— Но зубы-то у него есть! — не унималась женщина. — И когти!
При этих словах девочка выглянула у матери из-за спины, уцепившись за кончик шарфа в горошек, который болтался у той на шее, и улыбнулась. Это была первая в моей жизни улыбка. Глупо такое говорить — мне не раз улыбались; только что мне улыбался хозяин тигра, не прошло и минуты. И все равно повторю: то была первая улыбка, предназначенная именно мне; впервые она вошла в меня, точно игла, слишком тонкая, чтобы ее можно было увидеть. Но тут женщина с безумными глазами слишком сильно дернула девочку за руку, та споткнулась и растянулась на мостовой, раскинув руки, личико ее перекосилось, а из груди раздался дикий вой.
— Бог ты мой! — запричитала мать, и мы оставили их суетиться на обочине, а сами устремились вдоль рыночных рядов к нашему дому.
Миссис Реган сидела на верхней ступеньке, но, увидев приближающуюся толпу, вскочила и от удивления раскрыла рот. Все наперебой заговорили. По лестнице спустилась мама, я протянул к ней руки и зашелся в плаче.
— Ничего страшного, мэм, — сообщил мистер Джемрак, передавая меня ей с рук на руки. — Простите великодушно, ваш мальчик изрядно напугался. Жуткое дело, клетка рассохлась, из самой Бенгалии везли — он заднюю стенку и выбил задними-то лапами…
Мама опустила меня на крыльцо и пригладила мне волосы, пристально глядя мне в глазам.
— Ноги, — только и сказала она. И побледнела.
— Мэм… — Мистер Джемрак вынул из кармана деньги.
Подошла и та женщина в очках, с дочкой. Девочка разбила коленки, вид у нее был надутый. Я заметил мистера Рубена.
— Вот, табак вам принес. — Я вынул брикет из кармана.
— Спасибо, Джаффи, — поблагодарил мистер Рубен и подмигнул.
Женщина с шотландским акцентом опять принялась причитать, но теперь она приняла сторону мистера Джемрака и выставила его героем:
— Так и ринулся за ним! Никогда такого не видала! Прямо за шкирку и схватил! — Тут она отпустила руку дочери, чтобы продемонстрировать, как Джемрак запрыгнул тигру на спину и схватил его за горло. — Голыми руками прямо в глотку ему залез! Вот так. Дикому тигру в пасть!
Мама стояла в полном оцепенении, не спуская с меня глаз.
— Ноги, — повторила она; я тоже опустил взгляд и увидел, что пальцы ног кровоточат, — видимо, пока тигр волок меня, их ободрало о камни мостовой. Я понял, почему было больно. По шее прошел холодок: тигр обслюнявил мне воротник.
— Позвольте… — Мистер Джемрак засунул деньги в карман матушкиного фартука. — Ваш сын — самый смелый мальчик из всех, каких мне доводилось встречать. — С этими словами он протянул матушке свою визитную карточку.
В тот вечер мы наелись досыта, ночью меня уже не мучили приступы голода. Я был счастлив и полон любви к тигру. Матушка обмыла мне ноги теплой водой и втерла в пальцы масло, что дала миссис Реган. Мистер Рубен сидел у нас в комнате и посасывал трубку, а все соседи столпились в дверях. Было похоже на карнавал. Матушка вся раскраснелась и то и дело повторяла: «Тигр! Тигр! Джаффи унес тигр!» Тигр стал моей судьбой. Когда наши пути пересеклись, все изменилось. После того случая развилка была пройдена, и я волей-неволей отправился навстречу своему будущему. А ведь могло случиться иначе. Ничего этого могло и не быть. Я мог никогда не узнать то великое, чему суждено было произойти. Мог бы просто принести мистеру Рубену табак и подняться в комнату к драгоценной матушке, и все пошло бы совсем по-другому.
Визитную карточку торжественно водрузили на каминную доску рядом с матушкиной щеткой для волос и банкой тонких черных перьев, а когда Джад, сын миссис Реган, вернулся с работы домой, он прочел вслух то, что было на ней написано:
...Чарльз Джемрак [Чарльз Джемрак (Иоганн Кристиан Карл Ямрах; 1815–1891) — знаменитый поставщик диких животных, владелец зверинца в Лондоне; по происхождению немец.]
