Рядом с храмом Катарина и ее телохранительница встречаются с Лукой и еще тремя жрицами. Взгляд королевы скользит по лезвию зазубренных клинков на поясе каждой жрицы.

— Теперь все жрицы носят оружие?

— Не все, — отвечает Лука. — Но те, кто сопровождает Верховную Жрицу и Венценосную Королеву, безусловно. Ро настояла.

— Правда? — Катарина сглатывает. Ро — воительница.

Катарина знает, что, если бы план по отсечению ей рук и головы на Оживлении решили воплотить в жизнь, Ро бы с удовольствием взялась за это.

И теперь она в Черном Совете.

Катарина внимательно смотрит на Луку.

— Вы хорошо смотритесь верхом, Верховная Жрица.

Лука кивает, и ее лошадь приплясывает на месте, словно соглашается.

— Меня пытались посадить на белого мула, — фыркает она. — Но я еще не настолько стара.

Вместо мула под ней громадный белый жеребец. Теперь Катарине придется держать дистанцию, чтобы их кони не повздорили, скорее всего, Лука на это и рассчитывала.

— Как вам Индрид Даун? — спрашивает Катарина, пока они едут по Главной улице мимо ее любимой сырной лавки и ателье портнихи Женевьевы.

— Тут жарче, чем я помню, — отзывается Лука. — А зимой, уверена, мне покажется холоднее, чем в воспоминаниях.

— Ветров здесь точно меньше, чем в Роланте с его храмом под открытым небом и береговыми бризами? — Натали столько раз тайно мечтала, что влажность и ветра в конце концов прикончат старуху.

— Да, их меньше. — Лука склоняет голову набок. — И не так светло. Столица отчаянно нуждается в яркости и красоте. Хорошо, что я назначила в Совет Бри. В ней сочетаются оба этих качества.

Они объезжают Даулингский рынок: верхом туда не попасть. Катарина показывает самые интересные лавки, Лука улыбается и машет людям. Они рады, что Верховная Жрица вернулась в столицу, где ей и подобает находиться. Кто поближе, тянут руки в надежде прикоснуться к краям ее одежд и попросить благословения. Катарину они не просят ни о чем. Ей они только кланяются.

— Боятся они тебя, — шепчет Лука.

— Сейчас, конечно. Но они полюбят меня. Натали всегда говорила, что остров обожает кровавое Восхождение. И я единственная дала им это.

Они останавливаются на крутом валу, откуда улица ведет вверх, а затем сбегает вниз к гавани. Компания любуется видом моря, залитого послеполуденным солнцем. Далеко на севере, где бухта делает изгиб, на сухой земле поднимаются деревянные остовы будущих кораблей. Петир и Совет приказали выстроить эти корабли для Мартелей, в качестве платы за гибель Николя, Катарина не упоминает о них.

— Мне бы хотелось дать пир в вашу честь. — Катарина поворачивается в седле, а Лука поднимает брови. — Поприветствовать вас, Бри Вествуд и Ро Муртру в нашем городе. Чтобы люди убедились в единстве нового Черного Совета. Мы устроим его на площади.

— Как мило. — Лука отворачивается и смотрит на порт. — Бри очень понравится. На праздниках она всегда танцует до упаду.

— Верховная Жрица, — подает голос одна из сопровождающих. — Смотрите. Туман.

Все взгляды обращаются в открытое море.

Над поверхностью поднимается легкий туман. Он едва клубится, но у Катарины что-то шевелится в крови при виде этого зрелища.

— Нечасто его увидишь, — слышит она собственный голос. — Во всяком случае, не отсюда. А в Роланте он виден?

— Нет. Нечасто, — вздыхает Лука. — Это всего лишь Богиня.

— Да, — отзывается Катарина.

Мертвые королевы внутри тревожат ее, они больше ее не любят.

— Всего лишь Богиня, — повторяет Лука.

БАСТИАН

После встречи со сказительницей проходит ночь, за ней день, а Джул все не может перестать думать о пророчестве.

