— Пусть останется у вас, капитан. Я не знал, что вы так хорошо владеете оружием!
Они продолжали взбираться все выше и выше, но уже начали перешептываться между собой, словно ветер, ласкавший листву осиновой рощи.
Куни остановился и огляделся по сторонам. Шепот тут же стих.
Увидев в глазах своих спутников уважение, благоговение и даже немного страха, он спросил:
— Что здесь происходит?
Люди переглядывались до тех пор, пока Хупэ не выступил вперед.
— Прошлой ночью мне приснился сон. — Его голос был лишен всякого выражения, словно солдат все еще находился в мире иллюзий. — Я шел по пустыне с черным как уголь песком и тут заметил на земле, немного впереди, что-то белое. Когда подошел ближе, разглядел тело большой белой змеи, но, стоило мне оказаться рядом, змея исчезла, а на ее месте стояла старуха и плакала. «Бабушка, почему ты плачешь?» — спросил я у нее. «Мой сын убит». — «А кто твой сын?» — «Белый император, а убил его Красный император».
Хупэ замолчал и посмотрел на Куни Гару, повернули в его сторону головы и все остальные: белый цвет был символом Ксаны, красный — Кокру.
«Опять пророчества», — подумал Куни, но постарался сделать вид, что не верит в них, и, рассмеявшись, похлопал Хупэ по спине:
— Если из нас не получится разбойников, ты можешь попытаться стать бродячим сказителем. Но тебе нужно поработать над манерой изложения и придумать более правдоподобные истории!
В горном воздухе эхом разнесся смех, из глаз его воинов исчез страх, но благоговение осталось.
Жаркий ветер, сухой и несущий песок, похожий на вулканический пепел, шелестел в кронах деревьев на вершине горы.
— Что все это значит, сестра, мое второе «я»? Почему тебя так заинтересовал этот смертный?
В ответ подул резкий ветер, холодный, точно осколок льдины, и его шелест присоединился к первому.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, Кана.
— Ты не посылала змею и не навевала сон человеку? Это похоже на твой знак.
— Я имею к этому не больше отношения, чем к пророчеству рыбы.
— Тогда кто? Воинственный Фитовэо? Расчетливый Луто?
— Сомневаюсь. Они заняты в других местах. Но… теперь мне стало любопытно.
— Он слабый человек, к тому же простолюдин и… совсем не благочестивый. Нам не следует тратить на него время. О, одетая во льды Рапа, наш самый многообещающий герой — молодой Цзинду.
— Да, огнерожденная Кана, я знаю, что тебе он нравится с того самого дня, когда появился на свет… И все же рядом с другим мужчиной происходят удивительные вещи!
— Всего лишь совпадение.
— Что такое судьба, как не совпадение, если оглянуться назад.
Куни Гару серьезно отнесся к разбойному ремеслу. Свой лагерь он разбил высоко в горах Эр-Ме и с наступлением сумерек, когда возниц и охранников купеческих караванов начинало клонить в сон, или на рассвете, когда караван только готовился отправиться в путь, устраивал на него налет.
Разбойники действовали осторожно и старались не убивать и не наносить тяжелых ран, а потом всегда раздавали часть добычи лесникам и лесорубам.
— Мы следуем по добродетельному пути благородных разбойников, — заставлял Куни повторять своих людей. — А закон нарушаем только из-за того, что Ксана не оставила нам выбора.
Когда из ближайших гарнизонов на поиски разбойников отправлялись всадники, оказывалось, что лесники и лесорубы ничего не знают и никого не видели.
К отряду Куни присоединялось все больше и больше сбежавших осужденных на принудительные работы и дезертиров, потому что слава о справедливости командира давно облетела всю округу.
С этим караваном все пошло не так с самого начала. Купцы не разбежались, как только появились разбойники, а остались на своих местах, рядом с лагерными кострами.
Куни выругал себя за недальновидность: предыдущие успехи сделали его самонадеянным. Вместо того чтобы отменить операцию, он приказал своим людям ворваться в лагерь.
— Бейте их по затылку дубинками и связывайте, но не убивайте!
Стоило разбойникам приблизиться к каравану, как занавески в фургонах раздвинулись и дюжины охранников выскочили с обнаженными мечами и натянутыми луками. Очевидно, купцы везли нечто ценное, если наняли воинов. Отряд Куни застали врасплох.
От неожиданности люди Куни растерялись, а когда двое упали со стрелой в шее, и вовсе были ошеломлены.
— Куни! — воскликнул Хупэ. — Отдай приказ отступать!
— Назад! Отставить! Цельтесь лучше! Навесной огонь! Плотный ветер! — Вспомнив все, что слышал о разбойничьем ремесле от рыночных рассказчиков и читал в баснях Кона Фиджи, Куни выкрикивал первые приходившие на ум «разбойничьи» фразы, но понятия не имел, что они обозначают.