Натуралист и торговец животными,
птицами и раковинами
2
Тима Линвера я впервые увидел, когда тот стоял у нас под окнами и кричал:
— Кто тут Джаффи Браун?
Дело было наутро после моей великой встречи с тигром. Я стоял в комнате Мари-Лу и Бархотки, которые ничего не знали о моем приключении, кончики пальцев на ногах все еще саднило, а бинты запачкались и обтрепались. Мари-Лу отсчитывала мне в ладошку монеты, чтоб я купил жареной рыбы с лотка, и добавила пенс за доставку. Корсет у нее был расшнурован, и жирные коричневые груди вывалились наружу. Мари-Лу красила волосы в иссиня-черный цвет и вставляла в прическу алые розы — по одной с каждой стороны. Кожа вокруг глаз у не была покрыта затейливой сеточкой морщин, а большой округлый живот выдавался вперед и тянул за собою все тело.
— Смотри, мистер Джаффи, — поучала она меня, — чтобы никаких пережаренных кусочков, ясно? Никаких пережаренных кусочков, и маринованный огурец покрупнее, и не вздумай сосать его по дороге!
Помада у нее на губах почти стерлась. Гора шелка, внутри которой скрывалась Бархотка, громоздилась на постели, тощие груди свисали до самой талии. Обе женщины обычно съедали свою рыбу прямо в постели, а через полчаса уже спали, похрапывая, глубоким сном.
В эту самую минуту и раздался крик: «Кто тут Джаффи Браун?»
Я подошел к окну и выглянул, сжимая в руке теплые монеты. Тим Линвер стоял внизу. Он был старше, больше и совсем на меня не похож: прямые золотистые волосы и миловидное, как у девушки, лицо. Близился полдень, улица кишела народом.
— А кто его ищет? — крикнул я.
— Джемрак, — ответил он. — Спускайся.
— А как же наша треска, мистер Джаф? — Мари-Лу вцепилась своими длинными красными ногтями мне в руку.
— Иду! — крикнул я и скатился вниз по лестнице.
Золотоволосый мальчик подошел ко мне.
— Это ты Джаф? — бесцеремонно спросил он.
— Да.
— Джемрак сказал, чтобы я купил тебе малиновую слойку, — мрачно сообщил мальчишка.
Слойки с малиной в витринах кондитерских, мимо которых я каждый день проходил по Бэк-лейн, были выше моего понимания. Сквозь слои теста капал ягодный сок, взбитые сливки отливали бледным золотом, а сверху булочка была посыпана сахарной пудрой.
Тигр открыл передо мной волшебные двери.
— Меня за рыбой послали, — сообщил я.
— А меня — купить тебе малиновую слойку и доставить тебя к мистеру Джемраку, — заявил парень, будто его задание было в тысячу раз важнее моего. — Приказано устроить тебе особую экскурсию. Видал всяких диких зверей?
— Эй, мистер Джаф! Давай-ка бегом за рыбой, да поживей! — крикнула, высунувшись из окна, Мари-Лу.
— Расскажи, как это, когда тебя едят? — поинтересовался мальчик.
— Едят?
— Тебя же съели — так говорят.
— Я разве похож на съеденного?
— Все говорят, будто тигр тебя съел, пояснил он. — Съел, а на мостовой одна голова осталась.
Я представил себе собственную голову на мостовой. Стало смешно.
— Одна голова, — повторил парень, — а еще руки и ноги и костей немножко, все пережеванные небось.
— Было не больно, — сообщил я.
Мари-Лу запустила мне в голову бутылкой, но промазала, и бутылка улетела в канаву.
— Одна нога здесь, другая там, — пообещал я незнакомому мальчику, — обожди, — и побежал к лотку с жареной рыбой, а потом обратно.
Миссис Реган как раз готовилась занять свой пост на ступеньках у входа и с неодобрением взглянула на мои грязные ноги, когда я пронесся мимо.
— Заражение крови заработаешь, — предрекла она.
