Келли Армстронг

Похищенная

Маме — за то, что подарила мне первую в моей жизни писательскую тетрадку… надеясь когда-нибудь увидеть ее заполненной

ПРОЛОГ

Он ненавидел лес: хаотичное сплетение деревьев и кустарников, извечную темноту и сырость, гнилостный запах отмершей растительности, смрад разлагающихся трупов животных. Все здесь умирало, даже живые еще твари; они непрерывно ищут себе пропитание, но их самих от медленного погружения в небытие отделяет всего один неверный шаг. Скоро и его тело станет очередным источником зловония. Может, его похоронят, может — оставят просто так, на радость пожирателям падали, и его смерть отсрочит их собственную еще на день. Сегодня он умрет. Это знание возникло не из решимости самоубийцы, не из отчаяния приговоренного — он просто знал, что через несколько часов перейдет из этого мира в иной. Здесь, в зловонном, сумрачном, промозглом аду, его ждет гибель.

Нет, сам он не искал смерти. Была бы возможность спастись, он не упустил бы ее. Он сделал все, что мог: несколько дней планировал побег, берег силы, заставлял себя принимать пищу и спать. А потом сбежал, что удивило его самого, так как в глубине души он никогда не верил в успех этой затеи. Впрочем, она и провалилась, присутствовала лишь видимость успеха; словно растаял мираж в пустыне, только мираж обратился не в песок и солнце, а в сырость и мрак. Вырвавшись из комплекса, он попал в лес, однако не утратил надежды и кинулся бежать дальше. Бежать, бежать… Тщетно. И сейчас на него шла охота.

Доносился лай собаки, стремительно идущей по следу. Наверное, можно как-то ее одурачить, но как? Он знал, как уйти от преследования в городе, ибо там родился и вырос; знал, как стать практически невидимым, как придать своей внешности столь заурядный вид, что люди будут смотреть прямо на него и ничего особенного не замечать. Знал, как правильно здороваться с соседями по многоэтажке — молча, не поднимая глаз, приветствовать их коротким кивком; если станут наводить справки о жильцах из квартиры 412, никто ничего сказать не сможет. Кто обитает там — пожилая пара, молодая семья, слепая девушка? Просто не будь настолько вежлив или груб, чтобы бросалось в глаза, — и растворишься в море индивидов, которых волнует лишь собственная персона. Да, в городе он человек-невидимка. А в лесу? Последний раз он выбирался на природу, когда ему было десять лет. Родители отчаялись сделать из него туриста, и пока братья и сестры ходили в походы, он оставался дома, с бабушкой. Так что здесь он беспомощен, как младенец. Собака в конце концов догонит его, а охотники прикончат.

— Ты ведь все равно не станешь мне помогать? — задал он мысленный вопрос.

Киона — дух, наставлявший его, — ответила не сразу, хотя он ощущал ее присутствие где-то на задворках сознания. Она заявила о себе, когда он был ребенком и даже говорить не умел, а теперь вдруг отдалилась.

— А ты этого хочешь? — проронила она наконец.

— Не станешь, даже если и хочу. Ты сама к этому стремишься — чтобы я присоединился к тебе. Поэтому и не станешь им мешать.

Собака радостно залилась — чем ближе она подбиралась к добыче, тем звонче становился лай. Донесся чей-то окрик.

Вздох Кионы прошелестел в его голове, будто легкий ветерок.

— Чего ты от меня хочешь?

— Как выбраться из леса?

Снова молчание, снова крики охотников.

— Туда, — сказала она.

И он понял, какое направление имелось в виду, хотя видеть ее не мог в принципе. Аями реальны и материальны, но формы не имеют. Тому, кто не шаман, объяснять бесполезно, а для любого шамана это понятие столь же естественно, как понятия воды и неба.

