— Давай, — говорит она. — Мы не можем потратить на это весь день.

Если не весь, то точно большую его часть. Они снова сходятся. Послеполуденное солнце припекает Джул голову. Темные волосы Эмилии переливаются на свету, и она, как искушенная воительница, может даже ослепить с их помощью Джул.

Пока они двигаются по площадке, взгляд Джул натыкается на дерево. Одинокое дерево в уединенном дворике, обнесенном стеной из неровных кирпичей. Оно не такое густое, каким должно быть в середине лета. Джул может это исправить. Заставить его распуститься в одно мгновение. Тогда появится тень, и Эмилия, отвлекшись, пропустит приличный удар.

— Я никогда не просила тебя применить воинский дар, — словно читает ее мысли Эмилия, и Джул отводит взгляд от дерева. — Но ты и своим природническим даром не пользуешься. Почему? Думаешь, другие дары в битве оскорбляют воителей?

Она бьет дважды, но Джул отражает оба удара.

— Может, и нет.

— Может, и нет, — повторяет Эмилия. — Ты имеешь в виду, «не оскорбляют в обычной ситуации», а не в случае проклятия множественности? — Она стремительно сокращает дистанцию и запросто касается шестом Джул прямо между глаз. Кэмден у нее за спиной начинает ворчать.

— Ты винишь меня? — хмурится Джул. — Моя собственная семья боится меня из-за проклятия. Из-за него мой собственный город повернулся ко мне спиной. И я по-прежнему не понимаю, почему ты и прочие воины поступаете иначе.

— Мы не обращаем на него внимания из-за того, что ты сделала. Ради великих подвигов, которые совершишь. Это ты поддерживала слабую королеву Арсиною, — добавляет Эмилия, заметив вопрос в глазах Джул. — И даже связанный твой воинский дар не слабее моего. Ты могла бы применить его сейчас. Победить меня, если бы захотела. Взгляд Эмилии меняется, и она вихрем налетает на Джул. Больше никаких ударов вполсилы — она теснит ее, пользуясь своим преимуществом в боевых навыках, пока у той не подгибаются колени. И когда Джул уже готова сдаться, она чувствует искру знакомой ярости.

Перекат, и она уворачивается от удара Эмилии. Выжидает, пока та займет нужную позицию, при которой Кэмден вне поля зрения. Джул точно бьет шестом, и Кэмден прыгает. Фамильяр был готов заранее сбить Эмилию с ног и пригвоздить к траве.

— Уфф! — выдыхает Эмилия и перекатывается на спину. Она стискивает зубы и краснеет так, что заметно даже под глубоким загаром. Затем хохочет.

— Отлично. — Она ласково треплет Кэмден по шерстке и хлопает ее по ребрам. — Зачем тебе воинский дар, когда у тебя есть она?

Эмилия бросает Джул легкий красный плащ, из тех, что носят слуги.

— Куда мы идем? — спрашивает Джул.

После долгого тренировочного дня девушка не в настроении идти куда бы то ни было. Сейчас она страстно мечтает только о миске горячего рагу и мягкой подушке.

— На постоялом дворе остановилась сказительница. Отец говорил мне, что она знает песнь о королеве Этиель, и я хочу ее послушать.

— А без нас ты пойти не можешь? Я рискую заснуть носом в кружке, а сказительницу обижать не хочется.

— Нет, — отвечает Эмилия, — без тебя я пойти не могу. Кэмден, разумеется, придется остаться здесь. Слишком много чужих людей. Мы принесем ей славную жирную баранью ногу.

Кэмден поднимает голову с лап только для того, чтобы зевнуть. Баранья нога и тихая комната ее вполне устраивают.

Джул идет рядом с Эмилией по городу, натянув капюшон, чтобы скрыть глаза. Почти каждый встречный здоровается с Эмилией кивая или опуская глаза. Весь город узнает старшую дочь Ватросов по вскинутому подбородку и упругому широкому шагу. Они относятся к ней с почтением, почти как народ Волчьего Источника относился к ней, пока не стало известно о проклятии. Теперь, если она вернется, они свяжут ей руки за спиной и прогонят пешком до самого Индрид Дауна.

К их приходу на постоялом дворе собралось много народу — сказительница уже начала выступление. Эмилия слегка хмурится, но, как известно, длинные речитативные песнопения будут звучать еще очень долго и закончатся только далеко за полночь, слушатели приходят и уходят, задерживаясь, чтобы послушать любимые отрывки.

— Еще даже не началась песнь об Этиель, — говорит Эмилия. — Это вступление песни о королеве Филомене. А она бесконечная. Давай раздобудем себе эля и еды.

