— Стража! — кричит Женевьева.

Но Катарина быстрее: она с такой силой швыряет отравленный нож в сторону Маргарет, что тот на половину длины входит в столешницу.

— Мне не нужна стража, — мягко говорит она, поигрывая другим ножом. — Это было предупреждение, Маргарет. Следующий пронзит твое сердце.

БАСТИАН

Джул Милон опирается на камни городской стены. Кладка под ладонями шероховатая, нагретая дневным солнцем, она остывает в ранних сумерках. Впереди — море и берег, вытянувшиеся тени окрашивают их в серый цвет. Шелест волн и соленый воздух напоминают о доме, но больше ничего. Ветра в Бастиане не такие свирепые, а берег покрыт не темным крупным песком и плоскими черными камнями, на которые вылезают тюлени, а мелким бледным песочком, переходящим в отполированную волнами красно-белую гальку. Красиво. Но это не Волчий Источник.

Кэмден, горная кошка-фамильяр, трется о спину девушки, вжимая ее в стену, и Джул зарывается пальцами глубоко в мягкий золотистый мех.

На этой прогулке ее сопровождает Эмилия Ватрос, старшая дочь клана Ватрос, воинов, испокон веков верховодивших в Бастиане. Эмилия смотрит на Кэмден и хмурится. Она бы предпочла оставить кошку в укрытии. Но Джул — природница, способная заставить созреть плоды, а рыбу заплыть в сети. И со своим фамильяром она не расстается.

Кэмден подпрыгивает и кладет здоровую лапу на камни, чтобы вместе с Джул смотреть на волны. Девушка быстро и аккуратно, чтобы не задеть поврежденное в бою с медведем прошлой зимой плечо, стаскивает ее вниз.

— Все нормально, — говорит Эмилия. — Тут никого нет, да и солнце светит ей в спину — даже если кто увидит, примет за большую собаку.

Кэмден склоняет голову набок, словно говорит: «Большую собаку, надо же», — и в шутку замахивается на Эмилию, когда воительница запрыгивает на стену. Джул ахает. Стена высокая, а ров под ней полон неласковых скалистых выступов.

— Не делай так, — просит Джул.

— Как?

— Твои резкие прыжки заставляют меня нервничать.

Эмилия вскидывает брови и принимается скакать с камня на камень, вертеться на одной ноге.

— Нервничай сколько влезет. Я по этим стенам с девяти лет бегаю. Дар воительницы предполагает чувство равновесия. Ты можешь скакать так не хуже меня. Может, даже лучше. Быстрее. — Она ухмыляется, когда замечает тень сомнения на лице Джул. — Жаль, что твоя мать-природница связала твой воинский дар низовой магией.

Эмилия отворачивается и принимается рубить воздух воображаемым мечом и колоть воображаемым кинжалом. Она легка, как птица. Грациозна, как кошка.

Скорее всего, Джул тоже так может. Все же на ней проклятие множественности. Она наделена двумя дарами: природницы и воительницы.

— Если бы Мадригал не лишила меня одного из даров, я бы уже спятила, и меня давно утопили.

— Однако ты можешь пользоваться воинским даром. Он ослаблен, но никуда не исчез. Так что не исключено, что с тобой все было бы хорошо с самого начала. — Эмилия снова разворачивается и приставляет воображаемый меч к горлу Джул. — Возможно, рассказы про безумие просто вранье Храма.

— Зачем им врать?

— Чтобы никто не стал таким могущественным, какой могла бы быть ты.

Джул щурится, а Эмилия пожимает плечами.

— Тебе кажется, что риск слишком велик. — Она снова пожимает плечами. — Отлично. У тебя есть воинский дар, пусть и ослабленный, поэтому я буду прятать тебя столько, сколько понадобится. Иначе говоря, пока тебе самой не надоест.

Эмилия прыгает на следующий камень. Он оказывается шатким и опасно качается.

— Эмилия!

Воительница ухмыляется.

— Я знала, что он ненадежен, — говорит она и смеется. — Я знаю каждый кусочек этой стены. Каждую трещинку. Каждый скрип ворот. И ненавижу это.

— Почему? — Джул оглядывается на Бастиан, иссеченный попеременно длинными тенями и лучами закатного солнца. По ее мнению, он великолепен — укрепленный и упорядоченный, город с домами из дерева и серого кирпича. Лавки на рыночной площади пестрят красной тканью разных оттенков, в зависимости от товара и новизны.

— Бастиан я люблю, — говорит Эмилия и спрыгивает. — Я ненавижу стену. Мы, воители, охраняем ее, потому что наш долг — быть всегда готовыми. Но стена бессмысленна, потому что у нас есть туман. Он просто закрывает нас от мира. — Эмилия сжимает ладонь в кулак и бьет по камню. — Пока мы забываем об остальном острове. Это заставляет людей расслабиться в лени и безопасности, и никому нет дела до того, что дар слабеет. Никому нет дела до того, что на троне очередная отравница. — Она наблюдает, как Джул проводит пальцами по стыкам камней. — Наверное, в Волчьем Источнике нет стен.

