— Это всего лишь мясо, — настаивал Дэн, но Габриэль упрямо мотал головой.

Он сидел, устремив взгляд своих больших глаз далеко вперед, а из глубины его глотки доносилось низкое гудение. Поесть ему в конце концов все-таки пришлось. Кто бы мог отказаться? Здоровяк Габриэль превратился в тонкий стебелек. Ел он отчаянно, сосредоточенно, тяжело дыша. Дэн передал мне толстый кусок мяса, обуглившийся по краям, но мягкий, розовый и сочный внутри. Я начал сосать его, и рот переполнился слюной, которая стекала по подбородку, как у младенца.

— Слюнявчика не хватает, — сказал я, и остальные засмеялись.

Мы все сидели и пускали слюни, а в животах у нас урчало и бурлило.

Каждый съел свою порцию, и капитан распорядился выдать каждому дополнительную кружку воды. Он сказал, что завтра получим еще; они с Прайдом сложили оставшиеся куски мяса в ящики из-под сухарей — на какое-то время должно хватить. Костер потушили, и мы улеглись спать. Перед глазами у меня все время стояло лицо Джона Коппера.

После сытного ужина спалось крепко, в лодке раздавался дружный храп. Наутро, когда я проснулся, лицо Джона так и не исчезло, а в животе по-прежнему извивалась змея. В горле стояла желчь. Голод никуда не исчез.

— На, попей. — Дэн протянул мне кружку.

Солнце уже стояло высоко. Саймон разводил костер из щепок и туго смотанных обрывков парусины.

— Надо быстро приготовить то, что осталось, а то испортится, — объяснил он.

Мясо уже начинало понемногу гнить. Капитан склонился над кучей негодных кусков, уже успевших покрыться зеленым налетом.

— Что скажешь? — обратился он к Саймону.

— За борт его надо.

Так и сделали.

— Сколько еще может гореть? — Капитан показал на огонь.

Саймон сделал кислую мину:

— Минут десять. Можно и подольше, но…

— Что?

— Зависит от того, сколько еще дней.

Уилсон почувствовал недомогание и лег, накрыв голову мокрой тряпкой. Его темно-коричневая кожа блестела от пота. Даг тихонько пристроился на корме и все время трогал свои припухшие веки. Лицо его по-прежнему напоминало жутковатый, обтянутый кожей череп, но руки и ноги превратились в толстые розовые окорока, покрытые россыпью набухших красных фурункулов. У меня тоже были фурункулы — большие, воспаленные, болезненные — один под коленкой, один в паху и самый противный — сзади на шее.

— Странно. Я теперь еще больше есть хочу, — сказал Тим.

— Я тоже.

— Так всегда бывает, — успокоил нас Дэн. — Не волнуйтесь, дней на десять хватит.

На завтрак каждый получил по полоске мяса к сухарю. Я растянул свою порцию надолго. Дэн устроился на носу, свесил руки за борт и напевал себе под нос какую-то мелодию. Когда я перехватил его взгляд, он подмигнул:

— Все отлично, Джаф. Все шикарно.

Капитан и Дэн продолжали время от времени тихо совещаться, как будто что-то еще можно было сделать, но в отношении навигации ничего нового я не заметил. Скип скалил зубы, что-то мямлил и иногда устало смеялся. Тим изрыгал потоки ругани. Габриэль шептал молитвы — ритмичное тоскливое бормотание у меня за спиной не смолкало. Саймон просто был где-то в другом месте. Телом он, естественно, оставался с нами, но на скрипке играть перестал, почти ничего не говорил и двигался только в случае крайней необходимости. Когда за нами какое-то время плыла акула, он даже не взглянул на нее, не заметил ни раскатов грома, донесшихся с запада, ни беззвучной молнии, прорезавшей пустынное небо. Даг продолжал жевать собственные ногти, от которых уже почти ничего не осталось. Я вспомнил, как ужасно выглядели руки у Ишбель. Бедная Ишбель! Какой же голод она должна была испытывать, чтобы так себя грызть! Больно ведь, наверное. В этот момент я увидел ее совсем ясно, и меня вновь настигло яркое воспоминание о доме: Рэтклифф-хайвей, доки, она, я и Тим, кругом снуют уличные торговцы.

— Помнишь? — спросил я Тима.