Я пулей взлетел вверх по лестнице и вывалил горку жареной рыбы, от которой исходил пар, в жадные красные когти Мари-Лу. Им с Бархоткой нравилось, чтобы рыба была пропитана маринадом. От уксуса у меня щипало в глазах. Я забыл прихватить огурец. Вой поднялся такой, что можно было подумать будто я калеку ограбил. Пришлось вернуть пенс, но мне было уже все равно. В голове бродили дикие звери: львы, тигры, слоны, жирафы. Меня ждали малиновая слойка и поход в зверинец.
Когда я вышел на улицу, незнакомый мальчик все еще ждал меня — руки в карманах, плечи вздернуты. «Идем», — сказал он и, надменно выпрямив спину, пошел сквозь толпу, а я за ним, лавируя между лотками, пока мы не вышли на Бэк-лейн, где он молча, одним движением руки остановил меня перед входом в кондитерскую, а сам зашел внутрь и потребовал одну малиновую слойку: «Роуз, душенька, сразу съесть, будьте любезны», точно взрослый мужчина. Я еще не знал тогда, что он всего на год меня старше, думал, ему лет одиннадцать, не меньше.
Сквозь стекло я разглядел Роуз — милую, улыбчивую девушку, с ресницами, обсыпанными мукой. Парнишка вышел, посмотрел на небо и протянул мне слойку в бумажной салфеточке, чтоб я пальцы не запачкал. Хотя они были не очень-то чистые.
Так он и стоял, руки в карманах, и смотрел, как я ем свою слойку. Первый кусок оказался сладким до ужаса, аж уголки рта заболели. Красота была такая, что слезы пленкой затянули мне глаза. Потом боль ушла, и осталось только наслаждение. Еще ни разу я не пробовал малины. И сливок не пробовал. Во второй раз я откусил жадно, набив сразу полный рот. Мальчик смотрел на меня не мигая. Точно статуя. Сам, наверное, никогда не пробовал малиновую слойку. Одет он был лучше меня, ботинки и все такое, но, готов спорить, малиновой слойки он в жизни не едал.
— Хочешь кусить? — спросил я.
Он резко покачал головой и, для пущей верности, с улыбкой отрицательно махнул рукой — в этом жесте сквозила гордость.
Первое, что меня поразило, — запах. Волнующий, крепкий запах, более едкий, чем запах сыра. Потом — шум. Мы зашли с улицы в прихожую, где висели пальто и хранились коробки и большие мешки. Откуда-то сверху свесился и заглянул прямо мне в лицо зеленый попугай. Вид у него был такой, будто он знал что-то забавное.
— Она умеет говорить, — сообщил мой спутник. — Давай, Фло, скажи: «Пять фунтов, красавица».
Фло резко вскинула голову и одобрительно взглянула на мальчишку, но ничего не сказала.
— «Пять фунтов, красавица!» Ну давай же, глупая птица!
Попугаиха моргнула. Парень возмущенно фыркнул и повел меня к открытой двери, из которой в прихожую шел темный дым.
— Вот он, мистер Джемрак. Получил свою булку со сливками.
Я вошел вслед за ним. Величественный краснолицый Джемрак с улыбкой явился из сумрака.
— Ага! Джаффи Браун! — воскликнул он и легонько потрепал меня по плечу. — Хорошо вчера поужинал?
Джемрак наклонился ко мне так близко, что я мог сосчитать красные сосуды в белках его глаз. В комнате стоял тяжелый, запах — гнили, кишок, крови, мочи, шерсти и еще чего-то, мне неведомого, — дикости, наверное.
— Тушеной бараниной, — ответил я. — Вкусно было.
— Отлично!
Мистер Джемрак выпрямился, потирая руки. Деловой костюм придавал ему внушительный вид, а волосы были зачесаны на прямой пробор и намазаны маслом.
— Балтер, — обратился он к бледному юноше, который хмуро чистил ногти за столом, заваленным всяким хламом, — выпусти Чарли.
Высокий и тощий Балтер поднялся из-за стола и подскочил к большой клетке, где на жердочке сидела диковинная, волшебная птица и оглядывала мрачную комнату так, будто перед ней разыгрывалось невероятное представление. Птица переливалась всеми цветами радуги, а клюв у нее был больше всего остального тела.
Балтер открыл защелку:
— Чарли, глупая птица, вылезай.
