Керри Манискалко
Охота на дьявола
Дорогой читатель, за гранью жизни ли, за гранью смерти моя любовь к тебе бесконечна.
Прощай же навсегда, навеки, Брут!
И если встретимся, то улыбнемся;
А нет — так мы расстались хорошо. [Перевод М. Зенкевича.]
«Юлий Цезарь», акт 5, сцена 1. Уильям Шекспир
Прости, прости. Прощанье в час разлуки
Несет с собою столько сладкой муки,
Что до утра могла б прощаться я. [Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник.]
«Ромео и Джульетта», акт 2, сцена 2. Уильям Шекспир
Окончен праздник. В этом представленье
Актерами, сказал я, были духи.
И в воздухе, и в воздухе прозрачном,
Свершив свой труд, растаяли они. —
Вот так, подобно призракам без плоти,
Когда-нибудь растают, словно дым,
И тучами увенчанные горы,
И горделивые дворцы и храмы,
И даже весь — о да, весь шар земной.
И как от этих бестелесных масок,
От них не сохранится и следа.
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь. [Перевод М. Донского.]
«Буря», акт 4, сцена 1. Уильям Шекспир
Часть первая. Нью-Йорк. 1889 год
Глава 1. Быстрая смерть
Рынок Вест-Вашингтон
Мясницкий квартал, Нью-Йорк
21 января 1889 года
Я открыла дверь, и внутрь экипажа ворвался холодный воздух. Не отрывая глаз от занесенного топора, я неловко шагнула на улицу. Слабый солнечный свет свежей кровью стекал по лезвию, воскрешая в памяти недавние события. Кто-то назовет их кошмарами. Глубоко внутри меня пробудилось чувство сродни голоду, однако я быстро подавила его.
— Мисс Уодсворт?
Лакей, поддерживая меня под руку, окинул взглядом толпу забрызганных грязью людей, локтями прокладывающих путь по Вест-стрит. Я моргнула. Чуть не забыла, где и с кем нахожусь. Почти три недели я в Нью-Йорке, но это мне до сих пор кажется нереальным. Лакей облизал потрескавшиеся губы и напряженно напомнил:
— Ваш дядя просил отвезти вас обеих прямиком…
— Это будет нашим секретом, Родес.
Замолчав, я лишь крепче сжала трость и шагнула вперед, уставившись в тусклые черные глаза. Топор наконец опустился, с треском перерубив шею. Палач — светловолосый юноша лет двадцати — высвободил орудие и вытер лезвие о заляпанный кровью фартук.
Его засученные рукава и капли пота на лбу мгновенно напомнили мне дядю Джонатана после вскрытия трупа. Юноша отложил топор и дернул тело козла назад, аккуратно отделив голову от шеи.
Я подалась ближе. Меня удивило, что голова не упала с разделочного стола, а просто откатилась к краю большой доски, не мигая уставившись в зимнее небо. Если бы я верила в жизнь после смерти, то понадеялась бы, что животное теперь в лучшем месте. Далеко отсюда.
Я переключила внимание на тушу. Козла привезли сюда уже освежеванным. Его оголенная плоть походила на красно-белую карту, на которой нежное мясо пересекалось с жиром и соединительной тканью. Я поборола желание тихонько перечислить название каждой мышцы и сухожилия.
Я уже месяц не изучала трупы.
— Как аппетитно.
Кузина Лиза наконец догнала меня и взяла под руку, потянув в сторону в тот момент, когда мясник бросил подмастерью через тротуар набитый мешок. Приглядевшись, я заметила под ногами у мясника тонкий слой опилок. Потом их подметут вместе с впитавшейся кровью. Я хорошо знала этот способ благодаря занятиям в дядиной лаборатории и недолгой учебе в академии судебной медицины в Румынии. Дядя не единственный Уодсворт, которому нравится вскрывать мертвецов.
Рубивший козла мясник прервал свою работу и, окинув нас откровенным взглядом, игриво присвистнул.
— Корсеты я разделываю быстрее, чем кости. — Он поднял нож, не отрывая взгляд от моей груди. — Продемонстрировать, дамочка? Одно ваше слово — и я покажу, что еще могу сделать с такой красивой фигурой.
Лиза рядом со мной застыла. «Дамочками» часто называют женщин предположительно сомнительной морали. Если он думал, что я покраснею и убегу, то сильно ошибся.
— К сожалению, сэр, не очень впечатляюще. — Из ножен на запястье я небрежно достала скальпель, наслаждаясь знакомым ощущением. — Видите ли, я тоже потрошу тела. Но не занимаюсь животными. Я разделываю людей. Продемонстрировать?
Должно быть, что-то в моем лице смутило его. Мясник шагнул назад, подняв мозолистые руки.
— Я не хочу проблем. Просто пошутил.
— Как и я. — Я ласково улыбнулась и повертела лезвие. — Жаль, что вы больше не хотите играть. Хотя я не удивлена. Мужчины вроде вас так напыщенно хвастаются, чтобы компенсировать свою… несостоятельность.
Кузина, потерявшая дар речи, потянула меня прочь. Но экипаж уже уехал без нас, и она тяжело вздохнула.
— Объясни мне, дорогая кузина, почему мы покинули теплый, шикарный экипаж ради прогулки здесь… — Она показала зонтиком на ряды разделочных столов с различными частями животных, завернутыми в коричневую бумагу. — Запах совершенно ужасающий. А общество еще хуже. Со мной никогда в жизни не разговаривали так грубо.
Я придержала свой скептицизм относительно её последнего замечания. Мы больше недели провели на борту океанского лайнера, развлекаясь с карнавальной труппой, известной своей распущенностью. Пять минут знакомства с ее молодым хозяином показали, что он воплощение дьявола. Во многих смыслах.
— Я хотела сама посмотреть мясницкий квартал, — соврала я. — Может быть, он подскажет идею главного блюда. Как ты относишься к жареной козлятине?
— После того, как я увидела, как козлу отрубают голову, или до? — спросила она с таким видом, будто ее вот-вот вырвет. — Ты же знаешь, что для этого существуют поваренные книги? Для вдохновения не нужно таких усилий. Или бойни. Клянусь, тебе не хватает смертей.
— Не глупи. С чего ты так решила?
— Одри Роуз, оглянись. Из всех районов города ты выбрала прогулку по этому.
Я оторвала взгляд от ощипанной курицы, которая планировала вот-вот присоединиться к расчлененному козлу, и, стараясь сохранять невозмутимость, осмотрелась. Кровь монотонно капала с множества деревянных столов и разбрызгивалась по земле.
Судя по различным оттенкам потеков, улицы не мыли даже после целого дня активного разрубания животных. В трещинах брусчатки змеились алые и черные прожилки — старая смерть встречалась с новой. Запах меди и экскрементов щипал глаза и волновал сердце.
На этой улице смерть была ощутима. Мечта убийцы.
Лиза обошла ведро с прихваченной инеем требухой. Ее теплое дыхание, тающее в холодном воздухе, напоминало пар от кипящего чайника. Не знаю, что раздражало ее больше: количество внутренностей или их почти замороженное состояние. Я поразилась клубящейся внутри меня тьме — той тайной стороне моей души, которая не испытывала и капли отвращения. Возможно, мне требуется новое хобби.
Боюсь, что становлюсь зависимой от крови.
— Серьезно, давай я найму другой экипаж. Тебе нельзя находиться на улице в такую погоду, ты же знаешь, что дядя сказал про холод. И посмотри, — кивнула Лиза на наши ноги. — Ботинки впитывают снег, как гренки суп. Мы тут замерзнем до смерти.
Я не стала смотреть на свои ноги. Я не надевала свои любимые красивые ботинки с того дня, как меня ранили ножом в бедро. Теперешняя моя обувь была из жесткой скучной кожи без изящного каблучка. Лиза права: ледяная влага, пробравшись в швы, намочила чулки и усилила почти постоянную тупую боль в костях.
— Держи вора!
Где-то поблизости засвистел констебль, и несколько человек выскочили из толпы, бросившись в темные переулки, словно чумные крысы. Мы с Лизой отошли в сторонку, чтобы не стать невольными жертвами карманников.
— Жареного поросенка будет более чем достаточно, — добавила кузина. — Перестань волноваться.
— В том-то и дело, что не могу.
Я вжалась в стену здания, когда мимо пронесся мальчишка, он придерживал одной рукой на голове кепку газетчика, а второй сжимал украденные, судя по виду, карманные часы. Следом бежал полицейский, дуя в свисток и лавируя между лотками.
— Я не могу перестать волноваться. День рождения Томаса через два дня, — напомнила я, как будто не сделала этого уже сто раз за последнюю неделю.
Свист констебля и крики удалились, и мы возобновили свою медленную прогулку вдоль мясных рядов.
— Это мой первый званый ужин, и я хочу, чтобы все было идеально.
Мы с мистером Томасом Кресуэллом — моим несносным, но решительно очаровательным партнером по раскрытию преступлений — избегали разговоров об ухаживании и браке. Я согласилась принять их, если он сначала попросит разрешения у моего отца, и не ожидала такого быстрого развития событий. Мы знакомы всего несколько коротких месяцев — уже пять, — но отчего-то казалось, что всё происходит как должно.
Большинство девушек моего круга выходят замуж в двадцать с небольшим, но я ощущала себя старше, особенно после событий на борту «Этрурии». Получив разрешение, Томас отправил моему отцу письмо с просьбой о личной встрече, чтобы объявить ему о своих намерениях. Теперь отец вместе с тетушкой Амелией едут из Лондона в Нью-Йорк, и время официальных ухаживаний, за которыми последует помолвка, все ближе.