— Спрашиваешь, — отвечал тот, будто умел читать мои мысли. Он наклонился, усмехнулся и взъерошил мне волосы: — Как там тебя называли? «Маленький ласкар»?

Жара сдавливала мне мозг, не давая думать.

— Слышите? — насторожился Скип.

— Что это?

Габриэль издал короткий смешок:

— Ну вот, мы все и спятили. — И он снова принялся бормотать свои молитвы.

— Слушайте.

Это был даже не звук, скорее вибрация в ухе, когда на него давят тысячи миль пустоты. Как будто стихии решили поставить нас на положенное место.

— Туда смотрите, — сказал Дэн и положил руки нам с Тимом на плечи. — Мальчики, — продолжал он, и из почерневших уголков его печальных маленьких глаз катились слезы, — мальчики мои, я доставлю вас домой целыми и невредимыми. Чего бы мне это ни стоило. Разве я не обещал старику Джемраку, что верну вас домой?

За бортом творилось что-то непонятное. Море менялось. Нечто похожее на сумерки или бурю накрывало землю.

— Дети мои, — прошептал Дэн Раймер. Слезы застряли у него в складках морщин.

— Сколько тебе лет, Дэн? — спросил я.

— Шестьдесят два было, когда последний раз проверял, — усмехнулся он.

— Какой ты старый! — удивился Тим.

Дэн рассмеялся:

— Морской старик!

Но морю было плевать На нас. Мы — ничто.

— Что там? — спросил Даг.

— Тсс! — Капитан прикрыл глаза.

— Держитесь за руки, мальчики, — сказал Дэн. — Встретим эту штуку вместе.

Он раскинул руки, и мы прижались к нему, спрятались, как птенцы под крыло. Сверху, из-за туч, донесся звук, голос или целый хор голосов — различить невозможно: то ли человеческие, то ли звериные крики, многозвучные, похожие на отчаянный плач младенца. Отчаяннее не бывает.

— Держитесь друг за друга, — повторил Дэн.

Тим схватил меня за руку и, широко раскрыв глаза, с улыбкой повернулся ко мне:

— Джаф, старина Джаф!

— Вместе, мальчики, — произнес Дэн.

Капитанская шлюпка подошла поближе.

— Держимся курса, держимся! — прозвучал голос.

Лодки стукнулись бортами.

— Мистер Раймер! Как вы там? — прокричал капитан.

— Полный порядок! — отрапортовал Дэн.

— Что это, по-вашему? Очередной шторм?

Дэн по-собачьи принюхался к воздуху:

— Похоже на то.

Надвигающийся шум взорвался в ушах страшным грохотом. Меня отбросило Дэну на плечо, и его губы оказались рядом с моим ухом.

— Молодец, Джаф, — произнес он, — теперь ляг и попробуй уснуть. Ни о чем не беспокойся. Скоро мы все будем дома.

Дэн заставил нас с Тимом, как маленьких, лечь и закрыть глаза. Чтобы сделать ему приятное, мы притворились спящими. Это его успокоило. Сонно напевая, Дэн перебрался к борту помочиться. «Когда иные губы и сердца расскажут свои сказки о любви…»

— Что происходит, Дэн? Что это?

— Ничего, все в порядке.

Помню, я повернулся к Скипу и спросил:

— Ты еще в себе?

— Разве я когда-нибудь был в себе? — возразил он мне и улыбнулся.

— Пей. — Дэн приподнял меня и поднес воду к губам.

Я заглянул за планширь. Далеко, на красном фоне, темнела капитанская шлюпка. В ней можно было разглядеть сгорбленные силуэты — в преддверии ночи все уже заснули. И никого на вахте. Что-то здесь не так.

Скип больно схватил меня за руку пониже локтя, ногти у него оказались довольно острые.

— Гляди!

Становилось все темнее.

— Нет там ничего.

— А вот и есть.

— Я не вижу. Что там?

Скип что-то видел, в этом я не сомневался. Его ногти впились мне в руку.

— Вот оно! Смотри! Поворачивает голову сюда.

— Пусти! — Я отцепился от него.

— Заткни свой дурацкий рот! — разозлился Тим. — С тебя все и началось, Скип. Ты же сам сказал. Все из-за тебя. Разве нет? А?

Скип закрыл лицо руками.

— Это все ты, ты!

— Мальчики, уймитесь, — приструнил их папаша Дэн.

