Час спустя мы уже обходили один дом за другим и расклеивали объявления на всём пути от салона красоты до папиного дома — всего около шести кварталов.

— Зачем кому-то понадобилось красть Яру? — спросила я, расправив очередное объявление на телефонной будке. Ронни перестала поддавать ногой свой мяч.

— Может, она просто убежала, а теперь прячется.

— Ну да, и дверь в салон красоты она открыла сама. — Я сильно нажала на степлер.

— Ты должна найти Яру, — прошептала Ронни, и её янтарные глаза снова заблестели от слёз. — Я так её люблю. Она моя лучшая подруга. — Ох, только не это! Она опять рыдала.

Я сердито сморщилась. Понимаете, когда кто-то плачет, я готова разрыдаться в ответ. Но детективам плакать не положено.

— Не переживай. Мы её найдём, — по крайней мере, я очень надеялась, что мы её найдём. И тут я заметила ещё одно объявление, на другой стороне улицы.

— Не плачь, детка, — Мари тут же обняла Ронни. — Она наверняка где-то поблизости.

Вовсе не обязательно. Особенно если кто-то её украл и уже успел продать. Но эти ужасные мысли я держала при себе.

Я оглянулась и бросилась на ту сторону улицы.

— Кассандра! — воскликнула Мари. — Ты куда?

— Я быстро, — поморщилась я.

Минуточку! К столбу было прикреплено целых три объявления! Я растерянно уставилась на них. Гуси у бабуси! Пропало три собаки. Одна с морщинистой мордой и закрученным хвостом, у второй чёлка свисала на глаза, а третья рыжая, как лисичка. Это что же, у нас орудует вор-собачник? Чтобы сразу четыре собаки пропали по соседству — это не совпадение! И конечно, на всех листовках за собаку предлагалась вознаграждение. Я достала свой блокнот, быстренько переписала всю информацию и срисовала портреты.

Если я и научилась чему-то, работая журналистом, — это тому, что приходится задавать великое множество вопросов. И что в итоге ты получаешь не столько ответы, сколько новые вопросы.

Послышался гудок, и я кинулась обратно через дорогу к машине.

— Кассандра, ты должна вести себя внимательно, малышка, — Мари сурово нахмурилась. — Это город.

Да, она права. Центр Нэшвилла совсем не похож на Лимонные холмы, где мы живём с мамой. Здесь на оживлённых улицах повсюду машины и многоэтажные дома, а по велосипедным дорожкам разъезжают парочки на скутерах. Прошёл уже почти год с тех пор, как папа переехал в город, но я так и не привыкла к этому шуму и отсутствию деревьев. Просто в голове не укладывается, отчего папа до сих пор просто не вернулся на нашу ферму, где слышно, как трещат цикады, а воздух пахнет травой.

В Нэшвилле запах жареного лука из греческого ресторана смешивался с машинным выхлопом и стойкими духами прохожих. Дома меня успокаивали даже густые звериные запахи нашего зоопарка. И я готова поспорить на что угодно: никому из жителей Лимонных холмов не придёт в голову красть и продавать собак.

Мы уже битый час клеили листовки, и я успела вспотеть и утомиться. А лицо просто горело. Я всегда обгораю и становлюсь красной, когда долго торчу на солнце.

— Ужасно хочется пить, — я прислонилась к телефонному столбу, обмахиваясь пачкой листовок. Надо же, июнь только начался, а я уже умираю от жары.

— Дома есть лимонад и печеньки. — Да-да, эта Мари постоянно пытается подкупить меня домашними печеньками и кокосовым фланом [Флан — популярный испанский десерт, ставший традиционным для всех испаноязычных стран. (Здесь и далее прим. переводчика.)]. Если она собирается меня задобрить, пусть придумает что-то посерьёзнее дурацких вкусняшек. На её уловки поддаётся только Хрустик, маленький предатель. Но не я. Хотя, должна признаться, звучало это соблазнительно. Мама если что и печёт, то исключительно безглютеновые торты с цукини, морковкой или ещё какой-то овощной начинкой. Как будто я не пойму, что там внутри. В итоге у маминого торта всегда вкус собачьих бисквитов. И оттого их так любят Фредди с Хрустиком.

Пока мы были у папы дома, вся моя сила воли ушла на отказ от печенек Мари с шоколадной крошкой. Правда, мне пришлось сдаться перед лимонадом: я в мгновение ока выпила два полных стакана. Зевс, наш золотистый ретривер, прошмыгнул за нами в берлогу. Папа взял на себя заботу о Зевсе, а мама — о нас с Хрустиком. Зевс хвостом колотил брату по ногам, а морду он поднял, чтобы обнюхать Фредди.

