Он произнес это между прочим, как будто говорил о только что прошедшем отпуске или о просмотренном фильме. Поэтому Рина поняла, что он был искренен, и почувствовала, что раскрыла ему еще одну тайну, о которой сама даже не догадывалась.

Они оба молчали. И обычно такое молчание бывает неловким, но Джимми просто прислонился к перегородке, любуясь стопкой книг на столе Рины. Он погрузился в молчание, отдыхал в нем. А Рине было так хорошо, что она захотела, чтобы это молчание никогда не заканчивалось.

— Ага, Катулл, — сказал Джимми. И взял одну из книг. — Какое стихотворение здесь твое любимое?

Рина задумалась. Было бы слишком самоуверенно сказать «Будем, Лесбия, жить, любя друг друга». Было бы слишком застенчиво сказать «Ты спросишь, сколько поцелуев…».

Она мучилась с ответом.

Он ждал и не торопил ее.

Она никак не могла решиться. Начинала что-то говорить, но не раздавалось ни звука. В ее горле застрял камень, холодный как лед. Она злилась на себя. Должно быть, она казалась ему настоящей дурой.

— Извини, — сказал Джимми, — Стив ждет меня в своем офисе. Увидимся.

* * *

Эми была соседкой Рины по общежитию в студенческие годы. Если Рина кого-то и жалела в своей жизни, то только ее. Душой Эми была пачка сигарет.

Но Эми никогда не давала повода для жалости. Когда они встретились, у Эми осталось всего полпачки.

— Что случилось с остальными? — ужаснулась Рина. Она даже представить себе не могла, что со своей жизнью можно обращаться так легкомысленно.

Эми хотела, чтобы Рина гуляла с ней по ночам, танцевала, пила, встречалась с мальчиками. Рина всегда говорила «нет».

— Ну ради меня, — просила Эмми. — Ты ведь меня жалеешь, правда? Вот я и прошу тебя, ну всего один раз!

Эми повела Рину в бар. Всю дорогу Рина прижимала к себе свой термос. Эми вырвала его из рук, бросила кубик льда Рины в стопку и попросила бармена положить его в морозильник.

Мальчики подходили, пытались заигрывать. Рина не обращала на них внимания. Она была до смерти перепугана. И не сводила глаз с этого морозильника.

— Ну хотя бы веди себя так, будто тебе весело, — попросила Эми.

Когда к ним подошел очередной молодой человек, Эми достала одну из своих сигарет.

— Видишь вот это? — спросила она. Ее глаза блестели, и в них отражались неоновые огни, горящие за барной стойкой. — Я начну курить прямо сейчас. Если ты развеселишь мою подругу до того, как я докурю, то отправляюсь на ночь к тебе.

— Как насчет того, чтобы вы обе пошли со мной сегодня ночью?

— Без проблем, — сказала Эмми. — Почему бы и нет. Так что начинай. — Она щелкнула зажигалкой и сделала долгую затяжку. Затем откинула голову назад и выдохнула дым высоко в воздух.

— Ради этого я и живу, — прошептала Эми, наколонившись к Рине. Ее зрачки не могли сосредоточиться на чем-то одном, а глаза блестели, как у дикого зверя. — Вся жизнь — сплошной эксперимент.

Дым выходил из ее ноздрей, и Рина поневоле закашлялась.

Рина смотрела на Эми. Потом она повернулась к молодому человеку. У нее немного кружилась голова. Искривленный нос на его лице казался забавным и одновременно навевал грусть.

Душа Эми была заразительной.

— Мне завидно, — сказала Эми на следующее утро. — У тебя очень сексуальный смех.

Рина улыбнулась в ответ.

Стопку со своим кубиком льда Рина нашла в морозильнике у этого юноши. Она забрала стопку с собой.

И все-таки это был последний раз, когда Рина согласилась пойти с Эми.

После колледжа их пути разошлись. Когда Рина думала об Эми, она желала, чтобы эта пачка сигарет волшебным образом снова стала полной.

* * *

Рина внимательно следила за движением бумаг в стоявших рядом с ней принтерах. Она знала, что Джимми скоро переедет в офис этажом выше. И у нее оставалось не так много времени.

В выходные она отправилась по магазинам, где принялась тщательно подбирать вещи. Ее цвет был голубым, цветом льда. И ногти должны были соответствовать цвету глаз.

Рина решила, что это случится в среду. Люди больше болтали в начале недели или же в конце: о том, что они делали на выходных, или о том, чем займутся в следующие выходные. По средам особо говорить было не о чем.

Рина взяла с собой стопку, и не только на удачу — стекло легче охлаждалось.

После обеда она решилась на свой шаг. Во второй половине дня у всех оставалось много работы, поэтому все слухи к тому времени постепенно сходили на нет.

Она открыла дверцу морозильника, достала свою охлажденную стопку и пакет с бутербродом, где хранился ее кубик льда. Она извлекла кубик льда из пакета и положила его в стопку. По краям стекла тут же образовался конденсат.

Она сняла свою кофту, взяла в руки стопку, вышла из-за стола и прошлась по офису.

