Какие тайники могут быть в монастыре? Монахи спали в общем дормитории, отдельной комнатой располагал только аббат. Даже в отхожем месте братья сидели рядышком над корытом, промывающимся проточной водой из трубы. Им не дозволялось личное имущество, ни у кого не было ни шкафа, ни даже ящика. Но сегодня Годвин увидел настоящий тайник.

Ризничий поднялся в пустой дормиторий, отодвинул комод с одеялами и вынул камень. Стараясь не смотреть в отверстие, Годвин вслепую пошарил, очертив рукой круг. Нащупав справа небольшую щель, просунул туда пальцы и натолкнулся на какой-то предмет — не камень и не застывший строительный раствор. Подцепив находку пальцами, вытащил деревянный резной браслет.

Годвин поднес его к свету. Прочное дерево — может быть, дуб. Внутренняя сторона отполирована, а на внешней аккуратно вырезан замысловатый орнамент из квадратов и диагоналей. Ризничий понял, почему леди Филиппа так любит этот браслет. Монах положил его обратно, задвинул камень и вернул комод на место. Что прохвост собирается с ним делать? Может, конечно, продать за пару пенни, хотя это опасно, потому что браслет легко узнать. Но служка точно не сможет его носить.

Годвин вышел из дормитория и спустился по лестнице во дворик аркады. Он был не в настроении ни заниматься, ни молиться. Ему нужно поговорить о том, что сегодня произошло. Необходимо повидать мать. Она, разумеется, может выбранить его за провал на заседании капитула, но наверняка похвалит за епископа Ричарда. Ему очень хотелось рассказать эту историю. Сыщик и хранитель тайны отправился ее искать.

Строго говоря, это не разрешалось. Монахи не могли разгуливать по городу в свое удовольствие. Нужна причина, и формально, прежде чем выйти за территорию монастыря, они должны спрашивать разрешения аббата. Но у монахов, выполняющих определенные послушания и занимающих некоторые должности, имелись десятки таких причин. Аббатство постоянно вело дела с торговцами — покупало продукты, ткани, обувь, пергамент, свечи, садовые инструменты, лошадиный корм и прочие необходимые товары. Кроме того, оно владело землями почти всего города. А врача могли позвать к больному, который сам не в состоянии прийти в госпиталь. Так что братья на улицах встречались, и с ризничего вряд ли потребуют объяснения, что он делает за пределами монастырских стен. Тем не менее следовало соблюдать осторожность, и, выходя из аббатства, Годвин убедился, что его никто не видит. Он прошел через оживленную ярмарку по главной улице к дому дяди.

Как он и надеялся, Эдмунд и Керис ушли по делам, и, не считая слуг, Петронилла была одна.

— Вот так утешение для матери. Вижу тебя второй раз за день! Заодно и покормлю. — Она налила ему большую кружку крепкого эля и велела кухарке принести блюдо с холодной говядиной. — Как прошло заседание капитула?

Сын подробно ей рассказал, прибавив в конце:

— Я слишком поторопился.

Она кивнула:

— Мой отец всегда говорил: «Никогда не назначай встречу, если не уверен в ее исходе».

Годвин улыбнулся:

— Я это запомню.

— Ну, не важно, думаю, хуже ты не сделал.

Монах с облегчением вздохнул. Мать не рассердилась.

— Но у меня больше нет аргументов.

— Ты заявил о себе как о реформаторе.

— Но при этом выставил себя полным дураком.

— Все лучше, чем ничтожество.

Годвин не был в этом уверен, но, как обычно, сомневаясь в мудрости материнских советов, не стал с ней спорить, а решил подумать потом.

— Еще кое-что интересное.

И Годвин рассказал про Ричарда и Марджери, опустив грубые физиологические подробности. Петронилла удивилась.

— Ричард, должно быть, с ума сошел. Если граф Монмаут узнает, что она не девственница, помолвка будет расторгнута. Граф Роланд придет в ярость. Ричарда могут лишить сана.

— Но ведь у многих епископов есть любовницы?

— Это другое дело. Священник может иметь экономку, которая, по сути, является его женой во всем, кроме названия. У епископа таких может быть несколько. Но лишить девственности знатную невесту незадолго до свадьбы… Даже графскому сыну трудно надеяться после такого остаться клириком.

— И как ты думаешь, что мне делать?

— Ничего. Пока ты действовал превосходно. — Сияя от гордости, она добавила: — В один прекрасный день у тебя будет мощное оружие. Просто не забывай об этом.

— И еще. Я думал, как же Филемон отыскал этот камень, который отходит, и решил, что он уже давно использует его как тайник. И оказался прав: нашел там браслет, который потеряла леди Филиппа.

— Интересно. Сдается, что этот служка будет тебе полезен. Он готов на все, понимаешь? Без совести, без морали. У моего отца был приятель, который делал за него всю грязную работу — распускал слухи, ядовитые сплетни, плел интриги. Такие люди бесценны.

