Голос ее успокоил Гренделя. Когти исчезли, превратились в ногти. Скелет сжался, стягивая плоть. Он посмотрел в древние змеиные глаза матери, увидел в них свое отражение.

— Матер… — всплыло в его сознании древнее слово. — Что-то случилось?

Она медленно поднялась над поверхностью, придерживаясь перепончатыми пальцами за каменный береговой уступ, подтянулась ближе к сыну.

— Дурной сон, дитя мое, — голос ласкал Гренделя, он вечно слушал бы ее голос. — Опасность тебе угрожает. Я слышала, как ты зовешь меня, но не могла тебя найти. И они убили тебя.

Грендель следил за матерью, наслаждался движением ее полупогруженного тела. Он улыбнулся, засмеялся, встряхнул копьем с остатками человеческой головы.

— Но я не мертв, матер. Видишь? Я здоров и весел. Смотри! Я радуюсь.

Чтобы убедить мать в истинности своих слов, Грендель неуклюже запрыгал вокруг пруда, подражая нелепым упражнениям мягкотелых, которые они называли танцами. Он то и дело встряхивал копьем, ухал и притопывал.

— Нe ходи к ним сегодня, — донесся от пруда шепот матери. — Ты слишком многих убил.

— Но я силен, мать, я большой, сильный, а они малые и слабые. Я разорву и съем их, напьюсь их крови, раздроблю их кости.

— Прошу тебя, сын, не ходи к ним.

Грендель прекратил свои прыжки, отшвырнул копье с головой. Он закрыл глаза и захныкал.

— Прошу тебя, пообещай мне. Не ходи к ним сегодня, Грендель. Останься здесь со мной. Останься у воды, корми своих питомцев.

Грендель уселся в двух шагах от воды, надулся, уставился в скалу под ногами.

— Хорошо, обещаю, — мрачно пробормотал он. — Не пойду к ним.

— Даже если они будут шуметь. Даже если голова твоя разболится.

Грендель поморщился, вспомнил головную боль, но все-таки кивнул.

— Гут, — прошептала она. — Хорошо. — И погрузилась в воду, оставив на поверхности легкую рябь.

— Они всего лишь люди, — тихо говорил Грендель себе и мертвой голове, свалившейся с копья. — Они всего лишь люди, а сон всего лишь сон. И ко мне приходят дурные сны. Ну и что? Сон пришел, и сон ушел. Ну и что?

Грендель следил за успокоившейся поверхностью воды, размышлял о скрывающей все ночи, о таинственном тумане, окутывающем ночами леса и болота, пытался забыть о гадостях жизни, не думать об оскорбительном шуме мелких мягкотелых людишек.

6 Свет с востока

К закату облака над Хеоротом рассеялись, разбежались, спрятались. На зимнем небе остались лишь отдельные пылающие острова. Богиня Соль, сестра лунного диска, опускалась к западу, гнала свою колесницу над морем, а за ней несся голодный волк Сколл [Сколл («обман») — хтоническое чудовище, сын волка Фенрира; преследует Солнце (брат Сколла, Хати, «ненавистник», преследует Луну), пытаясь пожрать его. — этим объясняется смена дня и ночи.] Свет богини отражался от воды, окрашивал мир рыжим цветом.

В медовом зале Хродгара собрался народ, пиром почтить прибытие Беовульфа, обещавшего освободить их от демона Гренделя. Внесли громадный медный чан, до краев наполненный медом, из глоток танов Беовульфа вырвался ликующий клич. Но люди короля, мужчины и женщины, не подхватили этотnклич. Слишком много ночей провели они в ужасе, слишком глубоко пустил корни страх. Глядя на лица их, можно было подумать, что собрались они не на пир, а на поминки, не для того, чтобы приветствовать гостей-гаутов, а для того, чтобы проводить их в последний путь. Но музыка играла весело, и мед потек рекой.

Беовульф стоял на ступенях трона с королевой Вальхтеов, рассматривал резьбу на стенной панели, круглый узор, напоминающий колесо телеги. Зеркало, расположенное на некотором удалении, в приемной Хродгара, отражало солнечный свет, падающий в окно, и направляло его на этот узор.

