— Хотите, я познакомлю вас с любым из этих ребят? — предложил он, заметив ее интерес и насмешливо улыбнувшись.

Бриджет распрямила плечи.

— Большое спасибо. Я могу сделать это сама. — С этими словами она направилась прямо к ковбоям, повторяя себе, что будущее ее компании зависит от того, найдет ли она нужного мужчину для рекламы своего товара или нет. Между тем единственное, чего ей хотелось, так это убежать от пристального взгляда мистера Джентри и показать ему, что он ей не нужен. Ради этого она отправилась бы в логово ко львам. Сейчас же она шла в логово к ковбоям.

— Гм… прошу прощения, джентльмены…

Они разом замолчали и уставились на нее.

— Я хотела спросить… — О Господи, нет, это невозможно, она никак не может сказать им про одеколон. Они просто поднимут ее на смех. — Я хотела спросить, не поможете ли вы мне выбрать лошадь.

— Что ж, почему бы и нет, — согласился один из них, вежливо коснувшись полей своей шляпы. — Какую вам хотелось бы?

— Хотелось бы? Ну, такую смирную… я хочу сказать…

Ее слова потонули в громком хохоте.

— Милочка, вы не туда пришли за смирной лошадью. Видите ли, лошади здесь дикие. Пока их приручишь, семь потов сойдет, да и тогда их вряд ли можно будет назвать покладистыми.

— Понятно, — сказала Бриджет, кивая с серьезным видом. — Что ж, спасибо вам. Приму ваш совет к сведению. Было очень приятно… гм, побеседовать с вами. — С вежливой улыбкой она отошла от них и быстро направилась к другой стороне загона, чтобы затеряться в толпе, надеясь, что Джош уже ушел и не был свидетелем ее поражения.

Джош искал лошадь. За этим он здесь, в конце концов. Однако его внимание было сосредоточено не на лошадях. Он не мог оторвать глаз от женщины в узких джинсах и облегающем топе, обходящей загон. И не только он смотрел на нее. Другие мужчины тоже смотрели — и не только смотрели, а останавливали ее, улыбались и заговаривали с ней. Удивляться было нечему — она была самой хорошенькой женщиной, когда-либо появлявшейся в Хармони. Она была подобна красной розе на длинном тонком стебельке, возвышавшейся посреди луговой травы.

Нашла ли она наконец своего проклятого Дикого Мустанга? Он надеялся, что нашла. Надеялся, что ей удалось уговорить какого-нибудь дурака и теперь она оставит его наконец в покое и он сможет вернуться к привычной жизни.

В это время Бриджет разговаривала с Тэксом Вудраффом. Он снял шляпу и обращался к ней с таким видом, словно она была самой привлекательной из всех когда-либо виденных им женщин. Именно об этом он ей сейчас и говорил, насколько Джош знал Тэкса. У него были усы в милю шириной и очередь из поклонниц в милю длиной. Впрочем, он был неплохим наездником. Из него получится отличный Дикий Мустанг. Что, вероятно, уже пришло ей в голову и из-за чего она целых пять минут разговаривала с ним. Похоже, Тэксу удалось убедить ее, что он лучший наездник на всем Западе. На самом деле он был всего лишь неплохим. И Джошу не нравилось, как он обращался с лошадьми. И со своими женщинами тоже, если верить слухам.

Она опустила руку в карман и достала одну из визитных карточек, точно такую же, какую дала ему. Отпустила ту же шутку. Тэкс улыбался, кивал, а потом минут десять изучал карточку. Парень, вероятно, не умеет читать. Но кого это волнует? Кто сказал, что Дикий Мустанг должен уметь читать? Насколько понял Джош, эта роль без слов. Но это его роль. Она предложила ее сначала ему. И черт возьми, он не отдаст ее какому-то скудоумному конюху!

Без дальнейших размышлений Джош кинулся в толпу, возвышаясь над большинством мужчин, и двинулся к тому месту, где стояла Бриджет. Быстро кивнув Тэксу, он ухватил ее за локоть и развернул к себе лицом.

— Все еще ищете своего Дикого Мустанга?