Чарли затанцевал от радости, скользнул к Балтеру на руки, точно сонный котенок, устроился у него на груди и стыдливо опустил голову с гигантским твердым клювом. Балтер пригладил черные перья у птицы на макушке.
— Дурачок он у нас, — сообщил юноша, повернулся и передал Чарли мне на руки.
Птица подняла голову и заглянула мне в глаза.
— Это тукан, — сказал Тим.
— А ты ему понравился, — заметил Балтер.
— Ему все нравятся, — возразил Тим.
Чарли оказался послушной и умной птицей. Как и Фло — попугаиха в прихожей. В отличие от остальных птиц.
Мистер Джемрак провел меня через прихожую в зверинец. В первой комнате жили попугаи. Это было жутковатое помещение, полное криков, безумных круглых глаз, ярких малиновых грудок, бившихся о прутья клеток, и кроваво-красных, васильковых, золотисто-желтых, изумрудно-зеленых крыльев, которые то и дело хлопали, задевая крылья соседей. Попугаи плотными рядами располагались на жердочках. То тут, то там вниз головой висели крупные ара, моргая белыми глазами, а мелкие зеленые неразлучники нарезали круги прямо у нас над головами. На всю эту визгливую братию сверху взирала стая какаду с высокими хохолками и сливочного цвета грудками. Их хриплые выкрики были похожи на адский хохот.
— Нравится им так, — пояснил Джемрак.
В глазах у меня стояли слезы, а уши болели от шума.
— В стаи сбиваются.
— Они без попугаев прямо жить не могут, — глубокомысленно изрек Тим Линвер, шествуя рядом развязной, самоуверенной походкой.
— Кто они?
— Люди.
Я шагнул в сторону: за решеткой на жердочках рядами восседали маленькие, изящные попугайчики — голубые, красные, зеленые, желтые — послушные и тихие.
— Это волнистые, — сказал Джемрак. — Славные птички.
— Этих моментально раскупают. — Тим перекатывался с пятки на носок и давал пояснения с солидным видом, как взрослый, будто все это великолепие принадлежало ему.
Во второй комнате было потише. В длинных вольерах располагались сотни птиц, похожих на воробьев, только раскрашенных во все цвета радуги. Целая стена синешеек с грудками цвета розового шербета. Кругом раздавался нежный щебет, словно только-только рассвело.
— По шесть шиллингов за пару, — сообщил Тим.
В третьей, последней птичьей комнате царила полная тишина. По стенам до самого потолка друг на друге громоздились деревянные клетки — в каждой по одной птице, по размеру клетки, и все они сидели молча и неподвижно. Эта комната показалась мне самой тревожной из всего, что я успел увидеть. Интересно, разрешит мне Джемрак взять отсюда какую-нибудь птицу? Я бы приручил ее и пустил летать по комнате, чтобы пела.
Мы вышли в двор — и мое воображение отказалось поверить увиденному. Балтер, юноша из конторы, и еще один человек подметали вокруг небольшого загона. За оградой стоял верблюд и жевал. Теперь-то я знаю, что верблюду надо жевать все время — как дышать. А тогда у меня было чувство, словно я попал в книжку с картинками. Звери были все из сказок: черный медведь с белой грудкой, косоглазый слоненок, огромная жирафья голова приблизилась ко мне сверху и дохнула жаром из трепещущих ноздрей. Умопомрачительное зловоние лишило меня рассудка. Дикая природа обступила меня со всех сторон. И тут я увидел моего тигра. В клетке. С одной стороны — лев, а с другой — какие-то звери, похожие на собак. Лев оказался величественной и жуткой кошкой, со строгой, печальной физиономией как у ученого и с волнистой спутанной гривой. Целое мгновение он не мигая смотрел мне в глаза, а потом отвернулся в полном равнодушии, облизав ноздри толстым розовым языком. У зверей, похожих на собак, шерсть на загривках стояла дыбом. Мой тигр мерил шагами клетку, поигрывая мускулами и рассекая хвостом воздух. На спине у него трепыхались маленькие черные рыбки. Сабли, лезвия, клинки — черное на золотом, черное на белом. Голова у него была большая, тяжелая, нижняя челюсть опущена. Он бродил по клетке туда и обратно, без остановки:
три с половиной шага — поворот —
три с половиной шага — поворот —
три с половиной шага…
— Видишь! — сказал Джемрак. — Вот наш хулиган. Знает, что натворил дел, теперь ему стыдно.