— Он может измерять день, — объяснила Вальхтеов, указывая на узор. — Когда солнце коснется нижней линии, день подойдет к концу.

— И появится Грендель? — спросил Беовульф, переводя взгляд с резьбы на лицо королевы, на ее фиалковые глаза. Таких глаз он еще не видел, да и красы подобной в жизни не встречал. Беовульф втайне восхищался супругой короля Хродгара.

Вальхтеов вздохнула.

— Надеюсь, что Один и Хеймдалль будут добры к тебе, Беовульф. Позор принесет этому дому гибель под его кровом столь славного героя.

Беовульф тряхнул головой, стараясь, чтобы вид собеседницы не мутил ею сознания, не мешал складывать слова в речь.

— Нет позора — погибнуть в борьбе со злом. Только слава и место в Вальхалле.

— А вдруг ты и вправду погибнешь?

— Тогда не будет трупа, чтобы слезы лить, госпожа моя. Не надо будет таскать дрова на погребальный костер. Грендель сожрет мой труп, расколет кости и высосет из них мозг. Все сожрет.

— Я буду печалиться о твоей гибели, герой. Твои люди будут печалиться.

— Нет, не будут они печалиться. Их ваш Грендель тоже сожрет, — засмеялся Беовульф.

— Нельзя шутить над такими вещами, — нахмурилась королева Вальхтеов. — Ты совсем не боишься?

— Какой смысл бояться? Три норны [Норны — богини, определяющие судьбы людей: Урд («судьба», «прошлое»), Верданди («становление», «настоящее»), Скульд («долг», «будущее»).] сидят у подножия древа Иггдрасиль. Сидят-посиживают, прядут нити наших жизней. Я лишь одна из нитей, как и ты, государыня Вальхтеов, как и любой живущий. Судьбы наши вплетены в ковер жизни давным-давно, когда мир был еще молодым. К чему беспокоиться о том, чего нельзя изменить?

— Ты уверен, что все именно так? — спросила она, хмурясь и глядя себе под ноги.

— Лучшей истории я не слышал Может быть, ты знаешь что-нибудь другое? Тогда расскажи. Она подняла на него взгляд, но ничего не ответила.

— А, Беовульф, вот ты где! — Вальхтеов и Беовульф обернулись и увидели короля Хродгара. Четыре тана поднесли его в паланкине. Они поставили паланкин, один из них помог королю сойти. — Я как раз думал о твоем отце, добром Эггтеове. Вражда, помню, была. Он бежал от Вильвингов. Он убил одного из них, голыми руками прикончил.

— Хадолаф, — подсказал Беовульф. — Так звали убитого отцом Вильвинга.

— Да! Точно. Он. — Хродгар остановился рядом с Беовульфом и Вальхтеов. Таны унесли паланкин, придворные короля начали подтягиваться к трону. — Я заплатил вергельд [Вергельд («цена человека») — денежное возмещение за убийство свободного человека, альтернатива кровной мести; несвоевременная уплата вергельда восстанавливала право пострадавшей стороны на непосредственную расправу с убийцей.], цену крови за убитого, и твой отец дал мне клятву. Давно это случилось, был я молодым королем тогда. После смерти старшего брата. Он меня во многом превосходил, Херогар, клянусь, жаль его… Да, так вот, появился Эггтеов, и я послал вергельд Вильвингам, чтобы покончить с враждой… И вот, никакое доброе дело не остается без воздаяния. Я спас твоего отца, а теперь ты прибыл, чтобы спасти наши шкуры, вот как! — Он звучно хлопнул Беовульфа по спине, и Вальхтеов вздрогнула.

— Я благодарен тебе за доброту, проявленную к моему отцу, — ответил Беовульф. — И благодарен судьбе за возможность отплатить тебе добром, государь.

— По совести говоря, давит на меня то, что я перекладываю свои заботы на чужие плечи. Но демон Грендель уничтожил моих лучших воинов. Поредела моя дружина, Беовульф. И в моих руках былой силы уж нет. Однако ты прибыл, и ты убьешь монстра, уверен я в этом.

Тут из тени позади трона раздался горький, издевательский смех. Изображая ладонями аплодисменты и кланяясь, на свет выступил Унферт.