— Думаешь, не нужно докладывать о краже?

— Разумеется, нет. Заставь его вернуть браслет, если считаешь, что это важно. Пусть скажет, что нашел его, когда подметал комнату. Но не выдавай. Гарантирую, ты пожнешь богатый урожай.

— Так что же, мне покрывать его?

— Как бешеную собаку, которая бросается на грабителей. Такие псы опасны, но без них не обойтись.

10

В четверг Мерфин закончил дверь. Работа в южном приделе уже была выполнена, леса стояли. Ему не пришлось делать опалубку для каменщиков, так как Годвин и Томас решили сэкономить, применив его метод. Он вернулся к резьбе и тут же увидел, что дверь почти готова. Примерно час подправлял волосы мудрой деве, еще час — глупую улыбку юродивой, но вряд ли стало лучше. Он медлил, так как все время думал о Керис и Гризельде.

Ему с таким трудом давались разговоры с Керис всю эту неделю. Молодой человек сгорал со стыда. Каждый раз, видя ее, вспоминал, как обнимал Гризельду, целовал, был с ней близок — с женщиной, которая ему даже не нравилась, о любви и говорить нечего. Хотя раньше Фитцджеральд часто думал о близости с Керис, теперь эта мысль его пугала. С Гризельдой все прошло нормально — ну хорошо, не все, но не в этом дело. Он испытывал бы то же самое, будь на месте дочери Элфрика любая другая женщина, не Керис. Сблизившись не с ней, он лишил эту самую близость всякого смысла. Подмастерье смотрел на свою работу, стараясь не думать о Керис и прикидывая, все ли готово.

К северному порталу подошла умница Элизабет Клерк, бледная красавица двадцати пяти лет с облаком белокурых волос. Ее отец являлся епископом Кингсбриджа до Ричарда. Он, как и Ричард, жил во дворце Ширинга, и во время одного из его частых посещений Кингсбриджа епископа покорила служанка «Колокола». Незаконнорожденная Элизабет чувствительно относилась к своему происхождению, бурно реагировала на малейшее проявление неуважения и чуть что обижалась. Но Мерфину девушка нравилась. Когда ему было восемнадцать, она позволяла ему целовать себя и гладить высокую плоскую грудь, похожую на две плошки. Их роман кончился из-за ерунды. Юноша как-то пошутил про похотливых священников, и Элизабет не простила. Но продолжала нравиться.

Красавица тронула его за плечо, посмотрела на дверь и, прикрыв рот рукой, ахнула:

— Да они будто живые!

Мерфин заволновался. Ее похвалу заслужить нелегко. И все-таки нужно держаться скромнее.

— Я просто сделал их разными, а на старой двери все одинаковые.

— Нет, не просто. Девы как будто сейчас сойдут и заговорят с нами.

— Спасибо.

— Но весь собор совсем в другом стиле. Что скажут монахи?

— Брату Томасу нравится.

— А ризничему?

— Годвину? Не знаю. Но если поднимется шум, пойду к аббату Антонию. Тот не станет заказывать новую дверь и платить дважды.

— Ну что ж, — задумалась девушка, — в Библии не говорится, что они все одинаковые. Просто пять мудрых подготовились и встретили Жениха, а пять юродивых тянули до последней минуты и в результате не попали на брачный пир. А что Элфрик?

— Такое не для него.

— Но он твой мастер.

— Его волнуют только деньги.

Элизабет покачала головой:

— Проблема в том, что ты лучше. Это стало ясно несколько лет назад и всем известно. Элфрик никогда этого не признает и потому ненавидит тебя. Можешь пожалеть, что сделал такую прекрасную дверь.

— И всегда-то ты все видишь в черном свете.

— Вот как? — обиделась Клерк. — Что ж, посмотрим. Надеюсь, я ошибаюсь.

Белокурая красавица собралась уходить.

— Элизабет?

— Да?

— Я правда очень рад, что тебе понравилось.

Девушка не ответила, но, кажется, несколько оттаяв, махнула на прощание рукой.

Мерфин решил, что дверь готова, и обмотал ее грубой мешковиной. Все равно показывать Элфрику, почему бы и не сейчас. Дождь прекратился, по крайней мере на время. Фитцджеральд попросил одного работника помочь. У строителей имелся особый способ переноски тяжелых громоздких вещей. Параллельно клали на землю два прочных шеста, а на них перпендикулярно по центру — доски, на которые затаскивали груз, затем люди вставали между шестами с обоих концов и поднимали. Это называлось растяжкой; так же носили больных в госпиталь. Но даже на растяжке дверь оказалась очень тяжелой. Мерфин, правда, был привычен к тяжестям. Мастер никогда не давал ему поблажек из-за хрупкости телосложения, и в результате подмастерье стал удивительно сильным.