Она широко раскрыла глаза.

— Да, но…

— Тогда я буду им. Пойдем. — Крепко держа за локоть, он вывел ее из толпы, оставив остолбеневшего Тэкса стоять и смотреть, как они прошли мимо пасущихся лошадей, направились к парковке, к грузовику и фургону Джоша, где в конце концов и остановились. Бриджет повернулась к нему, с трудом переводя дыхание, с горящими глазами.

— Вы правда сказали, что согласны? Вы будете моим Диким Мустангом?

— Вы уверены, что это не отнимет у меня много времени? — спросил он недовольным голосом, уже сожалея о своем решении.

— Совершенно уверена. Мы будем учитывать ваш распорядок дня.

— Мы?

— Съемочная группа. Они приедут только в самый последний момент. К тому же главный — вы. Ваше слово — закон. Что… что заставило вас изменить свое решение?

Он пытался придумать ответ. Никогда никому не признался бы он, что приревновал к этому увальню.

— Ваши слова насчет обучения Макса, — наконец сказал он. — Я теперь жалею, что не поступил в колледж. Но у меня было ранчо. И была Молли.

— Молли — это ваша жена?

— Была моей женой, пока не умерла два года назад.

— Мне очень жаль, — мягко сказала Бриджет.

— Вы замужем? — спросил он, чтобы сменить тему.

— Нет. Но чуть было не вышла. В прошлом году… Мы были помолвлены, но теперь уже нет. Я сама по себе. Свое собственное дело, своя собственная жизнь. Мне это нравится, — проговорила она уверенным тоном.

— Ну что ж. Я ведь приехал сюда за лошадью. Мне нужно вернуться, пока всех не разобрали. — Или пока не наболтал лишнего этой рекламной дамочке, от которой исходит самоуверенность и запах экзотических цветов, щекочущий ноздри и рисующий в воображении шелковые простыни и атласную кожу. Ее кожу. Да что это с ним? Он ведь из тех парней, что имеют мозолистые руки и спят на грубых простынях. К тому же она не в его вкусе.

— Подождите минуточку, — сказала Бриджет, поняв, что от нее пытаются отделаться, когда она еще к этому не готова. Да, она получила то, за чем приехала, но уехать… нет, не сейчас. — Если я не слишком назойлива, мне хотелось бы посмотреть, как вы выбираете дикого мустанга. Любопытства ради, понимаете? К тому же я еще не сделала достаточно фотографий. Так что, если вы не возражаете… — Выражение его лица ясно говорило, что возражает; но он покорно повел ее туда, где дикие лошади дожидались своих покупателей.

Облокотившись рядом с ним на ограду, Бриджет касалась его плечом. Даже сквозь плотную ткань рубашки она чувствовала каждый его мускул. Табун за оградой расплылся у нее перед глазами, и все, на что она была способна, — это представлять себе, как выглядел ее Дикий Мустанг без рубашки: мышцы, покрытые бронзовым загаром, подтянутый живот… У нее бешено забилось сердце и запылали щеки. Она покосилась на него. Он был занят лошадьми, которые фыркали и мотали головами, и даже не взглянул на нее.

Значит, только она испытывает это странное влечение. Что ж, тем лучше. Если им предстоит работать вместе, она не может позволить себе завести с ним роман. Смешивать работу и увлечение — это до добра не доводит. Если бы их отношения стали известны, она без колебаний выбрала бы его в ущерб работе. Но у нее не было выбора. Ее бывший жених, Скотт, обвинил ее в неспособности быть желанной женщиной и удачливым рекламным агентом. Пусть он не захотел на ней жениться, но он ошибался, говоря, что она ничего не смыслит в рекламе.

И Бриджет ему это докажет. Она всем это докажет, потому что, получив заказ, о котором можно было только мечтать, она еще получила мужчину, о котором и мечтать не могла. Пока держит себя в руках, она не имеет права потерпеть неудачу, и Бриджет решительно отодвинулась на несколько дюймов от ковбоя.