Капитанские сухари и мясо закончились. Фурункулы начали лопаться, словно маленькие вулканы. Мы ждали, когда умрет Уилсон Прайд. Да, ждали. Все знали, что он — следующий. Вот до чего мы дошли. Считали дни, надеялись, а он метался в сухом поту, пытаясь протолкнуть между губ почерневший язык. Наш корабельный кок, который готовил нам жаркое, пудинг, и перловый суп, и рис, и гороховую похлебку, как это принято у него на родине, добавляя в нее все подряд: или просто немножко соли, редьки, пару веточек какой-нибудь травы, собранной на незнакомом острове, — жарил мелких рыбешек — прямо с внутренностями, хвостами и глазами. Эх, утроба моя ненасытная. Бульон. Горячий бульон, а над ним — ароматный пар. Яркие зеленые листья, оранжевые коренья, на поверхности супа плавают кусочки порея — живая золотистая жидкость.

— Матушка моя готовила такой бульон. Окорок на кости — если удавалось раздобыть. Бобы и горох. Репа. Морковка.

— Ты выпустил дракона, — не унимался Тим, — вот что ты сделал.

— Да! И что?

— Ты. Ты сам сказал. Ты его выпустил.

— Порей, — продолжал я. — Порей — важный овощ. Обязательно нужен порей.

Больше Уилсон ничего не приготовит. Он теперь далеко-далеко. Душа его отправилась в дальний путь, перекинув через плечо котомку. Я пытался объяснить Тиму, как разучился понимать, что правильно, а что неправильно; объяснить, что я лишился всех чувств, что внутри у меня все горит и постоянно крутится и как много мне хочется ему сказать, но я не могу говорить, не могу заставить слова слетать с языка, потому что он стал слишком тяжелым и глупым.

Капитан молча снял нагревшуюся тряпку со лба Уилсона, смочил ее в прохладном море, отжал, встряхнул как следует, расправил и положил обратно.

Уилсон что-то говорил или, скорее, бормотал себе под нос — слов было не разобрать. Толстые губы завернулись внутрь, а глаза — когда он открывал их — смотрели в небо с почти насмешливым выражением.

— Мы с ним до этого дважды вместе ходили, — поделился с нами капитан.

— Правда? — Дэн методично расчесывал коросту, образовавшуюся у него вокруг шеи.

— Саймон, отодвинься в сторону, дай ему место. Скоро все будет кончено.

Саймон отсел. Пришлось подвинуться и Дагу — последнему это далось с трудом: ноги у бедняги страшно распухли. Теперь они уже были цвета подкопченного бекона. От боли Даг поморщился и несколько раз всхлипнул, сдерживая слезы.

Дэн подозвал нас, как наседка своих цыплят.

— Не смотрите туда, мальчики, не надо.

Мы сели с ним на носу.

— Смотрите лучше сюда. Сейчас мы займемся чем-то очень важным. Это приказ. Вы должны вспомнить все слова песни «Табак — индейская трава».

— Я не помню! — принялся отнекиваться Тим.

— Неправда. Напрягись. Помнишь, как бывало на лестнице в Уоппинге?

— Да, но слова я не могу вспомнить.

— Постарайся. А ты, Джаффи?

— Я только первую пару строчек помню.

— Отлично. Вот и начинай.

Табак — индейская трава,
Срезают ее, подрастет едва.
Она захватила нас в плен…

— Там еще что-то было, — напомнил Тим.

Она захватила нас в плен,
И сами мы та-та-та
Подумай об этом, куря табак.

Тим взглянул на Дэна:

— Продолжай, умник.

Дэн тихо запел:

Вот трубка фарфоровая бела,
На радость нам, покуда цела;
Как жизнь сама касаньем руки…

Недолгую паузу заполнил пронзительный стон Уилсона.

— Давай, Тим, — Дэн встряхнул его, — твоя очередь. Смотри на меня. «Как жизнь сама касаньем руки…» Как там дальше?

— Она превращается в черепки… — закончил строчку Тим, и мы втроем затянули в унисон: — Подумай об этом, куря табак.

— Нашли время песни петь, — раздраженно буркнул Габриэль.

— Скип, знаешь эту песню?

Скип отрицательно покачал головой. Глаза у него расширились и стали совсем стеклянными.

— Спокойно, Уилсон, молодец, не обращай внимания, — безучастно произнес капитан.

Уилсон хныкал, как маленький ребенок.

