— Никаких «но»!

Этого тона было достаточно, чтобы она все поняла.

— Остановимся здесь, Рэйчел. Раз и навсегда. Я не желаю больше прикасаться к тебе!

Глава седьмая

Почему она так вела себя? Этот вопрос терзал Рэйчел долгими ночными часами. Ворочаясь в постели без сна, она снова и снова вспоминала, как Габриэль появился в ее комнате, его поцелуй и ее безумное, не заслуживающее никаких оправданий поведение.

Неужели прошлое ничему ее не научило? Ей надо наконец запомнить раз и навсегда, что Габриэль Тирнан принадлежит к тому сорту мужчин, кому нельзя доверять. Они используют женщин ради собственного удовольствия, заманивают их, а потом отбрасывают, как ненужную вещь. А она позволила ему это сделать дважды!

И на этот раз она даже не может спрятаться за собственную наивность! Потому что Рэйчел уже не глупая маленькая девочка, терзаемая муками первой, еще детской, страсти. Тогда она просто не могла думать ни о ком, кроме Габриэля.



В тот первый раз их чуть не поймали. Уже глубокой ночью Габриэль услышал шум подъехавшей машины и разбудил Рэйчел. Она почти скатилась вниз по лестнице, несясь в свою комнату, где еще долго лежала без сна, переживая восторг своей первой ночи с мужчиной. Перемены произошли в течение суток. Она проснулась от счастья и бросилась навстречу дню в предвкушении еще большего счастья. Надо было подготовиться к субботнему приему. Единственной каплей дегтя было подозрительное отсутствие Габриэля, но и это легко поддавалось объяснению — он и его отец крайне заняты на работе.

Однако когда он появился к ленчу, то был холоден и на удивление далек — едва взглянул на нее и ограничился несколькими незначащими словами в ответ на ее вопросы. Он ничуть не напоминал того пылкого любовника, каким был прошлой ночью.

В негодовании Рэйчел перехватила его в холле.

— Габриэль, что происходит? Что-то не так?

— Не так? — Его тон был холоден, как и его улыбка. — Не будь глупой, Рэйчел, все так. Просто надо быть осмотрительными, вдруг твоя мать может что-нибудь заподозрит? Надо подождать, пока она привыкнет, что мы можем быть вместе.

Что ж, с этим трудно было не согласиться, но на следующий день дела пошли еще хуже.

Она вернулась из колледжа и сразу почувствовала, что атмосфера в доме накалена. Мать и Грег, очевидно, крупно повздорили, и, хотя к обеду они уже разговаривали, их холодная взаимная вежливость была невыносима.

Габриэль, видимо, решил поберечь нервы и за обедом не появился. Без всяких объяснений он укатил на своей машине и вернулся только к утру. Насколько поздно, Рэйчел не представляла. Она долго боролась со сном, но к двум часам ночи, когда сон все-таки одолел ее, Габриэля еще не было.

На следующий день была суббота, день ее приема, и все скандалы в мире не смогли бы испортить ей настроение, когда она примеряла наряды перед зеркалом.

Серебристое кружевное платье, которое она выбрала, было именно то, что нужно. Простого покроя, с тоненькими бретельками, оно оставляло открытыми плечи; тонкий материал струился по груди и бедрам, короткая юбка позволяла оценить ее длинные, слегка загоревшие, стройные ноги.

Распустив вьющиеся локоны и слегка подведя глаза, чтобы подчеркнуть их блеск, Рэйчел осталась довольна. Она застегнула в ушах серебряные сережки, которые придумала сама, надела серебряный браслет и улыбнулась себе в зеркале.

— Уже не маленькая девочка! — сказала Рэйчел отражению.

Ей казалось, она выглядит умудренной опытом, чувственной и, самое главное, очень, очень взрослой.

Ей не терпелось пройтись перед Габриэлем — он не устоит, когда увидит ее!

И как же она была ошеломлена и озадачена, когда, покрутившись в гостиной перед матерью и Грегом, услышала холодный, равнодушный голос, от которого весь ее восторг с шумом вылетел, словно воздух из проколотого шарика:

— Тебе не кажется, что твой наряд несколько вульгарен?