— Не могу понять, как вы можете делать это, — сказала она, глядя на лошадей. — Ведь они принадлежат дикой природе, так? Они привыкли к свободе и к просторам Невады. А теперь их держат в загонах, как заключенных за решеткой, и не позволяют резвиться на свободе.

— На них также никогда больше не будут нападать горные львы, и лошади не будут умирать от голода из-за недостатка корма. В неволе они получат хороший уход, избавятся от паразитов и проживут дольше, чем на свободе.

Она испытала большое облегчение, услышав, что положение несчастных животных не столь печально.

— Я не знала этого.

— Большинство людей, никогда не бывавших в наших краях, не знают этого. Они испытывают жалость к лошадям, как и вы. Они думают, мы сдаем их на фабрики, производящие собачий корм.

— Это ужасно. Что требуется Ассоциации диких мустангов, так это хорошо налаженная связь с общественностью. Тогда люди узнают, чем вы здесь занимаетесь, — сказала она. — Для чего вы их покупаете?

— Для удовольствия, верховой езды, перевозки грузов. Если эти парни горят желанием сесть на лошадь, которая никогда до этого не знала седла, то будьте уверены, они позаботятся о ней.

— Значит, все эти разговоры о продаже их на фабрики…

— Такое случалось. Но это было еще до Закона о диких лошадях.

— Тысяча девятьсот семьдесят первого года.

Он удивленно взглянул на нее.

— Вы выучили домашнее задание.

Она улыбнулась. Это был не совсем комплимент, хотя можно было сказать и так. У нее потеплело на сердце. Но тут он сделал еще одно замечание:

— Как вам запах?

Она поморщилась. Пахло потом, навозом, грязью — всем сразу.

— Так, что ли, пахнет этот одеколон «Дикий мустанг»? — спросил он, толкнув ее локтем.

Она выпрямилась.

— Конечно же, нет. Он не такой… не такой… приземленный. Но в нем есть все составляющие. Терпкость… ну… вы сами знаете, — едва слышно закончила она. Она не могла отрицать, что далеко не всякий мужчина захочет благоухать лошадью и отнюдь не каждая женщина захочет вдыхать этот аромат. Но кто из миллиона женщин у прилавков мужской парфюмерии знает об этом? — Главное — имидж.

— А вовсе не то, что есть на самом деле?

Она ничего не ответила. У нее не было ни малейшего желания вступать в дискуссию о необходимости рекламы. Она знала, что ей никогда не убедить его в важности своей деятельности. Но он согласился участвовать в ее рекламной кампании, неважно по какой причине, и этой победы на сегодня достаточно. Она выждала несколько минут и задала свой вопрос:

— Откуда вы знаете… как вы решаете, какую лошадь выбрать?

— Я смотрю, ясный ли у нее взгляд.

Бриджет стала изучать быстро перемещающийся табун и только покачала головой, не в состоянии отличить один взгляд от другого.

— А что значит ясный взгляд?

— Это когда лошадь любопытная, — пояснил он, указывая на черную лошадь с белой звездочкой на лбу. — Взгляните вот на эту. Я бы ее купил. С каким любопытством она смотрит на окружающих. Она разглядывает нас с головы до ног, чтобы составить свое мнение. Она не напугана, как большинство других лошадей.

— Я бы не стала осуждать их за это, — сказала она. — Я тоже была бы на их месте напугана.

— Вы? Напуганы? — изумился он. — Не могу себе представить такое. Вы не двигаетесь с места, когда на вас несется велосипед. Вы врываетесь в дом к незнакомому человеку, чтобы уговорить его рекламировать одеколон. Что же тогда может вас напугать?

Она пожала плечами. Никто никогда не называл ее смелой.

— Не знаю. Змеи, пауки. Неудача. — Разговор становился слишком откровенным. Ей не хотелось говорить о неудаче. Ей не хотелось говорить о себе. Она хотела говорить о лошадях — это было гораздо безопаснее. — Представьте себе, что вас держат в неволе после того, как вы всю жизнь провели на свободе, — сказала она. Она чувствовала на себе его вопрошающий взгляд, но не отрывала глаз от черной лошади в загоне.

— Свобода так много значит для вас? — спросил он.

