То, что для нее было бы ребенком, зачатым в любви, для него — только неудобным и неприятным осложнением, справляться с которым надо быстро, эффективно и без эмоций, как с повседневной проблемой в мире бизнеса.
— Если ты хочешь спросить, не была ли я беременна, — проговорила Рэйчел сквозь сжатые губы, пытаясь скрыть терзающую ее боль, — отвечаю — нет. Нет.
Она сказала бы то же самое, даже если бы действительно забеременела. Просто вопреки ему.
Но это была правда, и она не знала, чего в этой правде больше — облегчения или горестного сожаления.
— Слава Богу! — выдохнул он, как будто освободился от давно таимого страха.
Рэйчел вздрогнула от отвращения и обиды.
— За что ты благодаришь Его, Габриэль? — бросила она, чувствуя, как рот наполняется горечью. — За то, что теперь без угрызений совести можешь завести новую любовницу? Быть с женщиной, которую действительно хотел?
— Новую любовницу! — эхом повторил Габриэль.
Его тон недвусмысленно говорил, что если Рэйчел взяла на себя смелость присвоить себе титул «любовницы», то она сильно ошиблась — она не значит для него даже такой малости, вообще ничего не значит. Он хотел лишь переспать с ней — то, что сейчас он четко определил как «дурацкая потеря самоконтроля».
В пылу страсти она, возможно, и подарила ему несколько коротких мгновений физического удовольствия, что было сомнительно — в конце концов, от только что лишенной невинности девушки трудно было ожидать эротической свободы, к какой он привык. По сравнению с такой светской львицей, как Аманда, она, несомненно, явилась для него ужасным разочарованием.
— Отнюдь.
Рэйчел замерла от неожиданности, поняв, что все это она произнесла вслух.
— Ты очень чувственная юная леди, Рэйчел, и однажды ты принесешь какому-нибудь счастливчику немало… — Он остановился на полуслове, лицо стало непроницаемым. — А если мы говорим о совести, — совсем иным тоном проговорил он, — то это относится и к тебе — ты вправе выбирать любого мужчину, которого пожелаешь…
Неправда, кричало в ней все. Неправда!
Как это может быть правдой, если единственный мужчина, которого она желает, стоит перед ней и называет их отношения «дурацкой потерей самоконтроля».
— Ты имеешь в виду, после того как посвятил меня в искусство секса? О да, я могу передать все, чему ты меня научил, другому счастливчику!
Она испытала некоторое удовлетворение, когда его глаза на мгновение закрылись, явно пытаясь скрыть боль. Но секунду спустя они молнией пронзили ее.
— Я надеюсь, что ты намного больше уважаешь себя!
— Довольно лицемерно с твоей стороны, как ты думаешь? Слишком поздно снова начинать игру в ответственных взрослых.
Его глаза остались единственным цветным пятном на лице. Кожа на грубо высеченных скулах натянулась, губы сомкнулись в тонкую линию, лишь уголки немного вздрагивали.
— Правильно, — равнодушно согласился он, — все слишком поздно. Одно только предупреждение, Рэйчел: если в будущем ты не сможешь думать обо мне как о просто знакомом, тогда не думай вовсе. В принципе тебе лучше вообще забыть обо мне.
Он медленно отвернулся.
Да разве она не пыталась! Боже мой, еще как пыталась! Но похоже, ничто не способно стереть его из памяти. И четыре с половиной года спустя она на том же месте и та же боль разрывает душу.
Решительно вздернув подбородок, она судорожно сглотнула и пылающим взглядом уставилась в затылок Габриэлю.
— Почему ты не скажешь мне правду? Признай, что ничего не было, что ты никогда ничего ко мне не чувствовал.
Он стремительно обернулся.
— Нет, Рэйчел, нет!
Его сдавленный крик, искаженное болью лицо несколько смягчили ее разъяренное сердце — это было хотя бы отчасти похоже на раскаяние, которого она так жаждала. Однако его слова произвели неожиданный эффект: они подняли на поверхность всю муть ее ночных кошмаров, разбудили эмоции, которые она так долго и старательно подавляла.