Это был удар. Тяжелый удар.

Смешавшись от неожиданности, она на несколько мгновений потеряла дар речи. Попыталась ответить так же невозмутимо, но не получилось.

— Н-нет, не думаю.

Хорошо, что она начала говорить, еще не повернувшись, потому что, когда она увидела Габриэля, все слова улетучились — она могла лишь стоять и смотреть.

Рэйчел никогда раньше не видела Габриэля в официальном вечернем костюме и была не готова к столь ошеломляющему впечатлению. Высокая, мощная мужская фигура в черном и белом. Темно-каштановые волосы, безупречно уложенные, превосходно сшитый костюм, эффектно подчеркивающий линии широких плеч, тонкой талии и длинных ног.

Ей сразу представилось сильное, прекрасное тело, скрытое под этим элегантным костюмом, и горячая волна эротических ассоциаций покрыла краской ее лицо. Судорожно сглотнув, она попробовала снова:

— Я могу одеваться как хочу! Я уже взрослая!

Это было не самое удачное, что она могла придумать, — слишком напоминало то, о чем они говорили той ночью. И, судя по сардонически приподнятой брови Габриэля, он подумал то же самое.

— Ты выглядишь так, словно вышла на панель! — процедил он. — Этот наряд…

Его кривая усмешка ясно показала, что именно он подумал о «наряде».

— Этот клочок материи — сексуальная провокация в чистом виде. Лидия… — к изумлению Рэйчел, он апеллировал к ее матери, — вы готовы позволить дочери появиться в публичном месте, одетой — или, смею сказать, раздетой — подобным образом?

Улыбка Лидии была из чистого льда, серые глаза не выражали никаких эмоций.

— Как сказала Рэйчел, ей уже девятнадцать, она сама вправе выбирать себе платья. Действительно, Габриэль, боюсь, вы несколько старомодны. Между прочим, я не ожидала, что мужчине вашего возраста нравятся фасоны, которые привлекают маленьких девочек.

Внезапно до Рэйчел дошло: это была игра, и Габриэль играл в ней роль адвоката дьявола — отстаивал точку зрения, которой не разделял. Таким образом он отводил подозрения, заставлял окружающих думать, что Рэйчел для него — всего лишь школьница, которую он столь снисходительно терпит.

Как только Рэйчел это поняла, его насмешка, его очевидное неодобрение перестали обижать. И когда Грег тоже встал на ее сторону, она дерзко улыбнулась Габриэлю и засмеялась в его недовольное лицо.

— Ты в меньшинстве! Платье остается. Но если ты будешь очень хорошо себя вести, я позволю тебе потанцевать со мной, чтобы смягчить горечь поражения.

Едва прием начался, Рэйчел забыла о досадном разговоре. Возбужденная, немного ошалевшая от объятий, поцелуев, поздравлений и бесконечного потока подарков, она уже не думала о мнении Габриэля.

Лишь некоторое время спустя перед ней снова всплыл его каменный взгляд, в котором не было ни восхищения, ни тепла. Неужели она ошиблась и тот разговор не был игрой? Невозможно.

Однако сомнения уже пустили корни, и она начала замечать кое-что другое: то, как он старательно держится подальше от нее, с какой сверхъестественной ловкостью уклоняется от танца, то надменное, холодное выражение лица, с каким он смотрел сквозь нее, будто ее не существовало вовсе.

Ну, хорошо же, она ему покажет! Неизвестно, какая муха его укусила, но ей нет дела! Это ее праздник, и она намерена чертовски хорошо повеселиться.

И она веселилась: меняла партнера каждый танец, пила шампанское как ситро, преувеличенно громко смеялась малейшей шутке и столь же преувеличенно бурно флиртовала с каждым, кто проявлял к ней малейший интерес.

Все это, однако, не произвело нужного эффекта — Габриэль стоял у стены в дальнем углу зала и хмуро наблюдал. Его густые брови сошлись к переносице, а глаза были темны и непроницаемы. Только раз он открыл рот, когда она, как бы случайно, оказалась рядом, якобы чтобы наполнить бокал, и взглянула на него с укоризной.