— Думаю, что да. Думаю, именно поэтому я открыла свое собственное рекламное агентство. Чтобы иметь возможность делать то, что я хочу.

— Вы действительно делаете то, что хотите?

— Разумеется. Вся моя жизнь в моих руках.

— А как же семья, дети?

Бриджет с трудом сглотнула. Нужно же было ему задать этот вопрос, когда ее слова звучали так убедительно! От расспросов она начинала нервничать. Точно так же, как дикие лошади там, в загоне.

— Нет времени на семью и детей, — беззаботно отозвалась она. — Я не променяю на них свою работу. Ведь иногда приходится трудиться круглые сутки. В нашем деле большая конкуренция. Стоит только зазеваться, и кто-нибудь обязательно попытается увести у тебя клиента. К тому же нельзя получить все, чего хочешь, — сказала она, словно подытоживая. А то он без нее этого не знал!

Еще совсем недавно она думала, что может получить все — интересную работу, а потом, или одновременно, любимого мужа, дом и детей. Теперь, когда стало ясно, что так не получится, она могла отдать все силы карьере. Что было не так уж и плохо. Очень даже неплохо.

— Нет… нельзя, — прошептал он, затем повернулся к лошадям спиной. — Мне нужно заплатить за лошадь и заполнить на нее бумаги. А вы, думаю, вернетесь в город.

Вот и все. Конец игры в вопросы и ответы. Он отделался от нее, прежде чем она успела о чем-нибудь спросить. Например, чего боялся он? Что свобода значила для него? Чего он хотел от жизни? Он зашагал прочь прежде, чем она успела сообразить, что происходит. Он с ней распрощался.

— Подождите, — крикнула она, локтями прокладывая себе путь в толпе. — Когда вас можно застать дома? Могу я зайти и сделать несколько фотографий?

Он только пожал плечами, не оборачиваясь, даже не замедлив шага, и она остановилась; затем направилась к парковке, понимая, что добилась от него всего того, чего хотела, и что он каким-то образом узнал о ней больше, чем многие, включая ее друзей.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Джош медленно ехал домой, довольный своей покупкой. Две из четырех лошадей, купленных им десять лет назад, все еще работали у него. Две другие были отпущены на пастбище, и они это заслужили. А тех, кого он объездил и продал, обеспечив себе приличный доход, невозможно было и подсчитать.

Он умел объезжать лошадей, умел приручать их, умел укрощать. Но чем он больше всего гордился, так это своим умением выбирать их. Чтобы выбрать хорошую лошадь в постоянно перемещающемся табуне, нужен острый глаз и знание лошадей. Джош редко ошибался, и гордился этим.

Чем он не мог гордиться, так это своими решениями относительно собственной жизни. Отказался поступать в колледж. Женился и уединился с семьей на ранчо. Предоставил Макса самому себе. А теперь еще и согласился рекламировать мужской одеколон. Что подумают в городе? Остается только надеяться, что рекламная кампания окажется неудачной и никто ни о чем не узнает. А если все же узнают, можно сказать: он сделал это, чтобы иметь средства на образование Макса.

Что касается образования, то было бы великим счастьем, если бы Максу удалось окончить местную среднюю школу. Катаясь по лужайке на велосипеде и бегая за хорошенькими женщинами. При воспоминании о Бриджет в шортах, с подбитым глазом, о том, как он прикладывал ей к веку лед, а она терпеливо сносила это, сердце у него учащенно забилось. Он никому не признался бы, что тогда у него возникло непреодолимое желание обнять ее и успокоить, сказать, что все будет хорошо. К счастью, Джош сумел его преодолеть, иначе кто знает, чем бы все кончилось. Он мог оказаться под судом за развратные действия.

В какой-то безумный миг, увидев, как задрожала у нее нижняя губа, когда он выставил ее из дома, Джош едва удержался, чтобы не вернуть ее и не поцеловать. Он сумел подавить в себе это чувство и не позволял оживать воспоминаниям. Единственным объяснением всему было то, что он так давно, так невероятно давно последний раз целовал женщину. Видел, как заливаются краской женские щеки.

