Мальчик и мужчина мчались по улицам Пана, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. Легкие у Солофи горели от обжигающего ледяного воздуха, ноги наливались свинцом, он спотыкался и поскальзывался на снегу. А вот шустрый ребенок скакал так же уверенно, как козел по утесам горы Рапа, и словно бы дразнил его, всегда оставаясь буквально на шаг впереди: вот еще чуть-чуть — и схватишь. Несколько раз Дору хотел уже бросить погоню, но всякий раз, стоило ему остановиться, мальчишка поворачивался и запускал в него снежком. Солофи только диву давался, откуда у тщедушного мальца такая сила и выносливость, казавшиеся неестественными, но злость затуманила разум, и он мог думать только о том, с каким удовольствием размозжит этому гаденышу череп о какую-нибудь стену.

Мальчик свернул в очередной пустынный переулок и скрылся за углом. Солофи ринулся за ним и остановился как вкопанный, едва оказался в переулке.

Перед ним, на сколько хватало глаз, раскинулся миниатюрный город, построенный из мрамора с серыми прожилками, грубо отесанного гранита и потемневшего дерева; он весь состоял из пирамид, цилиндров и простых прямоугольных блоков размером в человеческий рост, разделенных между собой решеткой засыпанных снегом проходов. Увенчанные статуями воронов надгробия и памятные таблички были испещрены рядами логограмм, пытавшихся подвести итог человеческой жизни в нескольких стихотворных строчках.

Юный сорванец привел его на крупнейшее кладбище города, где покоились многие из тех, кто умер в Пане во время восстания против империи Ксана и позднее, когда разразилась война между Хризантемой и Одуванчиком. Мальчишки нигде видно не было.

Солофи сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Он не был суеверным и никогда не боялся привидений. А потому решительно вступил в город мертвых.

Сначала осторожно, а потом лихорадочно он рыскал среди надгробий, выискивая хоть какой-то намек на следы своего обидчика. Но юнец словно бы испарился, растворился в воздухе, как мираж или сон.

У Солофи волосы зашевелились на затылке. Неужто он гнался за призраком? Не одного человека довелось ему убить за годы войны…

— Раз, два, три, четыре! Быстрее! Быстрее! Вы чувствуете это? Чувствуете силы, что струятся сквозь вас? Три, два, три, четыре!

Солофи завертел головой и понял, что крики исходили от человека, который стоял на ступенях исполинского мраморного мавзолея, посвященного духам Восьми сотен — первых воинов, присоединившихся к Мате Цзинду, будущему Гегемону, когда тот поднял знамя восстания против императора Мапидэрэ на островах Туноа.

— Четыре, два, три, четыре! Суадэго, тебе следует поработать над постановкой ног. Посмотри на своего мужа: с какой сосредоточенностью он танцует! Шесть, два, три, четыре!

Мужчина на ступенях был жилистым и смуглым, а его манера двигаться — одновременно решительная и вороватая, как у мыши, которая залезла на обеденный стол после того, как погасили свет, — показалась Солофи знакомой. Он стал подбираться ближе, чтобы получше рассмотреть этого человека, стараясь укрываться за высокими надгробиями.

— Семь, два, три, четыре! Пода, тебе следует вращаться быстрее, ты выбиваешься из общего ритма. Если не исправишься, я тебя отчислю. Раз, два, три, четыре!

Оказавшись ближе, Солофи увидел около сорока мужчин и женщин, выстроившихся в четыре ряда на площадке перед ступенями мавзолея. Насколько он мог судить, они исполняли некий танец, да вот только танец этот не походил ни на один из виденных им ранее. Все дружно кружились в пьяной версии этакой пляски меченосцев Кокру; люди протягивали руки к небу, а затем сгибались, чтобы коснуться пальцев ног в нелепом подобии движений закутанных в покрывала танцовщиц Фасы, и подпрыгивали на месте, хлопая над головой в ладоши, словно солдаты-новобранцы, которых муштруют на плацу. Музыки не было. Единственным аккомпанементом служила смесь из завываний ветра, восклицаний отсчитывающего ритм мужчины на ступенях мавзолея, да топот собственных ног танцующих. Хотя снег вовсю продолжал валить, плясуны обливались потом, а дыхание, вырывающееся изо рта белыми облачками пара, оседало сосульками на их волосах и бородах.

Расположившийся на возвышении человек-мышь продолжал прохаживаться по ступеням, отдавая ученикам указания. Солофи никак не мог уразуметь, к чему стремится этот странный наставник.

— Отлично, на сегодня закончили, — объявил мужчина.