Ронни вытащила из кармана джинсов мобильник и сделала фотку:

— Выложу в интернет

Маму хватит удар, если она узнает, что Ронни выкладывает наши с Хрустиком фотки в интернет. Папа даже называет маму луддитом [Луддиты — участники первых стихийных выступлений против применения машин в ходе промышленного переворота в Великобритании (конец XVIII — начало XIX в.).] — это значит, что она противница новых технологий. Но маму не волнует, что она живёт как в Средневековье. Наоборот, она даже гордится этим и повторяет:

— Мои руки и глаза говорят мне больше, чем рентгеновский аппарат.

В берлоге я уселась в продавленное кожаное кресло. Ронни включила телик… тоже предмет, не доступный в нашем доме. Зато Гадская Ронни может смотреть телик сколько угодно. Хрустик с Фредди накинулись на печеньки, пока Ронни переключала каналы.

А я достала блокнот и перечитала все накопившиеся факты. Во-первых, Яру похитили — или она сама сбежала — из собачьей парикмахерской вчера между двенадцатью и часом дня. Во-вторых, на ней не было ни ленточек, ни заколок. И в‐третьих, на полу в салоне была обнаружена бусина — возможно, упавшая с её ошейника. Я отметила: «Есть ли на ней ошейник сейчас?» Очень вероятно, что есть, хотя и не обязательно тот, в котором она была в салоне. Яра могла сопротивляться вору и в ходе этой борьбы потерять украшение с ошейника. Четвёртый факт: её фото с обещанием вознаграждения развешано в соседних кварталах. И наконец: в округе пропало по меньшей мере ещё три собаки.

Я постучала ручкой по блокноту. Не участвовали ли в похищении Яры Ватная Кенди или её напарница Сара? Грумер утверждает, что это первый случай, когда из их салона пропадает собака. Можно ли ей верить? Ни репортёр, ни детектив не станут верить на слово всему, что услышат. Они всегда проверяют каждую историю. Я посмотрела на список подозреваемых. Он выглядел убийственно коротким из-за отсутствия улик. Эх-х! Я пролистала страницы блокнота с зарисовками портретов с объявлений. Наиболее простое объяснение тому, что в небольшом районе пропало сразу четыре собаки, — это работа местного похитителя собак.

— Представляете? — улыбающаяся до ушей Мари заглянула в дверь берлоги. — Яру уже нашли!

— Но это же Кейси должна была её найти! — Хрустик сердито уставился на меня.

— Они прочли объявление, — Мари даже захлопала в ладоши.

— Да! — Ронни вскочила на ноги. — Яра вернётся домой!

— Я сейчас позвоню вашему папе и попрошу зайти снять деньги для вознаграждения, а потом забрать Яру по пути домой, — и Мари набрала номер на мобильнике.

— Да! Папа привезёт Яру домой!

Я ушам не поверила: Ронни только что назвала папой моего папу. Я невольно скривилась:

— Как-то подозрительно быстро.

— Что? — удивилась Мари.

— Мы же едва успели повесить объявления. И тут же кто-то её нашёл? Интересно, а остальных трёх пропавших собак «нашёл» тот же добрый человек?

— Нам повезло! — Мари безмятежно улыбнулась.

— Ему повезло — деньги-то немаленькие.

— Ты ведёшь себя слишком цинично, — Мари упёрлась руками в свои тощие бёдра.

— А что значит цинично? — встрял Хрустик.

— Значит недоверчиво, — сказала я. Ладно, так и быть, я сознаюсь. Я ради развлечения читаю словарь. Наша учительница английского, миссис Чивер, говорит, что образованному журналисту нужно работать над словарным запасом. — Но я не цинична. Просто хорошему детективу полагается быть подозрительным, чтобы найти подозреваемых.

— Ладно, Шерлок. Ты оттачивай мастерство, а мы просто отпразднуем. — Мари широко развела руками: — Кто хочет попкорна и мармелада?

— Вместо обеда? — Хрустик опасливо покосился на меня. У нас дома мама ни за что не разрешила бы «вредной пищи».

— Вдруг этот человек не нашёл Яру, а уже держал её у себя? — я твёрдо стояла на своём. — Что, если кто-то ворует собак ради вознаграждения?