«Перед лицом моря все люди братья».
Мими невольно чувствовала сопереживание и ужас, которое питают все островитяне к тем, кто отваживается пуститься по дороге китов. Перед необоримой мощью, что зовется морем, все человеческие существа одинаково бессильны. Девочка громко кричала, приветствуя черепаху и несомый ею корабль, хотя понимала, что, кто бы ни плыл на том судне: призраки, духи, боги или смертные, — они находятся слишком далеко, чтобы ее услышать.
Громадная акула еще раз подпрыгнула в воздух, выше чем прежде, и, достигнув верхней точки дуги, выпустила длинную извилистую полосу молнии. Словно язык огромного питона, пронзила она расстояние между акулой и черепахой и ударила в примостившийся на панцире корабль.
На миг все замерло в резком, холодном свете разряда, а затем тьма поглотила сцену бедствия.
Мими испуганно вскрикнула.
И снова горизонт озарился грозовыми сполохами. Громадная акула на горизонте как будто услышала малышку. Ударив могучим хвостом, она развернулась к острову, и великанские глаза, горящие, как прожекторы маяка, нацелились на девочку. Усеянные молниями челюсти клацнули, и несколько секунд спустя Мими содрогнулась от мощного раската грома, а дождь вдруг обрушился на нее потоком таким плотным, что ей показалось, будто она тонет.
«Вот что бывает, когда оскорбишь богов, — подумала девочка. — Неужели мне сейчас предстоит умереть?»
Акула плыла к берегу, ее исполинская фигура напоминала остров из клубящихся огней. Она снова открыла пасть, и оттуда вырвался длинный зигзаг молнии, устремившийся к Мими подобно щупальцу. Воздух трещал вокруг молнии, напоенный ее энергией и жаром.
Время замедлилось. Мими зажмурила глаза, уверенная, что ее краткой земной жизни пришел конец.
И тут нечто массивное пронеслось у нее над головой. Девочка открыла глаза и посмотрела вверх.
Исполинская мерцающая птица мчалась к океану, по направлению к огненному языку молнии. Крылья у сокола были такие широкие, что закрыли небо над головой у Мими подобно мосту из расплавленного серебра, а длинные перья на их концах сияли, как падающие звезды. Такого захватывающего дух зрелища малышке видеть еще не приходилось.
Сокол опустил правое крыло, подставив его, словно щит, под удар вылетевшей из пасти акулы молнии. Глаза акулы широко распахнулись от изумления, а потом сузились, и шипящий язык пламени соприкоснулся с крылом пернатого хищника. Снопом посыпались громадные искры, как при извержении вулкана. Трезубцы молний устремились во всех направлениях.
Одна из самых маленьких протянулась к Мими и ударила ей в лицо. Девочка ощутила, как обжигающий язык жидкого жара буквально прошел насквозь. Ей показалось, будто она превратилась в форму, которую заливают расплавленным камнем через макушку. Шипящая лава стекла в туловище, сжигая внутренности, а затем излилась через ее левую ногу и впиталась в почву.
Мими страшно завопила. А потом кричала снова и снова.
Девочка не помнила, сколько времени оставалась в сознании, пока жар пожирал все клеточки ее тела. Последнее, что она увидела, прежде чем провалиться в беспамятство, это как гигантский светящийся сокол пикирует на акулу, а та выпрыгивает из океана, как будто небо и море сошлись друг с другом в титанической битве.
* * *
Удар молнии оставил шрам на лице у Мими, а левую ее ногу парализовало. Четыре дня пролежала она в беспамятстве, время от времени просыпаясь в слезах и бормоча что-то про увиденное той ночью.
— Красивая была девочка, — сказала деревенская травница Тора и тяжело вздохнула. В этом вздохе отразилась тысяча невысказанных словами скорбей: сожаление о том, что теперь Мими вряд ли сумеет найти достойного мужа; неверие в счастливое будущее Аки, оставшейся без сыновей; жалоба на переменчивость судьбы.
— Моя дочь трудолюбива, — спокойно ответила мать. — Этого качества шрам у нее не отнимет. Ты поможешь Мими?
— Я могу предложить лишь ледяную траву от горячки и кружево Рапы, чтобы девочка лучше спала, — пояснила травница. — Устроить так, чтобы малышка меньше страдала, — вот что мы можем для нее сделать… А еще… еще попроси соседей помочь выкопать могилу. Так, на всякий случай.
— Боги не дали бы мне дочь на склоне лет, если бы хотели забрать ее до того, как она исполнит их предначертания, — упрямо возразила Аки.
Тора лишь покачала головой, пробормотала что-то насчет проклятого часа рождения и вышла.
Аки отказывалась сдаваться. Она свернулась в постели рядом с Мими и согревала малышку теплом своего тела. Соседи принесли ей редкую находку, называвшуюся «кошель рыбачки»: приставшие к водорослям мешочки с икрой дирана, которые иногда удавалось обнаружить в подводных лесах. Аки клала их в суп и кормила Мими с костяной ложечки, чтобы придать больной сил.
Постепенно девочка пошла на поправку. Однажды утром она очнулась, посмотрела на мать спокойным, серьезным взглядом и рассказала о том, что видела в ту ночь, когда ее ударило молнией.
— Много фантастических фигур видится нам в бреду, — отозвалась Аки.
Мими не думала, что ее воспоминания — это всего лишь сон, но уверена не была. А потому решила не спорить.