Он свернул налево и побежал дальше. Ветки хлестали по лицу, по обнаженной груди и рукам, оставляя рубцы, как на теле бичующегося. Мелькнула мысль: «А ведь и вправду, я сам виноват». Какая-то его часть требовала остановиться, сдаться. Но он просто не мог, не желал отказываться от борьбы за жизнь. Его по-прежнему манили простые человеческие удовольствия: булочки с маслом и клубничным джемом в кафе, крайний слева столик на балконе второго этажа, ласковые солнечные лучи, потрепанный детектив в одной руке, кружка кофе — в другой; с оживленной улицы раздаются веселые крики, смех… В сущности, глупо; Киона только бы хмыкнула. Да, она ревновала ко всему, чего не могла с ним разделить, что привязывало его к физическому телу. Он хотел к ней присоединиться, только не сейчас. Не сейчас… И поэтому продолжал бежать.

— Помедленнее, — напомнила о себе Киона.

Он будто не слышал.

— Сбавь темп, — повторила она. — Переходи на шаг.

Он не слушал ее.

Ярость Кионы полыхнула в его мозгу, словно огненная вспышка: ослепила, обожгла — и притихла, готовая в любую секунду снова воспламениться. Звуков лая уже не слышалось, но лишь из-за того, что кровь слишком сильно стучала в висках. Легкие горели изнутри, будто с каждым вдохом он глотал жидкий огонь. Однако ему без особого труда удавалось превозмогать эту муку — он умел игнорировать веления тела, начиная от вожделения и голода и кончая болью. Оно было всего лишь механизмом, предназначенным для передачи вещей вроде клубничного джема, смеха и солнечного света прямиком в его душу. Теперь же, после стольких лет безразличия к собственному телу, он ждал, что оно подскажет, как спастись — но тело не знало. Где-то позади раздался лай. Это кажется, или звук стал громче?..

— Забирайся на дерево, — подала голос Киона.

— Я боюсь не собак, а людей.

— Тогда притормози, измени направление. Сбей их со следа. Ты бежишь по прямой линии. Не торопись.

Однако он не мог замедлиться, потому что чувствовал — опушка совсем близко, по-другому и быть не могло. Единственный шанс на спасение — добраться до нее раньше собак. Превозмогая боль, он собрал остатки сил и рванул вперед.

— Не беги! — закричала Киона. — Осторо…

Левой ногой он наткнулся на кочку, рефлекторно выбросил правую — и не нашел для нее опоры. Прямо под ним, на дне небольшого оврага с размытыми водой склонами, текла река. Он кувырком полетел вниз, судорожно пытаясь сообразить, как приземлиться без травм — и тело вновь подвело его. Едва он рухнул на гальку, сзади ликующей песнью прозвучал лай. Его барабанные перепонки едва не лопались. Перекатившись на спину, он увидел на краю оврага трех собак — гончую и двух массивных сторожевых. Гончая подняла голову, затявкала, и через мгновение двое других прыгнули.

— Уходи! — завопила Киона. — Скорей!

Нет! Рано! Он изо всех сил противился порыву отделить душу от тела — свернулся в клубок, словно так можно было ее удержать. На периферии зрения мелькнуло собачье брюхо. Один из псов упал на него, выбив из легких остатки воздуха. В предплечье вонзились зубы, вырвали кусок плоти. А потом он взмыл вверх. Киона вытащила его из агонизирующего тела.

— Не оглядывайся, — вымолвила она.

И, разумеется, он оглянулся, потому что должен был это видеть. Там, внизу, остались собаки. Гончая по-прежнему топталась на краю обрыва, подвывая в ожидании людей. Двое других времени даром не теряли — разрывали тело на куски, и во все стороны брызгала кровь.

— Нет, — застонал он. — Нет!

Киона пыталась утешить его поцелуями, ласковым шепотом, молила отвести взгляд. Но избавить его от мук у нее не получилось. Страдание причиняли не клыки собак, а горе и боль невосполнимой утраты. Все кончено. Все.

— Если бы только я не споткнулся, если бы бежал быстрее…

Киона повернула его голову, и взору открылась панорама леса. Море листвы, раскинувшееся на огромном пространстве, лишь где-то вдали упиралось в шоссе, и отсюда автомобили казались крохотными букашками. Он снова взглянул на свое тело — бесформенное нечто из крови и костей. Из леса вышли люди, однако он не обратил на них внимания. Это уже не важно. Ничего уже не важно. Он обернулся к Кионе и позволил унести себя прочь.

