Однако императорский шпион, прятавшийся среди зрителей, посмотрел на птицу, нахмурил брови, потом повернулся и начал пробиваться сквозь толпу к временной трибуне, где собрались местные чиновники.

Предвкушение потрясающего зрелища только усилилось, когда мимо прошли императорские стражники, маршировавшие, точно колонны механических людей: глаза устремлены в одну точку, руки и ноги двигаются в едином ритме, словно это марионетки, которыми управляет одна пара рук. Их дисциплина и порядок резко контрастировали с непринужденными танцорами, прошедшими ранее.

После короткой паузы зрители одобрительно взревели, совершенно позабыв, что именно эта армия уничтожила солдат Кокру и опозорила его прежнюю аристократию. Толпа хотела увидеть зрелище, ей нравились блистающие доспехи и военное великолепие.

Птица приближалась.

— Уже близко! Уже близко!

Два четырнадцатилетних мальчика проталкивались сквозь плотную толпу, точно пара жеребцов по полю сахарного тростника.

Первым шел Куни Гару, с прямыми длинными черными волосами, завязанными в узел в стиле учеников частных академий, коренастый — не толстый, но мускулистый, с сильными руками и бедрами. Его глаза, удлиненные и узкие, как у большинства жителей Кокру, светились умом и лукавством. Он даже не пытался вести себя вежливо, расталкивая локтями мужчин и женщин, чтобы поскорее пробраться вперед, и ему вслед неслись стоны и проклятия.

За ним следовал Рин Кода, долговязый и нервный, как чайка, летящая с попутным ветром за кормой корабля, и бормотал извинения разъяренным мужчинам и женщинам, которым приходилось расступаться перед его другом.

— Куни, мне кажется, будет нормально, если мы останемся позади толпы, — сказал Рин. — Я правда думаю, что это не самая хорошая идея.

— А ты не думай, — ответил Куни. — Твоя главная проблема в том, что ты слишком много думаешь. Просто делай.

— Наставник Лоинг говорил иначе: боги хотят, чтобы мы сначала думали и только потом действовали.

Рин поморщился и уклонился в сторону, когда один из мужчин выругался и попытался его ударить.

— Никто не знает, чего хотят боги. — Куни двигался вперед, не оглядываясь. — Даже наставник Лоинг.

Наконец они выбрались из плотной толпы и оказались рядом с дорогой, возле проведенных мелом белых линий, за которые зрителям запрещалось заступать.

— Вот это называется зрелище, — заявил Куни, глубоко вдохнув и оглянувшись по сторонам, а потом, когда мимо них прошли последние полуобнаженные танцовщицы из Фасы, одобрительно присвистнул: — Прямо-таки хочется стать императором.

— Замолчи! Неужели в тюрьму хочешь?

Рин нервно огляделся, не обратил ли кто-нибудь на них внимание: Куни частенько говорил ужасные вещи, которые можно было легко принять за измену.

— Ну разве не лучше находиться здесь, чем сидеть в классе, вырезать из воска логограммы и учить наизусть «Трактат о нравственности» Кона Фиджи? — сказал Куни и положил руку на плечи Рина. — Ну признайся: ты рад, что пошел со мной?

Наставник Лоинг заявил, что не станет закрывать школу ради процессии, потому что император не хотел, чтобы дети прервали занятия, но Рин подозревал, что Лоинг принял такое решение из-за того, что ему не нравился император. Впрочем, нельзя сказать, что в основной своей массе жители Дзуди императора любили.

— Наставник Лоинг совершенно точно не одобрил бы это, — сказал Рин, хотя и сам не мог оторвать взгляда от танцовщиц в вуалях.

Куни рассмеялся:

— Если наставник отходит нас тростью за то, что прогуляли три дня занятий, давай получим за это удовольствие.

— Вот только ты всегда умудряешься придумать умные объяснения и избежать наказания, а я получаю в двойном размере!

Рев толпы достиг крещендо.

Император сидел на троне-пагоде, вытянув перед собой ноги в позе такридо и откинувшись на мягкие шелковые подушки. Только император мог сидеть так публично, потому что все остальные были ниже рангом.

Трон-пагода представлял собой пятиярусное сооружение из бамбука и шелка, стоявшее на платформе из двадцати толстых бамбуковых шестов — десять вдоль, десять поперек, — которые несли на плечах сто полуобнаженных мужчин, умащенных маслом, чтобы тела сверкали на солнце.

Четыре нижних яруса трона-пагоды заполняли изощренные блестящие заводные модели, изображавшие четыре мира: мир огня в самом низу, населенный демонами, добывающими бриллианты и золото; далее мир воды, полный рыб, морских змей и пульсирующих медуз; потом мир земли, в котором жили люди, острова, плавающие в четырех морях; и, наконец, мир воздуха на самом верху, обитель птиц и духов.

Закутанный в одеяния из мерцающего шелка, в короне — изумительном творении из золота и сияющих самоцветов, — над которой возвышалась статуэтка крубена, чешуйчатого кита и повелителя Четырех Безмятежных Морей, чей единственный рог был сделан из чистейшей слоновой кости, клыка юного слона, и чьи глаза — пара тяжелых черных бриллиантов, самых больших в Дара, взятых из сокровищницы Кокру, когда пятнадцать лет назад он пал перед Ксаной — император Мапидэрэ прикрыл глаза одной рукой, прищурился, посмотрел на приближающуюся огромную птицу и громко осведомился:

— Что это такое?

У подножия медленно движущегося трона-пагоды императорский шпион сообщил капитану стражи, что все официальные лица Дзуди единодушно заявили, что никогда не видели такой странной птицы. Капитан шепотом отдал несколько приказов, и императорская стража, лучшие воины островов Дара, сплотила ряды вокруг сотни, несущей трон.

Император продолжал смотреть на гигантскую птицу, которая медленно приближалась. Она один раз взмахнула крыльями, и император, пытавшийся расслышать ее голос, заглушенный шумом возбужденной толпы, понял, что он удивительно похож на человеческий.

Турне по островам продолжалось уже более восьми месяцев. Император Мапидэрэ понимал, что должен напомнить покоренному населению о своей силе и власти, но устал. Ему не терпелось поскорее вернуться в Пан, Безупречный город, новую столицу, где можно наслаждаться собственным зоопарком и аквариумом. Там ему удалось собрать животных со всего Дара — в том числе и весьма экзотических, добытых пиратами, что плавали далеко за линию горизонта. Император хотел, чтобы трапезу готовил его любимый повар, однако был вынужден есть странные блюда, которые предлагали ему в каждом новом месте — возможно, лучшие деликатесы с точки зрения местной аристократии, — но его утомляла необходимость ждать, пока дегустаторы попробуют каждое из них, чтобы проверить, не отравлено ли, а потом неизбежно оказывалось, что еда слишком пряная или острая для его желудка.

Но самое главное, ему было скучно. Сотни вечерних приемов, которые устраивали местные чиновники и сановники, сливались в бесконечные однообразные топи. Где бы он ни появлялся, заверения в преданности и декларации смирения звучали одинаково. Часто у него возникало ощущение, что он каждый вечер сидит среди зрителей в театре и смотрит один и тот же спектакль, только роли играют разные актеры в разных костюмах и декорациях.

Император наклонился вперед: странная птица оказалась самым интересным зрелищем за прошедшие месяцы. Теперь, когда она подлетела ближе, он смог разобрать детали, и оказалось, что это… вовсе не птица, а огромный змей из бумаги, шелка и бамбука, вот только веревки, которая тянулась бы за ним к земле, не видно. Под змеем — могло ли такое быть? — висела человеческая фигура.

— Интересно…

Капитан императорской стражи помчался наверх по изящным спиральным ступенькам внутри пагоды, перескакивая сразу через две или три.

— Ренга, нам следует принять меры предосторожности.

Император кивнул.

Носильщики опустили трон-пагоду на землю, и императорская стража остановилась. Лучники заняли позиции вокруг пагоды, а щитоносцы собрались у подножия, чтобы создать временное убежище и стену из огромных сомкнутых щитов, похожую на черепаший панцирь. Император постучал ногами по настилу, чтобы кровь начала снова циркулировать и он смог встать.

Толпа почувствовала, что остановка не была запланирована, и зрители задирали головы вверх, стараясь увидеть мишень, в которую целились лучники.

Диковинная парящая конструкция находилась всего в нескольких сотнях ярдов над ними.

Человек на змее потянул за несколько свисавших вниз веревок, птица-змей внезапно сложила крылья и нырнула к трону-пагоде, преодолев оставшееся расстояние за несколько мгновений. Человек издал пронзительный крик, от которого толпа содрогнулась, несмотря на жару:

— Смерть Ксане и императору Мапидэрэ! Да живет вечно великий Хаан!

И прежде чем кто-то успел отреагировать, человек со змея метнул огненный шар в трон-пагоду. Император смотрел на приближающуюся опасность, слишком ошеломленный, чтобы пошевелиться.

— Ренга!

Капитан стражи мгновенно оказался рядом с императором, одной рукой столкнул старика с трона, а другой со стоном поднял тяжелое кресло из железного дерева, покрытое золотом, превратив его в гигантский щит. Шар разорвался, ударившись о трон, и на землю полетели обломки — шипящие и горящие сгустки смолы, потом последовали новые мелкие взрывы, и все вокруг охватило яростное пламя. Несчастные танцовщицы и солдаты отчаянно закричали, когда липкая горящая жидкость пролилась на их тела и лица, которые мгновенно поглотили огненные языки.