— Я имею в виду, той ночью… я не ожидал, что ты будешь реагировать таким образом. — Слабый юмор в его голосе разорвал в клочья ее уже истерзанное сердце. — Ты застала меня врасплох. Мы оба были не совсем трезвыми, и я не вполне представляю, что на меня нашло.
— Той ночью, — эхом повторила Рэйчел. — А потом?
Что-то изменилось в его лице. Она не сразу заметила и лишь спустя несколько мгновений поняла, что он пытался что-то скрыть. В глазах мелькнул какой-то свет, но затем быстро потух.
— Потом, — настаивала она, хотя сердце подсказывало, что вопрос небезопасен, что ответ на него способен принести еще более разрушительную боль, но она должна была спросить. — Как насчет ночи после моего приема, Габриэль? Как насчет Аманды? Ты тоже был «не совсем трезв»? — Она ядовито подчеркнула его слова. — Тоже «не вполне представлял», что на тебя нашло?
— Нет.
Это было сказано спокойно и равнодушно. Для убедительности он энергично тряхнул головой.
— Тогда я знал совершенно точно, что делаю.
Рэйчел не могла поверить, что услышала эти слова. Она не желала их слышать, пусть даже в них была правда.
Но это не могло быть правдой! Она не позволит! Этого ей не перенести.
— Ты знал…
Она пыталась пробить его броню, а оказалось, что разрушила собственную: ничто ее больше не защищало от него, от ран, которые он мог еще нанести, от раскаленных игл, которые вонзаются ей в сердце при каждом его слове.
— Скажи мне правду, Габриэль.
— Это и есть твоя проклятая правда!
Он опять отвернулся, глубоко засунув руки в карманы, и долгим взглядом посмотрел в окно.
— Нет! — Ей хотелось заткнуть пальцами уши, чтобы не слышать его голоса, не слышать той отвратительной правды, которую он сказал. — Скажи мне, что это неправда — что все было не так, что это случайность, что она сама пришла в твою комнату…
— Как ты?
У нее перехватило дыхание от этой реплики… но она справилась — она пройдет этот путь до конца; уничтоженной, растоптанной, но — до конца.
— Скажи, что ты был пьян… или спал…
Она знала, что цепляется за соломинку, но иначе она определенно уйдет на дно в третий раз и ледяные воды отчаяния сомкнутся над ее беззащитной головой.
— Скажи, что я просто пришла в неудачный момент, — молила она. — В следующую секунду ты бы понял, что она задумала, и попросил бы ее уйти — убраться вон…
Ну скажи же мне это! Это или все равно что — и я поверю!
Наступила пауза. Длинная, напряженная. Дыхание Габриэля вырывалось сквозь сомкнутые губы, когда он медленно повернулся к ней лицом. Кожа у него на скулах побелела от напряжения.
— Это очень соблазнительно, — холодно произнес он, — но я не могу лгать тебе.
Рэйчел показалось, что ее ударили в солнечное сплетение. Она не сразу восстановила дыхание, чтобы заговорить.
— Тогда что?..
— Это было именно то, что ты увидела. Это не случайность, и я ни в коем случае не невинная жертва. Собственно, я был инициатором всего этого — так сказать, внес предложение. — Его полная мрачного цинизма усмешка стала еще более заметна. — Я не могу сказать, что был пьян. Я пытался напиться до бесчувствия тем вечером, но, к несчастью, оставался трезв как стеклышко.
И нисколько не пользовался своим преимуществом.
На этот раз Рэйчел действительно заткнула пальцами уши, но Габриэль заставил ее опустить руки. Он хотел, чтобы она услышала все: его холодное, бесстрастное перечисление фактов того ужасного вечера.
— И не Аманда «задумала», а я. Все было по-настоящему, мой ангел, полностью и до конца по-настоящему. О Боже… — Его указательный палец коснулся ее щеки и принес на кончике единственную слезинку… которой она даже не заметила. — Я не стою этого, милая моя, поверь мне — совсем не стою. Я оставил тебя и отправился прямо к ней, не прошло и двух суток. И сделал бы то же самое, если бы ситуация повторилась. Потому-то и вынужден был бежать — уехать в Америку — тогда. И потому-то я должен ехать туда сейчас, причем немедленно.