— Готов, — бросил Такер Матасуми, поджидавшему его у поста охраны в тюремном блоке, и принялся соскабливать грязь с ботинок. — Собаки добрались до него раньше нас.

— Я же сказал, что мне он нужен живым.

— А я вам ответил, что для этого нам требуется больше гончих. Ротвейлеры предназначены для охраны, а не для охоты. Гончая всегда дождется охотника, а ротвейлер тут же примется убивать: ничего другого он просто не умеет делать. — Такер снял ботинки и поставил их на коврик, строго параллельно стене, заправив шнурки внутрь. После этого достал точно такую же, только чистую пару, и принялся натягивать на ноги. — По-моему, нам от этого ни жарко, ни холодно. Парень и так был задохлик. Слишком слабенький. Пользы от него никакой.

— Шаман, — возразил Матасуми, — необязательно должен быть олимпийским чемпионом. Их способности лежат в сфере психики.

Такер фыркнул.

— Знаете, психические способности не особенно-то помогли бедолаге против собак. От него остался ошметок не больше моего кулака.

Матасуми направился к выходу, но тут кто-то распахнул дверь и угодил ему прямо по подбородку.

— Упс, — хмыкнул Уинслоу с довольной улыбкой. — Извини, старик. И почему в них окошечек не делают?

Мимо протиснулась Бауэр:

— Где шаман?

— Он… не выжил.

— Собаки постарались, — добавил Такер.

Бауэр покачала головой и зашагала дальше. Охранник придержал для нее внутреннюю дверь, затем вместе с Уинслоу двинулся следом. Замыкал цепочку Матасуми. Такер остался на посту — вероятно, чтобы устроить взбучку тем, по чьей вине шаману удалось сбежать. Впрочем, поинтересоваться у него никто и не подумал. Такие подробности их не касались, для этого существовал Такер.

Следующая дверь была сделана из толстой стали. Бауэр остановилась перед миниатюрной видеокамерой: лазерный луч просканировал сетчатку ее глаза. Над дверью вспыхнула зеленая лампочка. Другая оставалась красной, пока Бауэр не взялась за удлиненную ручку, и сенсор не распознал рисунок ее ладони. Загорелся второй зеленый огонек. Она открыла дверь и вошла, за ней последовал охранник. Уинслоу тоже переступил через порог. Матасуми вытянул руку, однако не успел его остановить. Взвыла сирена, замигало освещение. Из дальнего коридора донесся синхронный топот полудюжины ботинок со стальными каблуками. Матасуми схватил рацию, лежавшую на столе.

— Отзывайте охрану. Это всего лишь мистер Уинслоу. Да, опять.

— Слушаюсь, сэр, — раздался из динамика искаженный голос Такера. — Если вам не трудно, напомните мистеру Уинслоу, что каждое успешно выполненное сканирование сетчатки и ладони позволяет пропустить лишь одного сотрудника за раз, плюс один сопровождаемый.

Они оба знали, что Уинслоу в подобных напоминаниях не нуждается, поскольку сам и спроектировал систему безопасности. Матасуми нажал на кнопку отбоя.

— Извини, старик, — ухмыльнулся Уинслоу. — Я просто проверил, как работают сенсоры.

Он шагнул назад, к сканеру сетчатки. Компьютер признал его, загорелась зеленая лампочка. Он взялся за ручку: замигал второй огонек, и дверь открылась. Матасуми мог, по примеру охранника, пройти и просто так, но вместо этого подождал, пока дверь закроется, и выполнил все процедуры безопасности по новой. Возможность свободного прохода второго человека была заложена в систему, чтобы сотрудники могли самостоятельно переводить заключенных из блока в блок — один заключенный на каждого члена персонала. «Надо напомнить Такеру, чтоб внушил эту мысль охранникам, — подумал Матасуми. — Раз у каждого из них есть право доступа, пусть пользуются им по правилам, а не так, как им удобнее».