— Куда ты спрятался на весь вечер? Не пора ли нам с тобой потанцевать?

— По-моему, у тебя нет недостатка в партнерах.

— О, да, я чудесно провожу время, — скрыла она за бравадой разочарование. — А сейчас, если позволишь, я бы выпила еще вина.

— Разумно ли это? — Габриэль неодобрительно нахмурился. — Не пора ли притормозить? Учти — шампанское ударяет в голову.

Однако Рэйчел уже понесло. Подняв бокал, словно салютуя, она насмешливо сверкнула серыми глазами.

— Оно ударяет и по другим, более интересным местам! — произнесла она, вильнув бедрами.

Жесткие морщины на его лице стали еще глубже.

— Думаю, нам надо поговорить, Рэйчел.

— Поговорить? У меня есть более интересные занятия. Мне весело!

— После приема — перед сном.

Это было слишком похоже на приказ, и она критически изогнула бровь.

— Разве так назначают свидание, дорогой? Леди любят, когда за ними ухаживают…

— Рэйчел…

Угроза в его голосе звучала слишком явно; и к тому же Рэйчел действительно была не прочь провести с ним время.

— Так и быть — после приема.

И все же она не удержалась от еще одного небольшого укола — история с платьем не давала ей покоя.

— То есть если не поступит лучшего предложения, — бросила она и умчалась, не дожидаясь, когда тучи, сгустившиеся у него на лице, обрушатся грозой на ее голову.

Но худшее было впереди.

Вскоре после того, как музыканты взяли перерыв и все пошли на ужин, Рэйчел вдруг обнаружила, что Габриэля нигде нет. Путем осторожных и как бы случайных расспросов, она узнала, что последний раз его видели разговаривающим с Амандой Брайант, старшей сестрой Бекки, одной из подруг Рэйчел.

— Она просто глаз с него не сводила, — рассказывала Бекки, непристойно смакуя каждое слово. — Могу себе представить — такой красавчик! А об Аманде и говорить нечего — известная штучка.

Да, уж слишком известная, пригорюнилась Рэйчел. Сестра Бекки была высокой, знойной брюнеткой с роскошной фигурой, все достоинства которой подчеркивало узкое черное платье.

— Они сбежали. — Бекки сделала испуганное лицо, намекая, что знает, зачем они сбежали. — Аманде все надоело. Я слышала, она сказала Габриэлю, что не любит детские утренники.

Детские утренники! Если и существовали слова, способные подсыпать соли на раны Рэйчел, то это были именно они.

— Ну, эти двое слишком старые и скучные, — объявила Рэйчел, отчаянно пытаясь сохранить лицо.

Но она по-прежнему отказывалась верить, что поведение Габриэля — не просто продуманное прикрытие. В конце концов, говорила она себе, можно ли вернее убедить недоверчивых родителей в их с Габриэлем исключительно родственных отношениях, чем откровенно флиртовать с другой?

Эти доводы помогли бы, если бы она сама в них верила. Остаток вечера был безнадежно испорчен, и Рэйчел облегченно вздохнула, когда все наконец разъехались.

Габриэль все еще не вернулся, но, похоже, это волновало только ее. Было уже далеко за полночь, и она валилась с ног от усталости.

— Я пойду спать, если вы не против. — Она не могла больше слушать восторги матери и Грега по поводу «замечательно» прошедшего вечера. — Я совершенно изнемогаю! Спасибо вам за чудесный праздник.

Рэйчел действительно изнемогала, но заснуть не могла. Она слышала, как Грег и Лидия тоже отправились к себе. Наконец дверь внизу хлопнула, и Габриэль тяжело прошел по ступеням.

На мгновение она замерла — вдруг он идет к ней? Но шаги удалялись по второму пролету лестницы — в мансарду.

Рэйчел не знала, на что решиться. Если она побежит прямо сейчас, он наверняка посмеется и скажет, что она напрасно ему не доверяет. Хуже того — это будет выглядеть по-детски. Намного лучше подождать и спокойно поговорить с ним утром.

Но ждать она определенно не могла. Мысли о Габриэле не давали покоя: она должна была видеть его прямо сейчас. Пусть он посмеется над ней — это лучше, чем лежать здесь и изнемогать от неизвестности. В конце концов, он сам хотел поговорить с ней!