В жаре и духоте гостиницы Джул позволяет себе снять капюшон. Все равно никто не смотрит. Взгляды прикованы к сказительнице, стоящей у очага в красивой тунике, вышитой по краю золотой нитью. Джул не часто встречались такие молодые сказители, хотя ей вообще довелось видеть немногих из них. В Волчьем Источнике их почти не было — наверное, уставали раз за разом рассказывать песнь о королеве Бернадин и ее волке. На этой юной сказительнице был легкий плащ наподобие того, что носила сама Джул, а голос лился мелодично, даже когда она рассказывала о приготовлениях к войне: ножнах, кинжалах, кожаных ремнях и так далее — полное облачение давно умершей королевы-воительницы в боевой доспех.

Джул находит пустой столик у дальней стены и садится. Когда Эмилия возвращается с двумя кружками, сказительница уже переходит к описанию жестокости войска королевы.

— А поесть?

— Баранья нога, я же обещала. И овощи. Съедим сколько сможем, остальное отнесем кошке. — Эмилия окидывает взглядом зал и останавливается на сказительнице. — Она так никогда до Этиель не доберется. Пригласим-ка ее за свой стол, когда она остановится перекусить, и вытащим из нее пару строчек.

— Или можно просто подождать. Она покинет эти места только тогда, когда у людей кончатся деньги. Не хочу, чтобы она видела меня. Сказители путешествуют по всему острову. Она может меня узнать.

— Если и узнает, ничего не скажет. Для таких красноречивых людей у сказителей короткие языки.

— Откуда ты знаешь?

Эмилия вскидывает брови.

— Ну, например, я не слышала, чтобы кому-нибудь из них отрезали язык.

Подали еду: на подушке из зелени обещанная жареная баранья нога, рядом — жареная картошка.

— Спасибо, Бенджи, — благодарит Эмилия рыжего парнишку. Когда-нибудь он станет хозяином этого постоялого двора.

— Целая нога на двоих, — замечает Бенджи. — Никогда бы не подумал, что у такой крошки такой большой аппетит.

Джул видит его улыбку и быстро опускает глаза.

— Желудок у меня не из маленьких, — отвечает она.

— Что ж, надеюсь, вам понравится. Принесу еще кувшин эля.

— Ему любопытно, кто ты такая, — говорит Эмилия.

Джул не отвечает. Компания из нее так себе — она только притворяется, что слушает сказительницу, а беседу может поддерживать лишь из вежливости. Кажется, так было с самого ее прибытия в Бастиан. Трудно вести себя непринужденно, когда каждое блюдо с едой пробуждает воспоминания об Арсиное и ее знаменитом аппетите, а каждый парень с кривой улыбкой кажется похожим на Джозефа — до того момента, пока она не вспоминает, что Джозеф мертв.

Джул заставляет себя оглянуться на сказительницу, оказывается, что та пристально смотрит прямо ей в глаза, продолжая рассказ о набеге на горящий город. Джул неожиданно для самой себя сердито смотрит в ответ, и сказительница поворачиваться боком так, что Джул различает кипенно-белую полосу у нее на виске. Косичка из белых прядей отчетливо выделяется на фоне золотистой гривы.

Это распространенная отметина среди ясновидящих.

— Это не просто сказительница, — шепчет Джул. — Эмилия, что ты затеяла?

Эмилия даже не пытается выглядеть виноватой.

— Воины и оракулы всегда были тесно связаны между собой. Именно так мы узнали о тебе и пришли на помощь во время Королевского Поединка. А теперь мы узнаем, что приготовила тебе Богиня. Ты действительно думала, что мы будем вечно держать тебя здесь, словно пленницу?

Джул наблюдает, как сказительница кланяется слушателям и берет передышку, чтобы поесть и выпить.

— Ты говорила, что меня готовы приютить настолько, насколько потребуется, — вполголоса произносит она.

Сказительница останавливается у их стола.

— Эмилия Ватрос. Рада тебя видеть.

— И я тебя, Матильда. Садись, пожалуйста. Выпей с нами эля и поешь. Как видишь, тут на всех хватит.

— Вы даже знакомы, — говорит Джул, когда Матильда присаживается. Вблизи она выглядит потрясающе. Ей не больше двадцати лет, а белая прядь выделяется так ярко, что просто удивительно, как Джул сразу ее не заметила.

Эмилия снимает с пояса нож, отрезает толстый ломоть мяса с бараньей ноги и кладет рядом с картошкой и зеленью. Появляется Бенджи со свежим кувшином эля и третьей кружкой.

— Я бы выпила вина, — замечает Матильда. Он кивает и удаляется. — Большая честь познакомиться с тобой, Джульен Милон.

— Правда? — подозрительно отзывается Джул.

— Да. Но почему ты смотришь на меня так недобро? Мы ведь даже еще не разговаривали.

— Я нынче мало кому доверяю. Тяжелый выдался год. — Она с вызовом смотрит на Эмилию. — Она слишком громко произносит мое имя.

Эмилия и Матильда одинаково спокойны. Если бы здесь была Кэмден — надавала бы обеим по физиономии.

— Я знаю, что надо быть осторожными, — говорит Матильда. — И знаю также, что твоя неприязнь к оракулам связана с пророчеством, дарующим тебе проклятие множественности. И оно сбылось, не так ли?