За защитной дверью открывался внутренний коридор, по обе стороны которого, как в гостинице, располагались комнаты. Обстановка каждой состояла из двуспальной кровати, небольшого столика, двух стульев и обособленной уборной. О роскоши, конечно, говорить не приходилось, но здесь было просто и чисто — максимальный уровень комфорта для путешественников, не располагающих средствами. Впрочем, обитатели этих комнат не могли себе позволить и пешей прогулки: двери отпирались только снаружи.

Комнаты отделяла от прохода стена из специального стекла: долговечнее, чем стальные прутья, и уж точно приятнее на вид. Снаружи можно было наблюдать за обитателями комнат, как за лабораторными крысами, что и входило в первоначальный замысел. Стеклянные двери не мешали обзору из коридора. Даже на стены ванных комнат пошел прозрачный плексиглас — относительно недавнее усовершенствование. К нему прибегли не потому, что наблюдателям вдруг стало любопытно, как протекают у объектов наблюдения естественные процессы, причина заключалась в другом: некоторые объекты, обнаружив, что в ванной все стены непрозрачные, целыми днями оттуда не выходили, лишь бы избавиться от постоянного надзора.

На самом деле стекло наружной стены было односторонним. По этому поводу у них даже разгорелся спор — такое устанавливать стекло или обычное. Бауэр оставила решение за Матасуми, и он в спешном порядке разослал своих помощников на поиски научных работ, рассматривающих психологические эффекты от пребывания под надзором. Взвесив все за и против, он решил, что одностороннее стекло — меньшее из зол: не видя наблюдателей, объекты предрасположены проявлять меньше беспокойства. И ошибся. По крайней мере в случае с обычным стеклом объекты знали, когда за ними идет наблюдение. О слежке они знали и сидя за односторонним — только наивный простак примет зеркало во всю стену за простое украшение, — но вот когда она велась? В результате объекты постоянно находились на взводе, что плачевно сказывалось на их психическом и физическом здоровье.

Матасуми и другие прошли мимо четырех занятых камер. Один из объектов сидел на стуле спиной к коридору, не обращая никакого внимания на журналы, книги, телевизор, радиоприемник — все, что было призвано как-то его развлечь; он просто отвернулся от стекла и ничего не делал. В комплексе он провел уже примерно месяц. Другую «постоялицу» привезли сегодня утром. Она тоже сидела на стуле, но лицом к проходу, и буравила стекло ненавидящим взглядом. Сколько дерзости… впрочем, это ненадолго.

Тесс, помощница Матасуми, допущенная до непосредственного участия в проекте, стояла перед камерой новоприбывшей и делала пометки в блокноте. Увидев вошедших, она кивнула.

— Результаты есть? — спросила Бауэр.

Тесс поглядела на Матасуми, адресуя ответ ему:

— Пока нет.

— Не может или не хочет? — уточнила Бауэр.

Еще один короткий взгляд на Матасуми.

— По всей видимости… полагаю…

— Что же вы полагаете?

Тесс сделала глубокий вдох:

— Судя по ее поведению, будь она способна на большее, она бы церемониться не стала.

— Значит, не может, — вставил Уинслоу. — Нам нужна ведьма из Шабаша. И зачем только мы связались с этой…

Бауэр не дала ему договорить:

— Мы «связались» с ней, потому что она якобы обладает огромной силой.

— Так говорит Катцен, — возразил Уинслоу. — Вы, может, ему и верите, а я нет. Колдун он там или кто, но он полный засранец. Вместо того, чтобы помогать нам ловить этих чудиков, он просто указывает, где искать их, и отсиживается в теплом местечке, — а наши парни рискуют собой. И ради чего? Ради вот этого? — Он ткнул пальцем в сторону узницы. — Еще одна ведьмочка, от которой никакого толку. Если будем слушать Катцена, упустим что-нибудь действительно стоящее.

— Вроде вампиров и оборотней? — Губы Бауэр сложились в еле заметную усмешку. — Ты злишься на Катцена, потому что, по его словам, их не существует.