Она ходила там, где собирались сотрудники: в коридорах, у принтеров, рядом с кофейным аппаратом. При ее приближении люди чувствовали внезапный холод, и разговор прекращался. Остроумие становилось глупым и плоским. Аргументы оказывались ненужными. Внезапно каждый вспоминал, сколько у него осталось недоделанной работы, или же пытался объяснить свой уход по-другому. Она проходила через офисные двери, и те закрывались вослед.

Она обошла все коридоры, пока все окончательно не стихло и единственной открытой дверью не осталась дверь в офис Джимми.

Она посмотрела в свою стеклянную стопку. На дне образовалась вода; вскоре кубик льда начнет плавать.

У нее еще было немного времени, следовало спешить.

Поцелуй меня перед тем, как я исчезну.

Она поставила стопку за дверью офиса Джимми.

Я не Жанна д'Арк.

Она зашла в офис Джимми и закрыла за собой дверь.

* * *

— Здравствуй! — сказала она. Теперь, оставшись с ним наедине, она не знала, что нужно делать.

— Привет, — ответил он, — сегодня везде так тихо. Что происходит?

— Si tecum attuleris bonam atque magnam cenam, non sine candida puella, — сказала она. — «Если возьмешь с собой обед обильный в компании хорошенькой девчонки». Вот. Это мое любимое стихотворение.

Она смутилась, но немного согрелась. Язык не был скованным, во рту не было камня. Ее душа осталась за дверью, но Рина не волновалась. Ей не хотелось считать каждую секунду. Стопка, содержавшая ее жизнь, находилась в другом времени, в другом месте.

— Et uino et sale et omnibus cachinnis, — закончил он за нее. — «Ты захвати вино и соль, и острых шуток море».

Она заметила солонку на его столе. Соль делала приятной на вкус самую безвкусную еду. Соль — это остроумие и смех в любой беседе. Соль превращала обыденность в чудо. Соль делала простоту прекрасной. Солью была его душа.

И соль усложняла заморозку.

Она засмеялась.

Она расстегнула блузку. А он привстал, чтобы ее остановить, но она покачала головой и улыбнулась.

У меня нет свечи, чтобы зажечь с обоих концов. Я не смогу вымерить кофейной ложкой жизнь. У меня нет ключевой воды, чтобы заглушить страсть, ведь я оставила позади свой кусочек предсмертного льда. У меня есть только моя жизнь.

— Вся жизнь — сплошной эксперимент, — сказала она.

Она сбросила блузку и переступила через упавшую юбку. Теперь он увидел то, что она купила в выходные.

Ее цвет был голубым цветом льда.

* * *

Она помнила, что смеялась и что он смеялся ей в ответ. Она пыталась запомнить каждое прикосновение, каждый вздох. Она хотела бы позабыть только об одном — о времени.

Шум людей за дверью постепенно нарастал, а затем постепенно затихал. Они оставались в его офисе.

Губы, что меня ласкали… — подумала она и поняла, что за дверью офиса совершенно тихо. Солнечный свет в комнате начинал багроветь.

Она привстала, выскользнула из его объятий, надела блузку, легким движением натянула юбку. Она открыла дверь и взяла стопку.

Она пыталась найти, лихорадочно пыталась, хоть осколок льда. Было бы достаточно самого маленького кристалла! Она бы заморозила его и хранила бы всю свою жизнь в память об этом дне, единственном дне, когда она действительно жила.

Но в стопке была только вода: чистая, прозрачная вода.

Она ждала, когда остановится ее сердце. Ждала, когда перестанет дышать грудь. Она вошла обратно в его офис, чтобы умереть, глядя в его глаза.

Очень трудно заморозить соленую воду.

Она ощущала теплоту и чувствовала себя смиренно готовой ко всему. Что-то заполнило самые холодные, тихие и пустые закоулки ее сердца, а вокруг был слышен лишь перекрывающий все рев волн. Она думала, что ей так много еще предстоит ему рассказать, что уже не хватит времени ни на какие книги.

* * *

Рина!

Надеюсь, ты в порядке. Мы очень давно не виделись.

Думаю, что ты сразу же захочешь узнать, сколько сигарет у меня осталось. Хорошая новость заключается в том, что я бросила курить. А плохая новость — последняя сигарета была выкурена шесть месяцев назад.

Но, как видишь, я все еще жива.

Души — очень мудреные штуки, Рина, но думаю, что я во всем разобралась. Всю свою жизнь я считала, что моя судьба — это беспечность и рискованная игра с каждым моментом моей жизни. Я думала, что в этом мое предназначение. И я чувствовала, что жила только тогда, когда зажигала часть своей души, провоцируя появление хоть какого-нибудь чуда до того, как пламя и пепел коснутся моих пальцев. В эти минуты я была особенно бдительной, слышала малейшую вибрацию, видела каждый оттенок цвета. Моя жизнь была как секундомер с обратным отсчетом. Те месяцы между сигаретами были лишь генеральными репетициями перед представлением, которые я исполнила в своей жизни целых двадцать раз.