горячий душ не помешает. Я оставил сумку в холле…

— Тогда Рейнольдс отнесет ее наверх.

Рэйчел с трудом проталкивала слова через внезапно пересохшее горло. Свадьба — это лишь часть неприятных новостей, которые ему придется услышать. Другая часть откроется с минуты на минуту, и Рэйчел сильно сомневалась, что эта новость ему понравится больше.

— Мистер Рейнольдс или миссис Рейнольдс, с которой я уже познакомился?

Полный сарказма вопрос резанул ее.

— Именно так. Они оба работают здесь уже больше года.

— Заменили миссис Кент и Джо?

Рэйчел сразу прореагировала на так и не высказанное обвинение, стоявшее за его вполне невинными словами.

— Они немного состарились, Габриэль. Я знаю, как ты любил их, но тебя слишком долго здесь не было. Все меняется, что делать.

— Я уж вижу, — усмехнулся он. — Что дальше, интересно знать?

Рэйчел почувствовала, как дрогнули колени.

Ей кажется или он действительно следует за ней по пятам и едва не дышит в затылок? Она оглянулась — Габриэль шел на почтительном расстоянии, в паре шагов от нее. Похоже, она ощущает его присутствие независимо от расстояния.

— К чему все это? — Габриэль остановился, едва они поднялись на один пролет. — В конце концов, я знаю этот дом, наверное, лучше тебя — я вырос здесь. Поверь, я ничего не забыл за последние четыре с половиной года и более чем способен сам найти мою…

— Она больше не твоя!

Рэйчел тут же прокляла собственную бестактность. Опять нервы не выдержали, сорвалась в ответ на его «ничего не забыл».

Габриэль застыл, оглушенный услышанным. Его глаза подозрительно прищурились.

— Объяснись! — коротко приказал он.