Куни так растрогали эти слова, что, не выдержав, он заплакал.

Довольно скоро Куни расстался с романтическими представлениями о жизни разбойников и стал обращаться за советом к своим людям, в особенности к тем, кто оказался по ту сторону закона еще до того, как был приговорен к каторжным работам. Он стал намного осторожнее, его разведчики тщательнее изучали объекты перед рейдом, к тому же Куни выработал систему сигналов. Перед тем как отправиться на операцию, он разделял отряд на несколько групп, чтобы они могли поддерживать друг друга, и у него всегда имелся план на случай неудачи. От него зависела жизнь других людей, и он решил, что больше не позволит себе действовать неосмотрительно. Его репутация набирала силу, все новые и новые мужчины и женщины, потерявшие последнюю надежду, приходили к нему, в особенности те, кого не принимали в другие шайки. Это были, как правило, калеки, или юнцы, или, напротив, старики, а также вдовы.

Куни не отказывал никому. Иногда его помощники ворчали, что новоприбывших нужно кормить, а они практически бесполезны, но Куни для всех находил дело. Из тех, что годились для участия в операциях, порой получались идеальные разведчики, и их информация помогала устраивать засады на караваны так, что не приходилось даже обнажать мечи. Он совершал налеты на чайные дома, где его люди подсыпали купцам в чай снотворное.

Но главной целью Куни был вовсе не разбой. Из-за того что он не сумел вовремя привести отряд рабочих в Пан, под ударом оказалась его семья. И хотя гарнизону в Дзуди хватало других забот — весть о восстании давно докатилась до города, — там так и не начались массовые репрессии. Возможно, начальник гарнизона выжидал, чтобы понять, откуда подует ветер, однако Куни не хотел рисковать. Может, мэр попытается защитить своего друга Гило Матизу и его дочь Джиа, но кто знает, как долго он сохранит такую возможность? Его родители, брат и семья Джиа не могли бросить все и бежать, и он сомневался, что сумеет убедить их присоединиться к нему, но жену он хотел спасти как можно скорее.

Когда стало очевидно, что придется строить постоянный лагерь, Куни решил послать кого-нибудь за Джиа, чтобы она была рядом. Для этого требовался человек, которого не узнали бы солдаты гарнизона и которому он мог бы полностью доверять. После долгих размышлений Куни остановил свой выбор на Ото Крине.

— Разве мы уже здесь не проходили?

До этого момента Джиа совершенно спокойно шла за костлявым молодым человеком, хотя он и не вызывал у нее доверия, однако они оказались на этой поляне в третий раз и стало уже совсем темно.

Ото Крин весь последний час старался не смотреть на Джиа, и теперь, когда он наконец повернулся к ней, паника на его лице подтвердила ее подозрения: они заблудились.

— Я уверен, что мы где-то рядом, — пробормотал нервно проводник, не глядя Джиа в глаза.

— Откуда ты, Ото?

— Прошу прощения?

— По твоему акценту я вижу, что ты не из Дзуди, а стало быть, местности не знаешь, верно?

— Да, госпожа.

Джиа вздохнула, понимая, что сердиться на несчастного худосочного парня бесполезно. К тому же она устала, потому что была беременна. Они с Куни давно хотели ребенка, но у них ничего не получалось, однако как раз перед его уходом ей удалось подобрать удачное сочетание лекарственных растений. Джиа не терпелось поскорее рассказать новость Куни, но сначала отругать как следует за то, что на целый месяц бросил ее одну и не прислал ни единой весточки. На мужа она сердилась не потому, что он стал разбойником, а потому, что не посвятил ее в свои планы. По правде говоря, она уже начала беспокоиться: видимо, пришло время для их с Куни приключений, — но понимала, что придется взять руководство в свои руки.

— Давай переночуем здесь, а завтра с утра пораньше двинемся в путь.

Ото Крин посмотрел на Джиа: девушка была не старше его самого, не повышала голос, но взгляд ее напомнил юноше мать в те моменты, когда та собиралась его отругать. Он опустил голову и молча согласился.

Джиа набрала веток и листьев, чтобы сделать для себя постель, а когда увидела, что Ото беспомощно стоит на месте, принесла еще веток и устроила постель для него, потом спросила:

— Ты голоден?

Молодой человек кивнул, и она скомандовала:

— Тогда за мной!

Джиа бодро зашагала вглубь леса, и Ото молча следовал за ней. Вскоре по следам помета возле звериной тропы она обнаружила подходящее растение, сорвала и аккуратно разложила стебли на земле, после чего вытащила из сумки маленькую бутылочку и посыпала их каким-то порошком.

Приложив палец к губам, она жестом позвала Ото за собой, и, отойдя футов на пятьдесят, они спрятались в кустах и стали ждать.

