Вышло так, что Кларк не дожил до воплощения своей мечты о роскошном доме в Верхнем Вест-Сайде. Семидесятилетний магнат скончался от малярии в октябре 1882 года в своем загородном доме в Куперстауне (штат Нью-Йорк), оставив после себя собственность, оцененную примерно в 25 миллионов долларов. Когда здание открыло двери в октябре 1884 года, многочисленные критики «Дакоты» заклеймили ее «капризом Кларка», указывая на расположение дома среди хлипких лачуг бедняков, ютящихся на птичьих правах на запустелых северо-западных окраинах города [«Каприз Кларка» — игра слов. В архитектуре капризом, или фолли (от англ. Folly) называются здания, служащие для развлечения хозяев и гостей богатых домовладений, особняков знати, дворянских усадеб. — Здесь и далее примеч. переводчика.]. Легенда гласит, что необычное название дом получил якобы из-за его удаленности — он стоял на таком расстоянии от городского центра, что мог бы быть построен и на территории Дакоты [Территория Дакота — территория, существовавшая в США с 1861 по 1889 год. Впоследствии стала штатами Южная Дакота и Северная Дакота. Изначально дакота — название одного из индейских племен.]. На самом деле нью-йоркская «Дакота» брала истоки в увлечении Кларка традициями и преданиями коренных американцев [Коренные американцы — принятое ныне в американской публицистике и официальных документах обозначение индейцев.] и освоении западных территорий в ту эпоху (3).

Хотя у нового здания хватало критиков, нью-йоркская Daily Graphic приветствовала его торжественное открытие громким заголовком, описав «Дакоту» как «один из самых совершенных жилых домов в мире». Ньюйоркцы реагировали так же; городская элита поспешила взять в найм все 65 квартир дома задолго до того, как в них можно было поселиться. Угнездившаяся на углу Централ Парк Вест и Западной 72-й «Дакота» стала архитектурным чудом, она выделялась среди городского пейзажа, а сандрики (профилированные карнизы над окнами) и балюстрады придавали ей черты архитектуры немецкого Возрождения, не говоря уже о зловещих горгульях, охранявших ее периметр наверху (4). Был еще и впечатляющий свод над проездом к дому со стороны Западной 72-й улицы, к главному входу в здание XIX века — въездная арка, изначально построенная для приема конных экипажей, подкатывавших к находящемуся в глубине патио «Дакоты», элегантно оформленному парой фонтанов с украшениями из витого железа. В более поздние годы с западной стороны проезда установили обитую медью будку сторожа. Барельефы Айзека и Изабеллы Зингер украшали гребень над входом. Еще выше изображался индеец из племени дакота, вперивший зоркий взгляд в уличную жизнь внизу. Архитектурным контрапунктом к помпезному арочному проезду стала меньшая по размеру и редко использовавшаяся задняя дверь, известная под названием «Вход гробовщика», которой Харденберг украсил менее парадный северный фасад.

Ленноны, как называли их неприветливые жильцы «Дакоты», приобрели апартаменты на седьмом этаже в 1973 году, на следующий год после того, как здание внесли в Национальный реестр исторических мест. В 1976-м «Дакоту» объявят исторической достопримечательностью национального значения. С конца 1960-х здание присутствовало в американском сознании, когда знаменитый режиссер Роман Полански снял уличные планы знаменитого дома для своего мистического триллера «Ребенок Розмари», а от готической архитектуры «Дакоты» у зрителей по спине бежали мурашки. Фильм Полански изрядно эпатировал киноманов конца шестидесятых, в том числе натуралистично снятым самоубийством персонажа, выпрыгнувшего из окна на седьмом этаже. Еще более дурную славу картина обрела из-за сцены изнасилования Сатаной главной героини, которую играла Миа Фэрроу. Так, благодаря фильму Полански, дом приобрел весьма специфическую репутацию, хотя в действительности судьба благоволила «Дакоте» и ее насельникам — если они и умирали, то чаще всего по естественным причинам.

Хотя о вторжении Сатаны в дом по адресу Западная 72-я, 1 [Официальный адрес «Дакоты»: 1 West 72nd street.] ничего не сообщалось, здание окружали слухи о некой Плачущей даме, обитающей в нем. Молва утверждала, что в доме поселился дух Элис Весли — несгибаемой защитницы, стоявшей на страже репутации здания в предвоенные годы, когда Весли была управляющей «Дакоты». Женщина пережила личную трагедию — в 1930-х годах ее любимый сын попал под колеса грузовика и погиб на месте прямо перед зданием. Позднее напротив той самой арки «Дакоты» умер давний жилец дома, бродвейский художник-постановщик Джо Милзинер. Разработавший для «Дакоты» новый, безупречный дизайн служебных лифтов, которые были установлены по четырем углам внутреннего дворика, Милзинер скончался за несколько дней до своего 75-летия, сидя в такси (он возвращался от своего врача).

Вскоре после смерти Милзинера слухи о призраках «Дакоты» мощно зазвучали вновь. Как-то раз оторопевшие жильцы увидели, что один из преображенных художником лифтов «по своей воле» пошел наверх с подвального этажа. Как рассказывал потом историк Стивен Бирмингем, «потребовались четверо сильных мужчин, чтобы совладать с тросами и снова вернуть лифт вниз» (5).