— Смотрите, что у него с горлом! — ужаснулся Даг.

Я повернул голову.

— Джаф! — Дэн взял меня за подбородок и потянул обратно. — Следующий куплет, давай.

— Я не знаю дальше.

— Сосредоточься. Все ты знаешь.

— Не помню.

Раздался звук, будто кто-то откачивал насосом воду.

— Я тебе помогу: «Курильщика трубка внутри грязна, грешной душе…»

Уилсон словно шел ко дну. Горло у него сжималось. Голос вырывался из бездны, глухой животный рев.

— Держись, — уговаривал его капитан.

— Что у него с горлом! — в панике кричал Даг. — Тим, продолжай.

— …сродни она, — произнес Тим.

— Отлично, теперь Джаф!

— Не помню.

— А ты напрягись.

Я не помнил. Что-то про дым и про то, как мы все вернемся в прах, и дальше в том же духе…

— Нагар и пепла на дне чуток, — торжествующе продекламировал Тим, — напоминают жизни итог…

— Ага, точно! — Я тоже вспомнил окончание куплета:

Все мы как есть — воротимся в персть.
Подумай об этом, куря табак.

— Молодцы! Еще один куплет. Давайте, мальчики, шевелите мозгами.

— Дым… — начал я.

Послышались страшные хрипы. Уилсон Прайд задыхался. Звук был такой, будто его тошнило и легкие лезли изо рта наружу.

— Дым! — Дэн щелкнул пальцами. — Скип! Теперь ты!

Скип заплакал.

Вдох, словно гвоздем провели по грифельной доске, и выдох в молчаливую бесконечность.

Дэн бодро продолжал:

— Дым, что так…

— Нет! — поправил его Тим. — Дым, что высоко поднялся так…

— Кончено, — сообщил капитан.

13

В капитанской шлюпке остались три человека, а у нас — пять. Я пересчитал по пальцам. Всего восемь. Кому-то придется пересесть к капитану. Но кому?

— Мальчики останутся со мной, — заявил Дэн.

Значит, Скип или Габриэль, но ни один из них не хотел переходить в другую лодку. Озадаченные, мы никак не могли решить этот вопрос.

— Ладно, — произнес кто-то, — слишком поздно, скоро стемнеет. Утро вечера мудренее. Ради бога, давайте спать.

Мы поели и от этого осоловели еще больше. Надо было прочесть молитву, как заведено, но мы лежали не двигаясь, словно тяжелые мешки.

Ночь была темная, ни звездочки. Все молчали, фонарь зажигать не стали.

Спустя какое-то время Дэн странным голосом, с чуть ли не торжествующей интонацией, произнес:

— И вот мы… вот мы все еще… Нас… — Он сказал это так, что можно было подумать, будто он улыбается.

— Восемь, — подсказал я.

— Спасибо, Джаф. Нас восемь душ, унесенных в море. Что тут скажешь?

Раздался смех. Не знаю, кто еще смеялся, — я точно хохотал, Тим — тоже, он лежал рядом со мной и трясся от смеха. И Дэн. Кто еще — не знаю. Несколько человек. В полной темноте чувство было такое, словно мы хихикаем, накрывшись с головой одеялом. Когда мы утихомирились, остался лишь умиротворяющий плеск волн. Я зевнул. Снова стала выделяться слюна, горькая, как лимон. Где-то в ночи висели тонко нарезанные полоски мяса: они сохли и пропитывались солью.

Прошло еще немного времени.

— Проклятье! — Крик был такой силы, будто сам Иегова решил излить на нас потоки огня и серы. Это Габриэль попытался встать, из-за чего лодка покачнулась.

— Сядь на место! — раздраженно заворчали все, кто был в шлюпке.

Габриэль тяжело плюхнулся обратно и заорал надтреснутым голосом:

— Бог! Бог! Какой, к черту, Бог? Бог есть зло. Вот что такое Бог. Бог есть зло. Дьявол победил. Вот как!

— Не надо про дьявола! — взмолился Скип.

— Успокойся, — произнес Дэн.

— Как? Успокойся! Ты что, рехнулся? — Смех Габриэля был больше похож на лай.

— Может, и так, но ты все равно успокойся.

— Очень просто, — раздался еще один бестелесный невозмутимый голос — может быть, капитана, хотя на него это мало было похоже. — Вполне вероятно, что мы все умрем.