Нет, он вовсе не хотел Бриджет Макклауд. Она была не в его вкусе.

Джош порылся в кармане рубашки и вынул оттуда смятую карточку. Как она здесь оказалась? Он отчетливо помнил, что сунул карточку в карман брюк. Несколько дней назад он поднес ее к носу и вдохнул стойкий, до сих пор сохранившийся аромат. Стойкий, как сама Бриджет, которой неизвестно слово «нет» и которую ничто не способно остановить, если она что-то задумала.

Хотя сегодня ему показалось, что он сумел пробить ее самоуверенность. Он ухмыльнулся, вспомнив, как она поморщилась, когда он сказал о конском запахе. Как запылали у нее щеки. Он давно так не веселился. Странное дело, чем больше она рассказывала о себе, тем больше ему хотелось знать. Это не входило в его планы. Она не входила в его планы.

С того времени как умерла Молли, в его планах значилось просто существовать. Зарабатывать на жизнь себе и Максу. Направлять энергию мальчика в правильное русло. Поклоняться Молли, стоящей на пьедестале. Вспоминать о том, какой она была замечательной женой. Его первой и последней женой. Молли умерла два года назад, и он не взглянул ни на одну женщину. Зачем лишнее беспокойство? Он поклялся ей в верности пятнадцать лет назад и не нарушит клятвы. Как он сказал своему отцу, она сделала бы для него то же самое.

Тогда почему же, возвращаясь домой, он ухмылялся, думая о какой-то городской красотке, которую больше интересовал имидж, чем суть? Место которой у парфюмерного прилавка, а не в закусочной среди фермеров. Карьера для нее важнее замужества и семьи, чего он никак не мог понять. Судя по привязанности Макса, она была бы хорошей матерью.

Джош тряхнул головой. Что ему за дело, если даже она станет матерью пяти близнецов? Им предстоит работать вместе, и чем дальше они будут держаться друг от друга, тем лучше. Она обещала, что он сможет заниматься своей работой, вести привычный образ жизни. Надо надеяться, это не обман. У него ведь нет ни малейшего желания ставить свою жизнь с ног на голову, чтобы рекламировать духи… одеколон… неважно.

Подъехав к дому, он увидел на подъездной дороге ее машину, сама Бриджет сидела на крыльце. Он выругался себе под нос, резко развернулся, делая вид, что не замечает ее, и двинулся к конюшне. Когда он выбрался из фургона, она была уже там, с фотоаппаратом на плече. Неужели от этой женщины нет спасения?

— Надеюсь, вы не будете возражать, — сказала Бриджет, щелкая затвором, пока Джош выводил фыркающую и взбрыкивающую лошадь из фургона.

— Очень даже буду, — прорычал он, набрасывая на лошадь уздечку. — Для лошади это тяжелое время. Если она вас лягнет, я не отвечаю.

— Конечно, — сказала Бриджет, отступив лишь на полшага. — Но все это так интересно и так важно для всей последующей жизни мустанга. Я права?

Джош ничего не ответил. Он старался не замечать ее, но она была повсюду — в конюшне, в загоне — со своей болтающейся на шее камерой. Вдруг он услышал, как подъехала машина матери и остановилась напротив дома. И отдаленный голос Макса. Только тогда она исчезла. Джош мог себе представить, как будет рад Макс увидеть Бриджет. Ему же остается надеяться, что к тому времени, как он управится в конюшне, она уже вернется в город.

Немного погодя мать обнаружила его сидящим верхом на изгороди, жующим соломинку и наблюдающим, как его новая лошадь кружит по загону.

— Так вот ты где, — сказала она, — я оставила тебе на обед картофельную запеканку с мясом, салат и жареный ревень.

— Звучит заманчиво.

— Хватит и на твою подругу, если она захочет остаться.

Он посмотрел на мать. Ее взгляд был открытым, не таил никакой задней мысли. По крайней мере хотелось на это надеяться.

— Она мне не подруга, — пояснил он.

— Ну, тогда подруга Макса.

— Только не говори мне, — сказал он, горестно качая головой, — что мальчишка уже успел пригласить ее на обед.