Как оказалось, Джону и Йоко в их удачном приобретении квартиры в престижной «Дакоте» также способствовала смерть. В 1972 году жена актера Роберта Райана — Джессика умерла от рака в квартире номер 72. Звезда классических вестернов «Плохой день в Блэк-Роке» (1955) и «Дикая банда» (1969), Райан был раздавлен потерей жены, с которой прожил в браке 33 года. Пытаясь смириться с ее безвременным уходом, актер переехал по адресу Централ Парк Саут, 88, рядом с отелем «Плаза», и умер от рака легких в 1973 году. А Джону и Йоко не терпелось скорее уехать из их чердачной квартиры на Бэнк-стрит — они хотели найти жилье и побольше, и безопаснее. Незадолго до этого они присматривались к домам в Гринвиче, Коннектикуте и Род-Айленде, и тут узнали, что освободилось бывшее жилище Райанов. Торопясь скорее обрести здесь квартиру, Джон и Йоко вначале сняли апартаменты у Райана, а потом выкупили их из его наследства.

Зная, какие обстоятельства привели к внезапной доступности жилья, и восхищаясь потрясающим видом на Центральный парк из окон квартиры номер 72, они наняли медиума провести сеанс, который помог бы оценить духовное благополучие их нового дома. После того как медиум заверил, что установил контакт с Джессикой, обрадованная Йоко позвонила дочери Райанов Лизе, дабы сообщить о том, что душе ее усопшей матери очень хорошо. По словам медиума, покойная госпожа Райан вовсе не собиралась покидать надмирные сферы и обещала не нарушать семейный покой новых жильцов. Несмотря на объявленные медиумом радостные известия, Лизу полученные от Йоко новости огорчили. Позже она говорила: «Если привидению моей матери и есть место, то здесь, со мной — не с ними».

В «Дакоте», словно историй о привидениях в доме было недостаточно, существовала еще и собственная, очень продуктивная «фабрика слухов». Что касается Леннонов, действовавшее в «Дакоте» объединение домовладельцев опасалось потенциальных «общественных проблем», когда тут селились такие, как Джон и Йоко (6). Как заметил в ту пору глава домовладельческого объединения Гордон Гринфилд, «нам хотелось видеть здесь жильцов консервативного склада, хотелось достойных соседей, семейных, мы не хотели всякое отребье. У нас в доме всегда была представлена интересная группа людей театра — такие как Роберт Райан и его жена. Ленноны купили квартиру Райанов, и вы никак не сможете поместить Джона Леннона в ту же категорию, что и Роберта Райана».

Что еще хуже, обитатели «Дакоты» полагали, будто Джон и Йоко намерены скупить в доме каждый свободный уголок — и действительно, к осени 1979 года относительно небольшая семья Леннонов владела 28 комнатами. При этом ходил еще один слух: о жильце, который до войны якобы спрятал под паркетом в будущей спальне Джона и Йоко 30 000 долларов, и эти деньги оставались там все это время в ожидании тех, кто их обнаружит (7).

Когда же речь шла о скупке доступной в доме недвижимости, соседи Леннонов были точны в своих долго вынашиваемых предположениях, а в последующие годы — в негодовании. По словам жильца «Дакоты» Пола Голдбергера, архитектурного критика еженедельника The New Yorker и члена объединения домовладельцев, «существовала некоторая неприязнь по отношению к Йоко, скорее потому, что она старалась купить больше квартир. Думаю, люди не осмеливались разозлиться на Джона Леннона, поэтому Йоко несла груз этой неприязни на себе». Другие «дакотцы» защищали пару, в том числе певица Роберта Флэк, которая считала, что «когда вы Джон Леннон и Йоко и у вас есть все деньги этого мира, с какой стати он не может купить все, что он хочет?»

Действительно, Джон и Йоко почти не упускали возможности купить дополнительные квадратные футы по адресу Западная 72-я улица, дом 1. В 1977 году в дополнение к квартире номер 72 они сняли примыкающие к ней апартаменты у Аллена и Элен Стэйли, когда эта семейная пара уехала на год отдыхать за границу. На время годового отсутствия соседей Ленноны взяли к себе на работу и испанскую домработницу четы Стэйли — Розауру (Розу) Лопес Лоренцо (8).

Двадцатого марта 1978 года Джон и Йоко уединились в арендованной квартире номер 71 по случаю девятой годовщины со дня их свадьбы. Накануне вечером Джон радовался предстоящей ночевке, говоря, что «это будет как поселиться в гостинице, не покидая дом». Изначально квартиру номер 71 предполагалось сделать складом вещей, но оказалось, что она помогает сохранять нечто большее — личное пространство. И когда супруги Стэйли вернулись из отпуска, Йоко сделала им предложение, от которого они не смогли отказаться, — квартира была куплена. Мало того, по договоренности со Стэйли, Йоко оставила у себя на работе Розауру. Также было приобретено помещение на первом этаже под рабочий кабинет, и еще квартира номер четыре — уютные апартаменты над аркой, в которых жили Норман и Хелен Симан [Норман Симан — импресарио, занимавшийся развитием авангарда. Оказал значительное влияние на культурную жизнь Нью-Йорка.], и еще одна квартира под самой крышей, которую все-таки превратили в кладовку (9).