Когда танцоры выстроились перед ступенями, он спустился и, проходя мимо шеренг, стал обращаться к каждому по очереди:

— Очень хорошо, Суадэго. Духи довольны твоими успехами. Завтра будешь танцевать во втором ряду. Ну что, ощущаешь общий прилив энергии? Ага, а вот и новообращенные… Дайте-ка я посчитаю, сколько благословенных знаков веры продала ты и твои рекруты… Всего двое новеньких за минувшую неделю? Я разочарован! Вы с мужем обязаны поговорить с каждым из родственников: с двоюродными и троюродными братьями и сестрами, с дядюшками и тетушками, с племянниками и племянницами, а также с их супругами и детьми, с супругами детей и так далее — словом, со всеми! Помните: ваша вера измеряется размером вашего вклада, и чем больше людей вы завербуете, чтобы распространять эту веру, тем довольнее будут духи! У вас ведь есть мощное средство — переговорная пилюля. Положите ее под язык, прежде чем начать беседу, и вообразите успех, поняли? Вы обязаны верить, иначе это не сработает!

Он общался в том же духе с каждым из танцоров: одних понижал, других возвышал, но все неизменно вращалось вокруг числа новых рекрутов, которых необходимо было завербовать.

К тому времени, когда наставник закончил с последним учеником, который получил выволочку, потому как не привлек новых членов и был отлучен от следующей танцевальной сходки, Солофи наконец-то сообразил, почему этот человек показался ему таким знакомым.

Он вышел из-за надгробия, за которым прятался, и поприветствовал его:

— Нода Ми! Давненько я тебя не видел, лет десять уже, наверное, прошло!

* * *

Когда восстание против империи Ксана увенчалось успехом, Гегемон вознаградил тех, кто, по его мнению, внес наибольший вклад в победу, создав множество новых государств Тиро и посадив там этих людей королями. Нода Ми, начинавший как поставщик зерна в армию Маты и поднявшийся затем до должности квартирмейстера его войска, закончил королем Центральной Гэфики. Дору Солофи, служивший простым пехотинцем, был повышен за храбрость и в итоге стал королем Южной Гэфики, где и располагался Пан. Во многом это произошло благодаря тому, что он первым разоблачил амбиции Куни Гару.

Во время войны между Хризантемой и Одуванчиком Нода и Дору были сметены с тронов мощью армии Гин Мадзоти и лишились милости Гегемона. В последующие годы они сделались беглецами: скитались по островам, промышляя воровством и разбоем, торговали протухшим мясом и порченой рыбой, не брезговали похищением людей и мошенничеством, при этом ловко скрываясь от констеблей императора Рагина.

— Вот так зрелище, — сказал Солофи. — Два бывших короля Тиро на кладбище!

Он горько хохотнул, пнув ногой снег, скопившийся на ступенях мавзолея. Потом предложил Ноде трубку с травкой счастья.

Нода отмахнулся, давая понять, что накурился уже достаточно. Вместо затяжки он сделал глоток из фляги, в надежде, что обжигающее глотку пойло спасет его от пронизывающего холода.

— Ты явно нашел верное применение своим впечатляющим мускулам, — заметил Нода, услышав его историю. — Этот трюк со сказителями в чайных домах определенно хорош. Спасибо за наводку, я как-нибудь и сам попробую.

— У тебя не сработает. Ты не сможешь в достаточной мере запугать народ, — заявил Солофи, окинув презрительным взглядом щуплую фигуру Ми. — Зато твоя затея с пирамидой тоже недурна. Как тебе удалось убедить такую кучу идиотов скакать перед тобой и еще платить за это деньги?

— Легко! За время мира многие в Пане разбогатели и заскучали, им хочется чем-то разнообразить свою жизнь. Я пустил слух, что способен направить энергию умерших таким образом, чтобы она приносила удачу живым, и многим захотелось проверить, правдивы ли мои обещания. Суть вот в чем: как только люди собираются в толпу, они теряют здравый рассудок. Я без труда заставляю всех плясать, как идиотов, и никто не осмелится мне противоречить, потому что, когда человек ведет себя не так, как остальные, он выставляет себя дураком. Если в ответ на мой вопрос одна из женщин признает, что действительно ощущает струящуюся через нее энергию, то другие станут наперебой твердить, будто испытывают то же самое, ведь иначе придется признать, что им-то духи не благоволят. На самом деле они изо всех сил стараются уверить меня, насколько лучше себя чувствуют, занимаясь танцами, чтобы казаться более одухотворенными в глазах товарок.

— Поверить не могу…

— Ха, даже не сомневайся. Нельзя недооценивать стремление казаться лучше других: это мощный стимул для поведения людей, и я им успешно пользуюсь. Устраиваю маленькие соревнования: повышаю одних танцоров, переводя их из задних рядов в передние, если они выглядят более воодушевленными, и понижаю других, которые проявляют недостаточно энтузиазма. Награждаю призами в зависимости от того, насколько рьяно они кружатся и скачут. А некоторым говорю, что они, дескать, готовы и сами стать духовными наставниками, и отправляю их вербовать адептов для участия в собственном магическом танце. Ну и, естественно, получаю процент с платы. Нет более действенного способа заставить дурака поверить в мошенническую схему, чем сделать мошенником его самого. Бьюсь об заклад, если однажды я встану перед ними голышом и скажу, что только посвященные способны увидеть мои духовные одежды, они наперебой кинутся описывать все великолепие моего наряда.