А потом, может быть, он снова поцелует ее, как той ночью. И этим поцелуем покажет, что считает ее настоящей женщиной, а не ребенком. Он погладит ее своими руками, расстегнет пуговки пижамы…

Кровь быстрее побежала по жилам, заставив ее выскочить из постели. Даже не набросив халата, она беззвучно выскользнула из комнаты и слегка улыбнулась, услышав храп Грега в дальнем конце коридора.

У лестницы в мансарду она вдруг остановилась в нерешительности. И именно в этот момент до нее долетел странный звук из-за двери — нечто среднее между сдавленным стоном и протестующим криком. Звук быстро пропал, и снова наступила тишина.

— Габриэль, ты здесь?

Ответа не было, и Рэйчел подумала, что ослышалась.

Может, он еще не вернулся и до сих пор где-то гуляет? Но тут до нее явственно донесся скрип кровати, и, воодушевленная, она проворно повернула ручку и распахнула дверь.

— Габриэль!

Снова тот странный звук. На этот раз было похоже на сдавленный смех, словно кто-то уткнулся лицом в подушку.

— Габриэль, ты здесь?

— В чем дело, Рэйчел?

Резкий и неприветливый, его голос заставил ее отпрыгнуть, как испуганную кошку. От холодного тона ей стало не по себе.

— Я… я просто хотела видеть тебя.

— Видеть меня!.. — Снова, как тогда, на вечере, на нее повеяло угрозой. — Какого черта?..

— Габриэль, пожалуйста! Я просто хотела…

Слова замерли у нее на губах. Габриэль шевельнулся, потом протянул руку и резким щелчком включил лампу на столике у кровати.

Рэйчел заморгала от внезапного света и вдруг застыла от неожиданности. Это невозможно…

Габриэль сидел в постели, его широкая грудь была обнажена, темные волосы в беспорядке падали на лоб. А рядом с ним, едва оторвав от подушки взъерошенную голову, с пылающей жаром оливковой кожей, с губами, опухшими от поцелуев, лежала Аманда Брайант.

Габриэль!

Рэйчел пыталась произнести его имя, но от шока у нее перехватило горло, и она только беззвучно открывала рот.

Габриэль нетерпеливо вздохнул.

— В чем дело, малыш? — процедил он с убийственной насмешкой. — Не можешь уснуть? Хочешь, чтобы я почитал тебе на ночь сказку? Прости — не могу. Как видишь, я занят…

Повернувшись к женщине рядом, он провел пальцем по ее полной груди, мрачно усмехнувшись, когда она чувственно изогнулась.

— Я занят делами — взрослыми делами. Теми, которыми большие дяди и тети…

Но Рэйчел больше ничего не слышала, она кинулась в свою комнату, будто все дьяволы ада гнались за ней по пятам…



Еще и сейчас Рэйчел беспокойно ворочалась в постели, вспоминая ту ночь. Мягкий хлопок простыни казался грубым наждаком, а слезы обжигали глаза, не принося облегчения.

Она не представляла, как прожила последующие дни. Габриэль, правда, несколько облегчил ей существование — он почти не появлялся, пропадая если не на работе, то где-нибудь в другом месте, предположительно с Амандой, и у Рэйчел не было возможности поговорить с ним.

Через две недели он опять поругался с отцом и уехал. Ей пришлось вынести еще одну, последнюю, ужасную встречу с ним, прежде чем он ушел из ее жизни, она верила, навсегда.

Медленно, не сразу Рэйчел научилась жить снова, похоронила прошлое. Но сейчас ей, похоже, придется начинать все сначала.



Чемодан — первое, что увидела Рэйчел, вернувшись домой вечером следующего дня.

Он стоял у стены, у подножия главной лестницы, и Рэйчел остановилась, разглядывая его, — ей показалось, что время вернулось на четыре с половиной года назад.

— Что это значит?

Вопрос сорвался у нее с губ, едва Габриэль спустился по лестнице с тонким кожаным чемоданчиком в руках.

— Как видишь, уезжаю.