Развернувшись на каблуках, он подхватил чемоданы и зашагал к выходу, даже не взглянув на нее на прощанье.
Едва хлопнула дверца автомобиля и взревел мотор, Рэйчел почувствовала, что жизнь ее кончена.
Она уже знала, в чем дело. Знала, почему унижалась перед Габриэлем, почему соглашалась на любые объяснения: она любит его и любила все эти четыре с половиной года. Любила вопреки боли, отвращению, вопреки собственному убеждению, что ненавидит его.
Она никогда не прекращала любить его. И сейчас знала, что не прекратит.
Глава восьмая
Четверть второго.
Рэйчел машинально снова взглянула на часы и нахмурилась.
Не в правилах Габриэля опаздывать, особенно если он сам назначил встречу. После двенадцати месяцев почти полного молчания его внезапное приглашение прилететь к нему в Нью-Йорк было полной неожиданностью.
Она уже успела отчасти познакомиться с его жизнью в Америке.
Во-первых, квартира. Она ожидала увидеть нечто крошечное и компактное, похожее на его мансарду. Просторные апартаменты с великолепным видом на Центральный парк потрясли ее.
Не ожидала она и того, что он переедет и оставит ей эти апартаменты на все время пребывания. Знай она это, непременно настояла бы на номере в отеле.
— Прости, задержался.
Знакомый голос прервал ее мысли, и знакомая рука коснулась плеча.
— Срочное дело, когда уже выходил из офиса. Кстати, ты легко нашла квартиру?
— Очень.
Ей с трудом удавалось сосредоточиться на словах. Габриэль был, как всегда, слишком хорош — эта ошеломляющая мужественность, облаченная в светло-серый шелковый костюм и безукоризненно белую рубашку, оттенявшую темные волосы и глаза.
На него нужно повесить табличку «Смотреть опасно для женского здоровья», грустно подумала Рэйчел и печально улыбнулась. Даже зная о его равнодушии к ней, она не могла не потешить свою страсть, которая лишь возросла за прошедшие двенадцать месяцев. Ее глаза словно впитывали его, стремясь поскорее заполнить пустоту, которая образовалась в ее жизни.
— Ты написал такие инструкции, что только идиот заблудился бы.
— А мы оба знаем, что ты к ним не относишься. — Он поднял руку, подзывая официанта. — Еще вина?
— Нет, спасибо.
Рэйчел чувствовала себя опьяневшей от одного взгляда на него. Урок прошлого пошел впрок: алкоголь и Габриэль Тирнан — летальная смесь.
— Ты хорошо выглядишь, — заметил Габриэль, когда принесли его вино. — И прическа тебе очень идет.
— Спасибо. — Рэйчел смущенно поправила гладкие, до плеч волосы. — Пришлось немного подстричь, но я уже привыкаю.
— А почему ты вдруг решила подстричься?
— Захотелось сменить образ.
Она не собиралась рассказывать ему, что после его отъезда в Америку решила изменить свою жизнь и начала с полного изменения внешности.
Конечно, это не помогло. Отказ от длинных волос не мог заставить ее забыть о существовании Габриэля. Не помогло и обновление гардероба. Но по крайней мере ей было над чем подумать, а новая прическа и элегантный кремовый костюм давали ей сегодня столь необходимую уверенность в себе.
— Думаю, я слишком долго выглядела как Алиса в Стране чудес.
— Мне вполне нравился вид Алисы.
В течение секунды, пока его шоколадные глаза рассматривали ее блестящие волосы, она не могла избавиться от ощущения ледяных пальцев, скользящих по ее шее.
— Всем мужчинам нравятся длинные волосы, — неуверенно проговорила она и вздрогнула, когда его темные брови сошлись к переносице.
— Кроме того, ты похудела. Намеренно?
— Во всяком случае, не из-за страданий по тебе, если ты на это намекаешь! Я без тебя не скучала!
— Ну разумеется, — спокойно отозвался Габриэль. — Будешь что-нибудь заказывать?