— Таких нет. — Только деревянные заборы или красивые, сложенные из камней ограды на полях, обозначающие границы между фермами. Их легко перепрыгивает лошадь, да и человек, если хорошо разбежится. — Когда мы скакали в Индрид Даун на поединок спасать Мирабель от Катарины, мы проезжали то, что осталось от стены, некогда окружавшей столицу. Она заросла травой и сорняками. Наполовину ушла в землю. На острове нет ничего подобного. Даже валы, защищающие крепость Волрой, намного внушительнее.

— Я слышала, что в Санпуле прекрасная пограничная стена, — вздыхает Эмилия. — Оракулы. Они все параноики. Ты собираешься делать то, зачем мы вышли сюда?

— Может, спустимся к берегу?

— Не сегодня. Я не отправляла лазутчиков на проверку, а там, в дюнах, могут быть другие. Они узнают тебя и твою кошку и пошлют весть в Волрой. Чем дольше отравница будет думать, что ты погибла на той лодке с ее сестрами, тем лучше.

— Чем дольше, тем лучше. — Повторяет Джул и достает из заднего кармана серебряные ножницы. — Как насчет «вечно»?

— Ничто не длится вечно. Зачем тебе на берег?

Джул перекидывает через плечо длинную каштановую косу.

— Не знаю. Наверное, чтобы бросить ее в воду.

Эмилия смеется.

— Все природники так сентиментальны? — Она показывает рукой на берег в красных и белых камешках. — Бросай куда угодно. Крачки растащат пряди на гнезда. Это должно тебя порадовать. Хотя не обязательно это делать. Волосы — последнее, что тебя выдает. Скорее тебя узнают по разноцветным глазам. — Она кивает на Кэмден. — Или по ней.

— Кэмден я ни за что не брошу, так что можешь перестать намекать, — рявкает Джул.

— Ни на что я не намекаю. Она мне нравится. Но только у природника с воинским даром может быть такой свирепый фамильяр. Давай уже.

Джул вертит в пальцах кончик косы. Интересно, какой длины темные волосы Эмилии? Она всегда собирает их в два тугих узла на затылке.

Она помещает косу между лезвиями ножниц у самого подбородка. Арсиноя делала так. Каждые три месяца она обрезала отросшие концы — все что угодно, лишь бы избежать королевской лощености и ухоженности. Однажды она обрезала волосы так криво и коротко, что ее голова казалась все время склоненной набок. Ее Арсиноя. Она бы так гордилась.

Джул глубоко вдыхает и щелкает ножницами. Швыряет косу как можно дальше в море, в котором ее дорогая подруга нашла свой последний приют.

* * *

Фамильный дом клана Ватрос располагается в юго-восточной части города вдоль стены. Это большое здание со множеством этажей и рядами коричневых ставней на окнах. Гонт [Гонт — кровельный материал в виде пластинок из древесины.], покрывающий островерхие крыши, кроваво-красный. Дом стар. Одни его части старше других и сложены и того же серого камня, что и стена. Более новые пристройки сделаны из белого камня. Это один из красивейших домов в Бастиане, но Джул, привыкшей к доскам внахлест и выцветшей от влажных, соленых ветров краске, все дома здесь кажутся очень красивыми. Может, воинский дар и ослаб с течением веков, но здесь стараются этого не показывать. Это заметно только самому пытливому глазу — прячется в разномастной кладке стен и заплатанной одежде.

— Атака вполсилы.

Эмилия крутит в руках тренировочный шест. Это хитрое оружие: крепкая, промасленная палка, соединенная посередине так, чтобы можно быстро превратить ее в две покороче для двойных ударов.

Джул слушается, хотя собственный шест кажется ей тяжелым и неудобным. Она дважды бьет по ногам, затем уходит от атаки Эмилии и уворачивается от удара в грудь. Эмилия кивает — иного поощрения от нее не дождешься.

— Ты никогда не просишь меня воспользоваться моим воинским даром, — говорит Джул. — Никогда не советуешь, когда его применять.

— Когда применишь, тогда и применишь. — Эмилия разъединяет шест на два. — Сама поймешь, когда придет время. — Она дерется по-прежнему вполсилы, но у Джул и так руки не выдерживают. Шесты с треском встречаются.

— Хотя было бы проще, сумей мы уговорить Мадригал снять ограничительное заклятие.

Джул опускает шест. Разминает пальцы и заправляет волосы за ухо. Она обрезала их слишком коротко, и теперь они выбиваются из-под ленты. Это мешает. Кэмден тоже не нравится. Когда они ложатся спать, кошка принимается их зализывать, словно пытается собрать обратно в косу.

— Прекрати об этом просить, — ворчит Джул.

— Я просто дразнюсь.

Но это неправда. По крайней мере не совсем. Джул растирает ноющие ноги, пострадавшие от яда. Связан дар или не связан, из-за ног ей никогда не стать таким воином, каким ее хочет видеть Эмилия.