— Хоп! — воскликнула Гвенда, подхватила его и прижала к себе.

2

Одиннадцатилетний Мерфин был годом старше Ральфа, но, к его крайней досаде, младший брат уродился выше и сильнее. Это приводило к напряженности в отношениях с родителями. Бывший воин сэр Джеральд не скрывал своего разочарования, когда старший сын не мог поднять тяжесть по своим годам, срубить дерево или прибегал домой в слезах, потерпев поражение в драке. Леди Мод делала все только хуже, защищая Мерфина, когда от нее требовалось лишь притворяться, будто она ничего не замечает. Если отец во всеуслышание нахваливал сильного Ральфа, мать старалась сглаживать ситуацию, называя его глупым. Ральф действительно рос не самым смышленым, но что же тут поделаешь; попреки только злили его, и мальчики ссорились.

А утром в День всех святых поссорились и родители. Джеральд вообще не хотел ехать в Кингсбридж, однако пришлось. Он никак не мог выплатить долг аббатству. Мод напомнила, что монахи отберут у них землю: сэр Джеральд имел в окрестностях Кингсбриджа три деревни. Муж рявкнул, что он прямой потомок Томаса, ставшего графом Ширингом в год, когда король Генрих II поднял руку на архиепископа Беккета. Граф Томас был сыном Джека Строителя, архитектора Кингсбриджского собора, а историю его почти легендарной супруги леди Алины Ширинг рассказывали долгими зимними вечерами после героических сказаний о Карле Великом и Роланде. У человека, имеющего таких предков, никакие монахи не посмеют отобрать землю, рычал сэр Джеральд, и уж тем более не такая баба, как аббат Антоний. Когда муж начал кричать, лицо Мод приняло выражение усталого смирения, и она отвернулась, хотя Мерфин расслышал слова матери:

— У леди Алины был еще брат Ричард, который только и умел, что драться.

Может, Антоний и баба, но у него хватило мужества предъявить рыцарю неоплаченный счет. Аббат обратился к сюзерену и троюродному брату Джеральда, нынешнему графу Ширингу. Тот вызвал родственника в Кингсбридж, чтобы вместе с аббатом уладить дело. Поэтому отец был в плохом настроении. А потом его ограбили. Он обнаружил пропажу после службы.

Мерфину понравилось зрелище: темнота, таинственные звуки, тихое пение, которое становилось все громче, громче, пока наконец не заполнило громадный собор; понравилось, как одна за другой загорались свечи. В неверном свете он заметил, что некоторые воспользовались мраком для совершения мелких грешков, за которые уже получили прощение: двое торопливо отстранились друг от друга, а шустрый купец отдернул руку от пышной груди улыбающейся жены соседа.

Мальчик никак не мог успокоиться. Пока они ждали, когда монахини накроют завтрак, поваренок понес к лестнице поднос с большим кувшином эля и блюдом горячей солонины. Мать мрачно бросила:

— Этот граф мог бы и пригласить нас на завтрак. В конце концов твоя бабка приходилась сестрой его деду.

— Не хочешь каши, можем пойти в таверну, — ответил отец.

Мерфин навострил уши. Он любил завтраки в таверне — свежий хлеб, соленое масло, — но мать вздохнула:

— Нам это не по карману.

— Очень даже по карману. — И отец потянулся к кошельку, которого уже не было.

Сначала родитель посмотрел на пол — вдруг кошель упал; затем заметил срезанные концы кожаного ремня и зарычал от бешенства. Все посмотрели на него, только мать опять отвернулась и тихо проговорила:

— Все наши деньги.

Отец диким взглядом обвел госпиталь. Длинный шрам на лбу потемнел от гнева. Все напряженно затихли: рыцарь в ярости опасен, даже невезучий. Мать заметила:

— Тебя обворовали в церкви, никаких сомнений.

Пожалуй, она права, подумал Мерфин. В темноте люди чаще воруют, чем целуются.

— Еще и святотатство, — проворчал отец.

— Я думаю, это произошло, когда ты поднял ту маленькую девочку. — Лицо матери искривилось, как будто она проглотила что-то горькое. — Вероятно, вор подобрался сзади.

— Его нужно найти! — прорычал отец.

— Мне очень жаль, сэр Джеральд, — послышался голос монаха Годвина. — Я схожу за Джоном Констеблем. Вдруг он заметит, что кто-то из бедных горожан вдруг разбогател.

Как бы не так, подумал Мерфин. В соборе были тысячи горожан и сотни приезжих. Констеблю за всеми не углядеть. Но отец слегка смягчился.

— Этого мошенника надо повесить! — буркнул он.

— А пока, может быть, вы с леди Мод и ваши сыновья окажете нам честь и сядете за стол у алтаря? — учтиво пригласил Годвин.