Скорость, с которой официант бросился на его сигнал, не оставляла Рэйчел иного выхода. Она попыталась сосредоточиться на меню, и это потребовало значительных усилий.
— Я похудела из-за гриппа, — сообщила она, когда они снова остались одни.
Этот грипп не позволил ей присутствовать на мессе в память Грега, ради которой Габриэль прилетал в Лондон.
Тогда Рэйчел не знала, радоваться ей или сожалеть: ей безумно хотелось взглянуть на Габриэля, но интуиция подсказывала, что ничего хорошего из этого не выйдет.
Именно во время того визита Габриэль посмотрел ее эскизы и купил их все для своей американской компании, что в свою очередь и привело к неожиданному приглашению Рэйчел в Нью-Йорк — ей предлагалось посмотреть готовые изделия.
— Как идут твои дела? Как поживает твоя мать?
Ее внезапно рассердила официальность его расспросов. Он так решительно избегал ее во время своего визита в Лондон! Она ведь была не настолько больна!
— Какое тебе дело!
— Если на то пошло, есть дело.
— Правда? Тогда почему же ты не приезжаешь чаще, почему не звонишь?
Это противоречило ее прежнему замечанию о том, что она вовсе без него не скучала; но она этого не заметила.
— Ты знаешь почему. — Лицо Габриэля вновь стало непроницаемым. — Я думаю, так лучше.
— Ты думаешь! Ты думаешь! Да когда ты думаешь о ком-нибудь, кроме себя самого?
— Часто, — без всякой интонации, словно робот, проговорил он. — Но я по-прежнему считаю, что именно так будет лучше.
— Готова поспорить, ты прав!
Память об одиноких бессонных ночах, о долгих, мучительных днях, проходивших без него, была нестерпима. Хотелось задеть его, сделать ему больно, как было больно ей. Невозможно думать, что он с легкостью выбросил ее из головы, тогда как она не прожила и дня, не мечтая о нем.
— Ты всегда был против, чтобы мы с мамой наследовали часть бизнеса, и сейчас тебя просто трясет из-за того, что приходится связываться с нами.
Это вызвало реакцию. Но совсем не ту, на которую она рассчитывала. Ей стало не по себе, когда Габриэль медленно выпрямился в своем кресле, у него в глазах бушевал гнев.
— Ты чертовски хорошо знаешь, что это ложь! Во-первых, я был и остаюсь крупнейшим акционером «Дома Тирнана», и я был бы круглым дураком, если бы пустил все дело на самотек.
Его рука с силой сжала бокал, и Рэйчел почему-то подумала, будь его воля, он так же сжал бы ей шею.
— В конце концов, у твоей матери совсем нет опыта в бизнесе. Но все, похоже, идет хорошо. Курс акций слегка покачнулся после смерти отца, но сейчас полностью выровнялся.
Рука, сжимавшая бокал, ослабла, что потребовало от него явных усилий.
— И я, в общем, знаю, что у тебя тоже все нормально.
— Так ты шпионил за мной!
Ответом ей был лишь презрительный вздох.
— Ты решила передергивать мои слова? Я лишь счел своей обязанностью быть в курсе дел каждого отделения «Дома Тирнана». Собственно, поэтому ты и здесь. Кстати, как тебе то, что ты видела утром?
Маневр оказался столь гладким и незаметным, что Рэйчел не сразу нашлась. Но разговор уже перешел на совсем другую тему, и протестовать было поздно. А как неплохо еще немного поскандалить!
Однако хитрый Габриэль уже задел в ней заветные струны, и у Рэйчел заблестели глаза.
— Потрясающе! — честно призналась она. — Мне ужасно понравилось, что ты делаешь здесь. Неудивительно, что «Т2» работает так успешно. А эта витрина…
Она вспомнила чувство бурного восторга, охватившего ее при виде огромной витрины магазина на Пятой авеню, заполненной ее собственными работами.
— Спасибо, что сделал моим работам такую рекламу, — проговорила она.
— Тебе спасибо, — спокойно ответил Габриэль, встретившись с ней взглядом. — В конце концов, именно твой талант создал эти прекрасные украшения. Я был бы дураком, если бы не выставил их в главной витрине. Видела бы ты, какой они производят эффект: не многие женщины способны пройти мимо.
Он поднял свой бокал, молча, но красноречиво салютуя ее успеху. Ее бедное сердце тут же затрепетало.
— А посмотрев, они влюбляются в ожерелье или серьги, которые просто обязаны иметь. Даже мужчины останавливаются и начинают размышлять, как эти штучки будут выглядеть на шейке жены или ручке любимой…
— Я рада, что ты доволен.
Она произнесла, это, пытаясь освободиться от гипнотической силы, которая шла от Габриэля — от его глаз, его голоса. Эта сила зачаровывала ее, туманом обволакивала мысли. Рэйчел переставала понимать значение слов — слова превращались просто в звук, легким бризом обвевавший ее затуманенную голову! Она не видела ничего, кроме этих глаз, не слышала ничего, кроме этого голоса.
— Более чем доволен. — Улыбка Габриэля была неторопливой и теплой. — Ты должна знать, что стала звездой. У тебя выдающийся, огромный талант. Я специально пригласил тебя сюда, чтобы ты своими глазами увидела, как продаются твои работы.
Только для этого? Рэйчел почувствовала неприятный укол: какая-то часть ее сердца — слабая и глупая — надеялась на нечто большее.
Факс Габриэля и его короткий телефонный звонок содержали лишь деловые обоснования ее поездки в Нью-Йорк. И только сейчас Рэйчел призналась себе, что мечтала о другом, более личном к ней интересе.
— Но это не единственная причина, по которой я пригласил тебя.
— Не единственная?
Он словно прочитал ее мысли — она не смогла подавить душевный всплеск, глаза у нее сияли восторгом, когда она подняла голову.
— У меня для тебя две новости: одна личная, другая по работе. Работа в первую очередь — у меня есть для тебя заказ, совершенно особый заказ.
Пища, которая только что казалась вкусной, внезапно превратилась в пепел.
— Заказ? — повторила она, пытаясь придать голосу нотку энтузиазма. — Расскажи.
— Не сейчас.
Его улыбка была загадочной и дразнящей.
— Сначала немного о тебе. Что ты делала в последние двенадцать месяцев — не считая работы, конечно? В твоей жизни появился мужчина?
Боль с новой силой ударила ей в сердце.
— Неужели твои шпионы не рассказали тебе? — бросила она, от всей души надеясь, что он примет боль в ее глазах за вызов.
— Не шпионы, Рэйчел, — успокоительно проговорил он. — И они сообщают только о бизнесе. Мои… источники ничего не рассказывают о твоей частной жизни.
— А, так ты ничего не знаешь об очередях поклонников, выстроившихся перед домом лишь для того, чтобы умолять меня поужинать с ними?
Рэйчел попыталась изобразить игривую беззаботность.
Габриэль поднял на нее глаза, и странная полуулыбка слегка скривила ему губы.
— Могу в это поверить, — спокойно отозвался он.
— Можешь?
Она надеялась, что появление официанта отвлечет его мысли от этой волнующей темы, но, едва они остались вдвоем, Габриэль вернулся к тому, на чем остановился.
— Ты как будто удивлена? Что удивительного в том, что ты — я в этом уверен — притягиваешь взоры мужчин? Но я о другом хотел спросить: есть ли среди них один, особый мужчина?
Инстинкт подсказал Рэйчел, что в вопросе провокация.
— Один эксклюзивный любовник? — уточнила она беззаботным тоном. — Не могу утверждать. Во всяком случае, нет ни одного, на ком бы я оставила свой окончательный выбор.
Ему что-то не понравилось в этом ответе. Но что? Слово «любовник» или явная двусмысленность: из ответа вытекало, что у нее десятки поклонников — или ни одного.
Правда была в том, что она пыталась, действительно пыталась. За месяцы, прошедшие после их последней встречи, она принимала почти каждое приглашение на свидание. В попытках выбросить Габриэля из головы она побывала во множестве мест со многими мужчинами. Все было тщетно — ни один из них не мог даже приблизиться к ее идеалу и никто не сможет.