Разбойники Куни бесцельно кружили на месте, а вооруженные охранники тем временем приближались, лучники дали следующий залп.
— У них лошади, — сказал Хупэ. — Если мы попытаемся убежать, нас попросту растопчут, так что несколько человек должны остаться и принять бой, чтобы дать возможность уйти остальным.
— Верно, — кивнул Куни, немного успокоившись. — Я останусь с Фаем и Гатой, а ты забирай остальных и уводи подальше отсюда.
Хупэ покачал головой:
— Это не драка в таверне, Куни. Мне известно, что ты никогда никого не убивал и даже не учился владеть мечом, в то время как я служил в армии, так что остаться должен я.
— Но я командир!
— Не будь глупцом. У тебя в Дзуди жена, брат и родители, а у меня никого нет. Парни на тебя рассчитывают — ты их единственная надежда на спасение оставшихся в городе семей. Я верю в сон и в пророчество рыбы. Помни об этом.
Хупэ с оглушительным криком бросился на наступавших солдат, высоко подняв меч, вырезанный из сука дерева, потому что настоящий отдал Куни.
Рядом с Куни рухнул еще один воин, сраженный попавшей в живот стрелой.
— Мы должны отступить! Сейчас! — выкрикнул Куни.
Разбойники в тот же миг бросились прочь от каравана в сторону гор и бежали, не останавливаясь, до тех пор, пока не стали подкашиваться ноги и не сбилось дыхание.
Хупэ так и не вернулся.
Куни сидел в своей палатке и отказывался выходить.
— Вам нужно хоть чего-нибудь поесть, — в который уже раз сказал Ото Крин, которого Куни спас от огромной белой змеи.
— Уйди.
Оказалось, что разбойничать гораздо труднее, чем об этом пели барды и рассказывалось в баснях Фиджи. Люди погибали из-за его непродуманных решений.
— Пришли новые люди, желающие присоединиться к нашему отряду, — сказал Ото.
— Скажи, чтобы уходили, — пробурчал Куни.
— Они не уйдут до тех пор, пока не увидят вас.
Куни пришлось выбраться из палатки. Солнце было таким ярким, что на мгновение ослепило и ему пришлось прикрыть покрасневшие от бессонной ночи глаза. Он пожалел, что у него нет кувшина с медом сорго, который помог бы погрузиться в забвение.
Перед ним стояли двое мужчин, и Куни сразу увидел, что у обоих нет левой руки.
— Помнишь нас? — спросил тот, что постарше.
Они показались Куни смутно знакомыми.
— Ты послал нас в Пан в прошлом году.
Куни закрыл глаза и постарался вспомнить.
— Вы отец и сын. Из-за того что не смогли заплатить налог, вас обоих забрали на принудительные работы. Тебя зовут Муру, ты любил играть в рамми, в две руки.
Как только произнес эти слова, он сразу о них пожалел. Стоявший перед ним человек больше не мог играть в свою любимую игру, и Куни стало не по себе — ведь он напомнил бедняге о его потере, — но Муру с улыбкой кивнул:
— Я знал, что ты запомнишь, Куни Гару. Возможно, ты и выполнял приказ императора, а я был твоим узником, но ты обращался со мной так, словно мы друзья.
— Что с вами случилось?
— Мой сын разбил статую в Мавзолее, и ему отсекли левую руку. А когда я попытался объяснить, что это получилось случайно, они отсекли руку и мне. После того как год нашей работы закончился, нас отослали обратно, но нас никто не ждал: моя жена умерла от голода той зимой.
— Я сожалею, — сказал Куни и подумал о тех, кого отправил в Пан за прошедшие годы.
Конечно, он хорошо с ними обращался, пока они находились под его началом, но думал ли когда-нибудь, на какую судьбу их обрекал?
— Нам еще повезло. Многие не смогли вернуться.
Куни вяло кивнул:
— У вас есть право сердиться на меня.
— Сердиться? Мы здесь для того, чтобы сражаться вместе с тобой.
Куни смотрел на них, ничего не понимая.
— Мне пришлось заложить свою землю, чтобы достойно похоронить жену, но с учетом погоды в этом году — складывается впечатление, что Киджи и близнецы рассердились друг на друга, — я не смогу выкупить ее обратно. У нас с сыном остается один путь — в разбойники, но никто из главарей других шаек не соглашался принять калек. А потом мы узнали про твой отряд…
— Только разбойник-то из меня никудышный, — вздохнул Куни. — Я не знаю, как руководить людьми.
Муру покачал головой:
— Я помню, когда ты был начальником тюрьмы, то играл с нами в карты и делился пивом, а своим людям приказал не сковывать мне ноги, потому что я подвернул лодыжку. А теперь про тебя говорят, что ты выбрал путь благородного разбойника и защищаешь слабых. Говорят, ты убил змею, чтобы спасти своих людей, и отступал последним, когда ваш рейд не удался. Я верю, что ты хороший человек, Куни Гару.