— Вампиры, оборотни… — пробубнил Матасуми. — Мы стоим на полпути к разгадке тайн невообразимой психической мощи, истинной магии. Мы можем раздобыть себе колдунов, некромантов, шаманов, ведьм — любой мыслимый сосуд для магической энергии… Нет, ему понадобились твари, которые сосут кровь и воют по ночам на луну. Мы проводим серьезное научное исследование, а не гоняемся за барабашками.

Уинслоу встал лицом к Матасуми, возвышаясь над ним на добрых шесть дюймов.

— Нет, старик, это ты у нас проводишь «серьезное научное исследование». Сондра ищет свой Грааль. А я этим занимаюсь ради удовольствия. И деньги на наш маленький проект идут тоже от меня, так что если я говорю, что мне нужен оборотень, вам лучше изловить его и дать мне возможность поохотиться.

— Если хотите поохотиться на оборотня, попросите, чтобы компьютерщики вставили парочку в эти ваши любимые видеоигры. Нам неоткуда взять то, чего не существует в природе.

— О, мы непременно отыщем для Тая какую-нибудь дичь, — пообещала Бауэр. — Не найдем монстров, так попросим Катцена вызвать демона.

— Демона? — обрадовался Уинслоу. — Было бы круто.

— Еще как, — тихо обронила Бауэр и открыла дверь в комнату, где прежде жил шаман.

ДЕМОНИЧЕСКОЕ

— И вы всерьез в это верите? — раздался голос над моим плечом.

Я перевела взгляд на соседа по креслу: мужчина лет за сорок, в деловом костюме, при ноутбуке; на безымянном пальце полоска бледной кожи — там, где недавно было обручальное кольцо. Надо же, как умно придумано. Законспирировался, называется.

— Не читайте вы это дерьмо, — продолжил он, щеголяя потемневшими от кофе зубами. — От таких вещей мозги разжижаются.

Я кивнула, вежливо улыбнулась, а про себя пожелала, чтобы он свалил куда подальше… насколько это возможно на борту самолета, летящего на высоте нескольких тысяч футов. Затем я вернулась к распечаткам с сайта believe.com.

— Здесь что, и вправду про оборотней написано? — не отставал мой сосед. — С клыками, типа, и с шерстью? Майкл Лэндон, «Я был тинейджером-оборотнем»?

— Майкл… кто?

— А, это из одного старого фильма. Его до моего рождения сняли. На видео смотрел.

Снова вежливый кивок, снова попытка вернуться к работе — уже не вполне вежливая.

— Неужели это правда? — все зудел сосед. — Кто-то торгует информацией о волках-оборотнях? Оборотнях!.. Да кому нужна такая хрень?

— Мне, например.

Он осекся, его палец застыл над моими бумагами. Бедняга явно пытался убедить себя, что человек может верить в оборотней и не быть при этом полным шизиком — по крайней мере когда этот человек представляет собой молодую особь женского пола и гарантированно просидит в соседнем кресле ближайший час. Я решила прийти ему на выручку.

— Ну да, — защебетала я, изображая безмозглую блондинку, — оборотни сейчас в моде. Вампиры — вчерашний день. Готика, фу! Вот мы с друзьями как-то попробовали, и я покрасила волосы в черный цвет, а они взяли и позеленели!

— То есть… вы хотите…

— Позеленели! Можете себе представить? А какую одежду они носят? Гадость! Ну и вот, тут Чейз говорит: а как насчет оборотней? Он что-то такое слышал об одном клубе в Майами. Мы связались с этими ребятами, и они сказали, что вампиры уже вышли из моды. Сейчас все тащатся по оборотням. Мы с Чейзом к ним поехали, они нам дали костюмы — шкуры, накладные зубы и всякое такое. Ну вот, мы все это на себя напялили, закинулись дурью — и бац, мы оборотни!

— Э, в самом деле? — Он зыркал туда-сюда глазами, не зная, как от меня отделаться. — Что ж, я…

— Ну, мы бегали, прыгали, выли, а потом устроили охоту, и один из ребят поймал кролика. Да, я знаю, это очень неприятно, но мы очень проголодались, и у крови такой запах был…

— Прошу прощения, — перебил меня сосед, — мне нужно в уборную.