Чья-то ладонь просунулась под мою руку.

— Не хочу умирать! — послышался тихий всхлип.

Не знаю, кто это был. Саймон, наверное. Хотя голос совсем не похож. Но Саймон так давно ничего не говорил, что я почти забыл о его существовании. Кто-то безутешно зарыдал.

Лодку снова качнуло.

— Будь ты проклят, Скип, это все из-за тебя! — взвился Габриэль.

— Знаю, знаю. — Обессиленный шепот Скипа раздался прямо у меня над ухом, так близко, что волоски в ушной раковине шевельнулись. — Простите, простите.

— За борт тебя пора, и все дела. — Зубы у Дага стучали, его мучила икота.

— Хватит! — отрезал Дэн.

— За борт его! — с усмешкой в голосе поддержал Габриэль.

— За борт! — присоединился Саймон.

— За борт! За борт! — подхватил Тим.

Я и сам чуть не закричал вместе со всеми, но Дэн сурово осадил крикунов:

— Не забывайте, у меня есть пистолет. Любой, кто рискнет поднять руку на товарища, получит пулю.

Все притихли. После чего заговорил капитан Проктор:

— У меня тоже есть пистолет.

Тишина.

— У меня тоже есть пистолет, — задумчиво повторил он. — Мистер Раймер, просветите меня, будьте так добры. Я что, больше не капитан этого… этого…

— Вы — капитан. Без сомнений.

— Уж если надо будет кого-то пристрелить, то решение принимать мне.

— Безусловно, я не хотел…

— Вот же дураки! — Габриэль произнес это с невыразимым презрением. — Какая теперь разница?

Несколько минут все молчали.

Небольшие волны ритмично покачивали шлюпку: вверх-вниз, вверх-вниз, напевая колыбельную, колылулылулылулыбельную без начала и конца…

— По-твоему, значит, я дурак? — не выдержал капитан. — Я не дурак!

— Никто так не думает, — успокоил его Дэн.

Скип издал долгий, жуткий визг; этот безумный звук пронзил мне мозг, а капитан заорал:

— Да заткните его кто-нибудь, ради всего святого!

— Скип, поди сюда, — подозвал его Дэн.

Ад вырвался на волю, ужас обуял всех, перескакивая от одного к другому, заползая во все щели и заполняя пространство удушающим облаком. Сначала кто-то скулил прямо у меня над ухом, а потом этот кошмар уже был повсюду, и я оказался внутри его, я был весь соткан из него и пытался выкарабкаться из него — пробираясь сквозь плач, завывания и зубовный скрежет.

— Шабаш!

Грянул выстрел.

Тишина.

И тут заговорил капитан:

— Мы не животные. Еще один звук, и следующая пуля уже попадет не в воздух. — Голос его звучал хрипло.

Сдавленные вздохи, сопение. Через несколько секунд все опять стихло.

— А теперь все успокоились и спим. Мистер Раймер, мальчик — под вашу ответственность.

— Иди сюда, Скип, — ласково произнес Дэн. Голос звучал устало.

— Возитесь с ним, а я спать из-за него не могу, — обиделся Габриэль.

— Спать? — переспросил Тим. — Ты — спать?

И мы снова дружно рассмеялись.

Скип наступил на меня в темноте.

— Пошел ты!.. — выругался я.

— Извини.

— Думаете, я дурак, — глухо сказал капитан, — но я все равно командую этим предприятием. И обязан заботиться о благе всей команды.

Скип обо что-то ударился. Шлюпка дернулась.

— Да усни ты, ради бога! — взмолился Дэн.

Тихая бесконечность безлунной и беззвездной ночи. Даг храпел. Рука Тима покоилась в моей, а я думал о матушке.

— Мама, — произнес я вслух.

— Да. Тсс, — прошептал Дэн, — увидишь ты еще свою маму.

Смерть была рядом. Сидела совсем близко. Судя по тому, что мы успели повидать, умирать — это больно. Если наши товарищи умерли, то чем я лучше? Как она наступает? Смерть, я имею в виду. Где бы она тебя ни настигла, застываешь, пораженный. Погибну я или выплыву? Когда я узнаю? Что я услышу? Что увижу? Каким будет небо: темным или светлым? У какого борта? Как я буду уходить: тяжело или легко? Как горько! Как горько покидать мир — вот что самое печальное.