— Честь и слава Беовульфу, великому и могучему! Спасителю наших данских душонок. А позволит ли великий и могучий своему скромному поклоннику один нескромный вопрос?

Беовульф ничего не ответил, только внимательно вгляделся в зеленые глаза Унферта.

— Можно? Спасибо. Так вот, дело в том, что есть на свете еще один Беовульф. И тот Беовульф вызвал Бреку Могучего на заплыв в открытом море. Или это один и тот же Беовульф?

Беовульф кивнул.

— Да, я плыл с Брекой.

Унферт нахмурился и вцепился пальцами свою черную бороду.

— Я-то думал, другой Беовульф плыл с Брекой. Потому что, — Унферт повысил голос, чтобы его услышали и те, кто стоял в отдалении, — потому что тот Беовульф, который nплыл наперегонки с Брекой, проиграл! Тот хвастливый и тщеславный дурень рисковал своей жизнью и жизнью Бреки на китовом пути [Китовый путь — одно из распространенных кеннингов моря. Кемпинг — разновидность метафоры, характерная для скальдической, англосаксонской и кельтской поэзии. Представляет собой описательное поэтическое выражение, состоящее, как минимум, из двух существительных и применяемое для замены обычного названия какого-либо предмета или персоны. Море также называют «гостем богов», «мужем Ран», «отцом дочерей Эгира», «землею кораблей», «землею рыб и льдин», «путем и дорогою морских конунгов», «кольцом островов», «домом песка, водорослей и шхер», «страною рыболовных снастей, морских птиц и попутного ветра».] и проиграл. Потому-то я и полагал, что другой там был Беовульф, тезка твой, великий герой.

Беовульф шагнул к Унферту.

— Я плыл с Брекой, — повторил он.

— Спасибо, ты объяснил, я понял. Но победил-то он, не ты. Плыли вы семь ночей, и он победил. Утром выплыл он к берегам хеатореамов [Хеатореамы — германское племя, проживавшее n V–VI веках в районе Осло, столицы современной Норвегии.], к землям Бродингов, и гордился своею победой, и гордился по праву. Но ты, Беовульф, могучий воин, который не смог выиграть заплыв… — Унферт прервал речь, принял чашу меда из рук своего раба, мальчика Каина, приложился к ней, затем утер рот и продолжил: — Что до меня, то я не только сомневаюсь, что ты сможешь выстомть против Гренделя, хоть мгновение продержаться… Я сомневаюсь, что ты осмелишьcя остаться в зале всю ночь. Против Гренделя ночь… Х-ха… — Унферт ухмыльнулся и снова припал к чаше.

— Трудно спорить с пьяным, — начал Беовульф.

— Сударь, — обратилась к нему Вальхтеов, пронзая пылающим взглядом Унферта, — тебе вовсе ни к чему спорить с сыном Эгглафа.

— Но он прав, — продолжил Беовульф. — Я не выиграл заплыв… — Он закрыл глаза, в голову ударили образы той безумной гонки. Беовульф против Бреки, и оба они против холодной и буйной морской стихии. Морозные волны Гандвика [Гандвик (предположительно «залив чудовищ») — изначально датское название Северного Ледовитого Океана, затем Белого моря, позже закрепилось за Кандалакшским заливом.], Бухты Змей, вздымались и опадали, поднимали обоих пловцов так высоко, что они могли различить вдали рваные очертания береговой линии земли финнов. Затем водная поверхность провалилась, и горизонт сузился до кусочка серого неба над головой, над плотными крутыми стенами зловеще блестящей воды. Опасны подводные течения, боятся их рыбаки и моряки, но Беовульф и Брека сильны, сильнее холодных пальцев ундин, готовых втянуть их под воду, сильнее даже воли Эгира, Отца Волн. Они медленно, но неуклонно продвигались к восточному берегу, плыли наравне, плечо к плечу. И так на протяжении пяти дней, ни один не мог надолго вырваться вперед. Брека держал в зубах кинжал, Беовульф в правой руке сжимал меч. Кто отважится сунуться в Гандвик без оружия? На севере скопились пурпурно-черные облака, окаймленные серым, молнии уже начали лизать волны.