— А имя у него есть?
— Пока нет, покупателя еще не нашли.
— Кто покупает тигров? — спросил я.
— Зоопарки, — ответил Тим.
— Лондонский зоопарк, — отозвался я, хотя ни разу в нем не был.
Тим с Джемраком рассмеялись, будто я пошутил.
— Не только зоопарки, — уточнил Джемрак, — еще люди, которые коллекционируют зверей.
— Сколько стоит мой тигр?
— Взрослый бенгальский тигр за две сотни фунтов уйдет, не меньше.
— Две сотни за тигра, три — за слона, семьдесят — за льва, — затараторил Тим. — За некоторых львов и три сотни можно выручить. Главное — правильного подобрать. А вот орангутан триста двадцать стоит.
По приставной лестнице мы залезли на площадку, где сидело животное, похожее на коровью лепешку, гигантская ящерица с безумной ухмылкой, и мартышки, куча мартышек — этакое рагу из всевозможных проявлений человеческой природы, нагромождение костей, стена маленьких лиц. Детские мордашки. Нет, древние, невозможно древние лица. Но они были вне возраста. Детеныши судорожно хватались за материнские животы в поисках укрытия. Матери с невозмутимым видом терпели.
— А здесь… — Джемрак эффектно сдвинул крышку с низкой круглой корзины. Внутри, подобно свернутым канатам, кольцами лежали друг на друге мускулистые толстые змеи, зеленые и коричневые. — Шустрые твари, — заметил он, водружая крышку обратно и обвязывая веревкой.
Мы прошли мимо огромной кошки с острыми ушами и глазами-самоцветами, которая, увидев нас, замяукала, точно котенок. Между ног повсюду сновали мелкие мохнатые зверьки, симпатичные — я таких и вообразить себе не мог. Джемрак сказал, что их привозят из Перу — какой-то далекой страны. А в самом темном углу, на корточках, подвернув внутрь костяшки пальцев, сидела большая обезьяна. Она посмотрела на меня, и глаза у нее были совсем как у человека.
Большего мне было и не надо. Навеки оставаться среди зверей и смотреть им в глаза, когда захочется. И как только мы вернулись обратно в дымную контору, где бледный секретарь Балтер снова развалился за своим столом, потягивая какао, мистер Джемрак предложил мне работу. «Да, да!» — выкрикнул я как последний дурак и все засмеялись.
— Не маловат ли? — засомневался Тим Линвер. — Вы уверены, что он справится?
— Ну что, Джаффи, — весело поинтересовался Джемрак, — справишься?
— Справлюсь, — ответил я. — Буду стараться. Вы еще не знаете, я отличный работник.
Конечно, я бы справился. Теперь я был уверен: мы с матушкой не пропадем. Она работала посменно на сахарной фабрике, той, где большая труба, а я как раз этим вечером должен был приступить к новым обязанностям в пабе «Безмозглый матрос». Если добавить еще работу у Джемрака, мы сможем заплатить за жилье вперед.
Тим подошел и грубо толкнул меня плечом:
— Понял, что это значит, ласкар? [Ласкар — в XVI–XIX вв. матрос или ополченец индийского происхождения на британском корабле.] Навоз будешь убирать во дворе.
Лучше меня этого никто бы не сделал — так я им и сказал, отчего все еще больше захохотали. Мистер Джемрак, сидевший боком к столу, привстал и сдвинул кусок белой бумаги с ящика, который стоял у его ног. Осторожно и с величайшим уважением он достал оттуда змею размером больше всех остальных, виденных мною раньше. Растянись она во всю длину и встань на кончик хвоста, ростом, думаю, вышла бы повыше меня. Тело у нее было треугольное в сечении, покрытое сухими желтоватыми чешуйками. Длинная морда высунулась из рук хозяина и потянулась ко мне, так что вся змея превратилась в мост между мной и Джемраком — прямая как палка, точно рука с указующим перстом. Раздвоенный язык, красный, словно у дьявола, метнулся молнией и застыл в футе от моего носа.