Вскоре на тропу выскочили два зайца и, подозрительно озираясь, принялись обнюхивать стебли, разложенные Джиа. Не заметив ничего подозрительного, зайцы принялись за еду, но через несколько минут навострили уши, принюхались и пустились наутек.

— Давай за ними, — прошептала Джиа.

Ото старался не отставать, поражаясь тому, как легко и быстро двигалась эта женщина по лесу, поскольку знал, что она из богатой семьи, где наверняка не принято совершать подобные прогулки.

Они подошли к ручью — оба зайца лежали возле воды и не шевелились.

— Ты сможешь убить их быстро и так, чтобы не испытали боли? Я бы сама, но в моем положении этого не следует делать…

Ото кивнул, не осмеливаясь спросить, что Джиа имела в виду, и большим камнем размозжил животным головы.

— Теперь у нас есть обед! — весело воскликнула Джиа.

— Да, но… — Ото покраснел и замолчал.

— «Но» что?

— Ведь яд…

Джиа рассмеялась:

— Это вовсе не яд. Зайцы очень любят то сладкое растение, а порошок, которым я его посыпала, мое собственное изобретение: смесь пепла, окиси натрия и сухого лимона. Смесь вполне безопасна, но, когда вступает в контакт с жидкостью, появляется множество пузырей, так что на некоторое время зайцам становится худо. Они пришли к ручью, чтобы напиться, но от этого им стало еще хуже: их животы были полны воздуха и они не могли дышать. Мясо можно есть без всяких опасений.

— Но как вы научились таким фокусам? — Ото подумал, что, наверное, жена Куни Гару ведьма или колдунья.

— Я читала книги, делала опыты, — ответила Джиа. — Когда много знаешь о мире, даже травинка может стать оружием.

Уже засыпая, Джиа услышала сдавленные рыдания Ото и спросила:

— Ты что, собираешься всю ночь плакать?

— Простите.

Однако всхлипывания не прекращались, и Джиа села.

— Что-то случилось?

— Я скучаю по матери.

— Где она?

— Мой отец рано умер, и мы остались с мамой вдвоем. Когда в прошлом году в нашей деревне начался голод, она старалась почти всю еду отдавать мне, а чтобы я не заметил, свою разбавляла водой и в результате умерла от голода. Мне пришлось воровать, чтобы выжить, но меня поймали и приговорили к каторжным работам. И вот теперь я разбойник. Матери было бы очень стыдно.

Джиа стало жалко юношу, но она не верила, что слезы и страдания здесь помогут.

— Я так не думаю. Твоя мама хотела, чтобы ты выжил, и ее желание исполнилось.

— Вы правду говорите?

Джиа мысленно вздохнула. Ее собственные родители перестали с ней общаться, когда узнали, что Куни подался в разбойники, из опасения, что подвергнутся гонениям, когда его поймают.

Чтобы не сломить дух юноши окончательно, она попыталась его подбодрить:

— Конечно. Родители всегда хотят, чтобы их дети продвинулись как можно дальше по пути, который выбрали. Если уж ты решил стать разбойником, то будь лучшим.

Ото помрачнел:

— Но я вовсе не боец, к тому же не умею быстро считать, даже обратную дорогу в лагерь не могу найти. Вот и еду добыть сам не в состоянии и должен рассчитывать на вас!

Джиа было и смешно, и грустно, и в то же время в ней поднялась волна нежности к юноше.

— Послушай, у каждого из нас есть не только недостатки, но и достоинства. Если мой муж послал за мной именно тебя, значит он их увидел.

— Наверное, я не похож на разбойника. Один из наших рейдов провалился, и я не смог бросить собаку. Потом надо мной долго все смеялись.

— Какую собаку?

— Пока мы пробирались в лагерь, я прикармливал тамошнего пса, чтобы не залаял. Но купцы все равно проснулись, и нам пришлось уходить. И тут я услышал, как один из них сказал, что от этого пса никакого толку и уж лучше его убить. Я его пожалел и взял с собой.

— Ты добрый, а это уже немало, — сказала Джиа и, вытащив из сумки маленький флакон, протянула Ото. — Вот возьми. Я сделала эту настойку для себя, потому что в последние несколько недель плохо спала: беспокоилась о Куни. Нам обязательно нужно поспать, чтобы завтра быть бодрыми. А во сне, быть может, ты увидишь свою маму!

— Благодарю вас, — поклонился юноша, принимая флакон. — Вы хорошая.

— Утром тебе тоже все покажется не таким уж плохим, — улыбнулась Джиа и, повернувшись на бок, быстро заснула.

Ото сидел у огня и смотрел на спящую девушку, не выпуская из рук флакона и представляя, что все еще чувствует тепло ее руки.