— Уезжаешь? — Мысли завертелись вокруг этих убийственных слов. — Но почему? Куда?

— Возвращаюсь в Америку.

Его тон был спокоен и равнодушен, а устремленный на нее взгляд — непроницаем. Он ответил только на вторую часть вопроса, отметила про себя Рэйчел.

— Почему? — настаивала она. — Из-за завещания?

Рэйчел знала, что сразу после бракосочетания Грег пригласил к постели нотариуса и двух медсестер в качестве свидетелей, чтобы изменить завещание. Она ожидала, что он разделит собственность между новой женой и сыном. К ее огромному изумлению, она сама получала равную часть поделенного на троих наследства.

— Завещание? — Резкий смех Габриэля расколол воздух вокруг них. — Ничего другого я не ожидал.

— Значит, ты не злишься на то, что я получаю дизайнерскую студию?

Вместе, впрочем, с немалым личным состоянием, которое позволит ей безбедно существовать до конца дней.

— О, Рэйчел…

На этот раз его смех был мягче и одновременно горше, но выносить его было почему-то труднее, чем резкую насмешку мгновение назад.

— Если ты действительно думаешь так, то совсем меня не знаешь. Я рад, что ты получила то, что получила. Если хочешь знать, думаю, ты заслужила это — и намного больше. И ты, и твоя мать. Вы заработали это тем, что, вопреки всему, любили упрямого старика — даже я его не вынес.

— Его не так трудно было любить.

— О да, конечно. — Рот Габриэля иронически скривился. — И если бы он не завещал того, что принадлежит тебе по праву, мне самому пришлось бы сделать соответствующие распоряжения. Есть только… — Он прервался на полуслове, очевидно решив не заканчивать фразу. — Но так даже лучше. Я счастлив за тебя, Рэйчел.

Ей показалось, что он говорил совершенно искренне.

— Тогда почему уезжаешь?

— Мы согласились, что будет лучше, если я уеду быстрей.

— Мы?

Я ни на что не соглашалась, кричала ее изболевшаяся душа. Ни на что!

— Ты недвусмысленно объявила мне, что между нами ничего нет.

— Но ты не должен…

— Рэйчел, — проговорил Габриэль, начиная терять терпение, — меня действительно ждут дела.

Мысль потерять его снова, потерять не на четыре с половиной года, а навсегда, стала совершенно невыносимой.

— Неужели они не проживут без тебя еще пару дней?

— Рэйчел, нет!

— Из-за того, что случилось вчера? — настойчиво допрашивала она. — Потому что, если это так, как ты сказал, мы согласились, что ничего…

— Мы согласились. — Он медленно кивнул. — Но я не доверяю себе и не уверен, что выдержу соглашение.

Надежда вновь загорелась у нее в сердце, лицо залилось краской.

— Тогда не уезжай, — тихо прошептала она.

Она шагнула к нему, обвила руками его талию, отказываясь замечать, как он замер, попытался отклониться, будто защищаясь.

— Рэйчел…

В голосе звучало предупреждение.

Но она его проигнорировала. Откуда-то вдруг вновь появились уверенность, решимость, сила.

Она все еще любит Габриэля, несмотря ни на что, и хочет его, как взрослая зрелая женщина, а безошибочный женский инстинкт подсказывал, что и он чувствует то же, хотя почему-то изо всех сил сопротивляется.

— Не уезжай, — шептала она, поднимая блестящие от слез глаза к его непроницаемому лицу. — Пожалуйста, не уезжай.

— Нет, Рэйчел. Я уже сказал…

Само это спокойствие, точно отмеренный жест, с которым он убрал ее руки и отвернулся, были невыносимы. Она уже пережила это однажды, четыре с половиной года назад: снова он стоял на том же самом месте — билеты заказаны, чемодан упакован — и собирался в последнюю минуту задать только один, последний, ужасный вопрос.

— То, что случилось тогда между нами, Рэйчел… Обычно я не столь беззаботен. Могу я быть уверен, что моя дурацкая потеря самоконтроля обошлась без последствий?

Без последствий. И ей еще нужны доказательства, что тогда, той ночью они всего лишь занимались сексом! Она отказывала себе в чести назвать случившееся «любовью».