Снова призвали Тору, спросить совета насчет левой ноги Мими. Нога онемела и отказывалась слушаться хозяйку. Она словно перестала быть частью ее тела, сделавшись чем-то чужим и лишним, что приходилось волочить за собой. Бедро девочки в том месте, где нога соединялась с туловищем, пронзала боль, словно в плоть вонзали тысячи иголок.
— Я могу дать отвар из креветочной пасты и водорослей, для утоления боли, — сказала травница. — Но эта нога… Увы, она никогда уже не будет ходить.
Аки улыбнулась и ничего не ответила. Разве не удел бедняков много трудиться и терпеть тяготы и лишения? Боги определенно не отнимут у Мими возможность делать это.
— Мне так больно, мама, что я не могу уснуть, — проговорила малышка. — Расскажи мне какую-нибудь историю.
Глава 6
Сто цветов
Дасу, много лет назад
В детстве Аки рассказывала Мими много разных историй, которые девочка вспоминала в последующие дни. Да вот только память наша похожа на кусок воска, который меняет форму под ножом сознания при каждом прикосновении, и, когда Мими выросла и изменилась, вместе с ней изменились и истории.
Цветистые метафоры заменили немудреные сравнения, витиеватые фразы — простую речь; вместо рокота моря, сквозившего в говоре матери, в историях слышалось теперь эхо классиков ано. В точности воспроизвести слова Аки стало так же сложно, как удержать песок между пальцами раскрытой руки.
Но зерно историй оставалось неизменным, и те давние воспоминания навевали запах дома. То был пейзаж детских грез Мими, берег первых ее сочинений.
* * *
— Так вот, Мими-тика, до того, как у нас с твоим отцом родились дети, мы любили коротать долгие зимние вечера, рассказывая друг другу на сон грядущий всякие истории. Часть их мы слышали от своих родителей, а они — от бабушек и дедушек. Иногда мы прибавляли к этим историям что-то свое: так дочери чинят и украшают платья, доставшиеся от матери, или сыновья подлаживают и исправляют унаследованные от отца инструменты. Порой мы вертели одну и ту же историю туда-сюда, изменяя при каждом пересказе и всякий раз придумывая новые повороты событий.
Вот послушай, милая, что я тебе расскажу.
Тебе известно, что годы текут кругами по двенадцать лет, и каждый из них получил название в честь какого-то животного или растения. Начинается круг с года Сливы, за ней следует Крубен, потом Орхидея, Кит, Бамбук, Карп, Хризантема, Олень, Сосна, Лягушка, Кокос и, наконец, Волк, после чего снова приходит Слива. Судьба каждого ребенка управляется тем растением или животным, в год которого тот родился. Но каким же образом возникла так называемая Календарная дюжина? О, это отдельная история, которую стоит знать каждому.
...Давным-давно, когда боги и герои еще вместе ходили по земле, сражались между собой и обнимали друг друга как братья, годы были лишены характера. Каждый год мог быть мирным, как карп, плывущий в горном потоке, и принести обильный урожай плодов суши и моря, а мог оказаться суровым, словно старая сосна, что машет скрюченными ветвями, холодным и голодным.
— Братья и сестры, — сказал однажды повелитель Руфидзо, сострадательный бог целителей. — Мы слишком долго позволяли времени течь вольной рекой. Но наша матушка, Повелительница Всех Вод, поручила нам заботиться о жителях Дара. Пора уже упорядочить время.
Остальные боги и богини поддержали это в высшей степени разумное предложение и договорились разделить время на круги по двенадцать лет, подобно тому, как могучая река Миру ныне укрощена дамбами и мельничными запрудами, построенными через каждую дюжину миль вдоль всего ее русла. Двенадцать — хорошее число: оно равно количеству четырех стихий (воздуха, земли, воды и огня), помноженному на три формы времени (будущее, настоящее и прошлое). И каждому году полагалось получить имя в честь животного или растения Дара, чтобы придать ему соответствующий характер. Таким образом, рассудили боги, крестьяне, охотники, рыболовы и скотоводы будут знать, чего ожидать и к чему готовиться в то или иное время.
— Особенность цивилизации состоит в том, чтобы давать имена вещам, имени не имеющим, — изрек господин Луто, всегда стремившийся придать любому делу налет книжной учености.
— Я предлагаю выбрать для первого года пару воронов… — начала госпожа Кана.
— …потому как общеизвестно, что вороны — самые мудрые из птиц, — закончила госпожа Рапа.
— Нет-нет-нет, — возразил господин Тацзу, обожавший противоречить сестрам-близнецам. — Полагаю, что не стоит называть годы в честь наших пави. Во-первых, на круг их не хватит. А во-вторых, совсем недавно мы вели войну с целью выяснить, кто из нас первый среди равных. Не начинать же все опять!
— Тогда что ты предлагаешь, Тацзу? — спросила Тутутика, которой тоже не хотелось, чтобы между богами вновь возникли ссоры.
— Давайте устроим игру!
— Давайте! Давайте! — радостно подхватили остальные боги и богини, ибо всем известно, что они, подобно детям, больше всего на свете любят игры.
— Мы известим все растения, деревья, цветы, птиц, рыб и зверей, что боги Дара приглашают желающих побороться за право стать проводниками времени. В назначенный день мы спрячемся в далеких уголках Дара, и первые двенадцать живых существ, которые нас найдут, удостоятся чести управлять годом.
Все боги и богини сочли эту мысль просто великолепной, и игра началась.
— Мама, вот бы мне увидеть богов!