Если это вообще можно назвать пророчеством. Сказительница говорила, что это было похоже на ощущение. Возникшие в голове слова. Кучка мутных полуправд. Если дар ясновидения всегда так работает, то оракулам не позавидуешь.

— Я б даже свое проклятие множественности на такое не променяла, — бормочет она Кэмден, а уши кошки подрагивают.

Кэмден стоит на задних лапах, положив передние на подоконник единственного окна, такого грязного, что за ним не видно времени суток. Джул ласково гладит фамильяра.

— Наверное, нам все-таки стоило уйти на материк вместе с Арсиноей.

— Как ты можешь так говорить после слов Матильды?

Джул оборачивается. В дверном проеме стоит Эмилия. Она поднялась по лестнице совершенно бесшумно. И так же отворила дверь. И что на самом деле впечатляет, так это то, что Кэмден тоже ничего не слышала.

— Ничего стоящего я от Матильды не услышала. Но заметила, что для тебя эта история не была удивительной. — Потому что она была предсказуема. — Эмилия указывает на низкий потолок и единственное окно. — Не лучшее место для королевы, не так ли? Зато для королевы в бегах — самое то.

Джул презрительно фыркает:

— Я не королева. — Нервно перебирает короткие каштановые волосы. — Вот посмотри сюда. Они каштановые. И сюда, — она указывает на собственные глаза, — два разных цвета, и ни один из них не черный. Ты видела мою мать, Мадригал. Уверяю тебя, в ней нет ни капли священной крови.

— Я не говорила, что в тебе течет королевская кровь. — Эмилия склоняется, и Джул становятся видны узлы ее волос.

Даже в собственном доме она выглядит представительно: коричневые сапоги и юбка до колен в глубокую складку. На Ватросах любая одежда выглядит униформой независимо от покроя или материала.

— Тогда о чем ты?

— О том, что время королев прошло.

Джул удивленно хлопает глазами. Королевский род существовал на Феннбирне испокон веков.

— Правда? — шепчет она. — А как же королева Катарина? Та, что сидит на троне? Та, у которой корона вытравлена на лбу?

— Очередная марионетка отравников.

— Отравница она или нет, но она Венценосная Королева. Так устроен остров.

Эмилия скрещивает руки на груди.

— А что, если я скажу тебе, что число мятежников растет? Число людей, преданных этой династией? Людей, не желающих поддерживать очередную отравницу и ее Совет?

— Я скажу, что ты врешь.

Джул хлопает Кэмден по спине, и горная кошка вспрыгивает на кровать. Она поворачивается лицом к Эмилии, скрестив лапы, словно ребенок, выпрашивающий сказку на ночь.

— Королевы всегда убивали королев, и остров принимал это как должное.

— Эта не убивала.

— Но она пыталась. Я была там.

— Ей не удалось. Она не была Избранной Королевой, и остров знает об этом. Даже некоторые из северных жриц. — Эмилия подходит к окну и вглядывается в его темное от грязи стекло. — Провальное Восхождение — это знак. Катастрофа на Оживлении — знак. Слишком много знаков, чтобы не обращать на них внимания, теперь даже благочестивые будут на нашей стороне.

МАТЕРИК

Мирабель делает глоток чая и бросает взгляд на часы. Уже совсем стемнело, а Арсиноя все еще не вернулась с кладбища. Миссис Четворт уже начинает недовольно постукивать ногой по полу, а сестра Билли, Джейн, выгнула бровь и дважды вздохнула. Даже Билли встает, чтобы выглянуть в окно.

— Мне надо было пойти с ней, — с сожалением произносит он.

— Не мог же ты бросить мисс Холлен, — возражает Джейн, и Мирабель снова делает глоток чая.

Арсиноя думает, что Мирабель легко влилась в новую стаю. А на самом деле у нее едва не крошатся зубы — так сильно она стискивает их, чтобы не заорать.

— Арсиное позволили одичать. Понимаю, вам, девочки, нелегко было перебраться на новое место, — наконец открывает рот миссис Четворт хотя упорно продолжает разглядывать скатерть.


Конец ознакомительного фрагмента