Отец засопел. Мерфин знал: родитель доволен, что его выделили из основной массы гостей, которые будут есть на полу, там же, где спали. Опасность миновала, и мальчик немного успокоился, но когда всей семьей уселись за стол, с тревогой подумал, что же теперь с ними будет. Отец был храбрым воином — так все говорили. Сражался за прежнего короля при Боробридже, где меч мятежника из Ланкашира и оставил у него шрам на лбу. Но не везло храбрецу. Многие рыцари возвращались домой с награбленным добром — драгоценными камнями, целыми возами дорогостоящего фламандского сукна и итальянского шелка — или с главами благородных семейств из стана врага, которых потом выкупали за тысячу фунтов. Сэр Джеральд никогда не умел поживиться. А чтобы выполнять свой долг и служить королю, ему приходилось покупать оружие, доспехи, дорогих боевых коней, но доходов с земель почему-то всегда не хватало. Вопреки уговорам матери он начал брать в долг.

С кухни принесли дымящийся котел. Сэра Джеральда обслужили в первую очередь. Ячменную кашу сдобрили розмарином и солью. Ральф, не понимая всей сложности ситуации, возбужденно принялся обсуждать службу, но ответом ему стало мрачное молчание, и он затих.

Съев кашу, Мерфин подошел к алтарю, за которым спрятал лук и стрелы. Непросто красть из-за алтаря. Правда, если добыча слишком заманчива, страх можно и преодолеть, однако самодельный лук не очень привлекателен и, конечно, еще там.

Старший сын рыцаря гордился собой. Ну да, лук маленький: согнуть настоящий шестифутовый лук может лишь сильный взрослый мужчина. Мерфин сделал лук в четыре фута и тоньше, но в остальном это самый настоящий английский лук, от стрел которого погибло столько шотландских горцев, валлийских мятежников и французских рыцарей. До сих пор отец ни слова про него не сказал, а теперь вдруг заметил.

— Где ты взял дерево? Оно дорогое.

— Это нет — слишком короткое. Один лучных дел мастер дал мне.

Джеральд кивнул.

— Это не просто превосходный лук — он сделан из той части тиса, где заболонь переходит в сердцевину. — Дерево было двухцветным.

— Я знаю, — с жаром отозвался Мерфин. Не часто ему выпадала возможность произвести впечатление на отца. — Гибкая заболонь лучше для внешней стороны плеча, потому что восстанавливает форму, а жесткая древесина хороша для внутренней части дуги — создает упор, когда натягивают тетиву.

— Верно. — Отец вернул лук. — Но помни: это оружие не для благородного человека. Сыновьям рыцарей не годится быть лучниками. Отдай его какому-нибудь крестьянскому мальчишке.

Мерфин приуныл:

— Я даже не попробовал!

— Пусть поиграет, — вмешалась мать. — Они ведь еще дети.

— Ну, пускай, — ответил отец, теряя интерес. — Интересно, эти монахи принесут нам эля?

— Ступайте, — разрешила мать. — Мерфин, присмотри за братом.

— Скорее наоборот, — проворчал рыцарь.

Юного лучника больно кольнуло. Отец просто ничего не понимает. Он-то как раз может постоять за себя, а вот Ральф вечно ввязывается в драки. Однако Мерфин знал, как себя вести, когда родитель не в духе, и вышел из госпиталя, не промолвив ни слова. Младший брат поплелся следом.

Стоял ясный и холодный ноябрьский день, небо затянули высокие бледно-серые облака. Братья двинулись по главной улице мимо Фиш-лейн, Лезер-ярда и Кокшоп-стрит, спустились к реке, прошли деревянный мост и, оставив позади Старый город, очутились в предместье — Новом городе. Деревянные дома стояли здесь между пастбищами и огородами. Мерфин взял курс на луг под названием поле Влюбленных. Там городской констебль и его помощники поставили мишени для лучников и устроили стрельбище. По приказу короля тренироваться в стрельбе из лука после церковной службы обязаны были все мужчины.

Особых мер принуждения для этого не требовалось: выпустить несколько стрел в воскресное утро не очень трудно, и около сотни городских юношей выстроились в очередь. На них смотрели женщины, дети и мужчины, считавшие себя старыми или слишком высокородными. Кое-кто пришел со своим оружием, а для бедняков, которым собственный лук был не по средствам, Джон Констебль имел недорогие учебные — из ясеня или ореха.

Обстановка царила праздничная. Дик Пивовар продавал кружками эль из бочки, стоявшей на телеге, а четыре дочери Бетти Бакстер торговали с подносов пряной фасолью. Зажиточные горожане нарядились в меховые шапки и новые башмаки, даже бедные женщины украсили волосы и приторочили к плащам ленты.

Мерфин был единственным мальчиком с луком, что тут же привлекло внимание остальных детей. Они столпились вокруг, мальчишки задавали завистливые вопросы, а девчонки смотрели восхищенно или презрительно — в зависимости от характера. Одна спросила: