Керриган Берн

Брачная ночь с горцем

Р.Л. Меррил и Эллей Брентон.

Что было бы с этой книгой без вас?

Пролог

Замок Рейвенкрофт, Уэстер-Росс, Шотландия


Мальчик, которого все звали Торном, потерял девственность накануне своего шестнадцатилетия. А невинность — намного раньше. Так рано, что едва ли осознал утрату.

В тот вечер отец купил шлюху по имени Тесса Макграт и привез ее в Рейвенкрофт. Он стал не первым и не последним, кто приглашал продажных женщин, чтобы сделать своих мальчишек мужчинами. Но Торн был слишком молод — и не догадывался, что Хеймиш Маккензи не собирался учить сыновей искусству любви.

Хеймиш хотел сделать из них чудовищ. Таких же, каким был сам.

Среди горцев Тесса Макграт славилась искушенностью в темной стороне любовных утех; однако, принимая предложение лэрда Маккензи, она не представляла себе бездонных глубин его жестокости.

Впрочем, она принесла с собой набор «игрушек»: мягких кнутов и плеток, кожаных постромок, веревок для связывания и иных любопытных штучек, которым даже пытливый ум мальчишки в возрасте Торна не мог подобрать применения.

Стоя бок о бок со старшими братьями, ужасно волнуясь, смотрел он, как отец привязывал соблазнительную нагую женщину к кровати, и то и дело косился на братьев, Лиама и Хеймиша, пытаясь по выражению их лиц понять, что сейчас следовало чувствовать и чего ждать.

Угольно-черные глаза Хеймиша-младшего, бастарда, носившего имя отца, горели хищным огнем. Нескрываемое злорадное предвкушение на его лице смущало Торна и ставило в тупик. Он знал, что Хеймиш — не девственник, в свои двадцать он уже мог похвастаться множеством побед над женщинами, в том числе победами, добытыми силой.

Лиам же, наследник Рейвенкрофта, едва удостаивал обнаженную женщину взглядом. Он не сводил глаз с отца, и на лице его читалось какое-то мрачное опасение. Лиам, рожденный между Хеймишем и Торном, был сыном первой жены лэрда Маккензи. Той, что умерла.

Умерла, как гласили слухи, от руки лэрда.

Взгляд Торна снова метнулся от Лиама к отцу. Они были очень похожи. У обоих — длинные волосы, черные, как вороново крыло, полночно-темные глаза. Лица же — суровые, пожалуй, мрачноватые. С удивлением мальчик заметил, что Лиам вытянулся почти вровень с отцом; оба они казались ему мощными, несокрушимыми — словно дубы в лесу Инверторна. Торн не знал, была ли у Лиама женщина… или женщины. В последнее время они мало разговаривали. И все же Торн любил Лиама так пылко, как только может мальчишка любить старшего брата.

Лиам не знает страха. Он сильный и суровый, но всегда готов защищать брата. Когда Торн был маленьким, Лиам показал ему, где можно спрятаться от отца во время его приступов бешенства. И не раз принимал на себя оплеухи и удары кнута, предназначавшиеся Торну.

За это Торн любил брата, будет любить его до самой смерти, что бы ни случилось.

Маленьким Торн прятался в укромных уголках и закоулках Рейвенкрофта, а когда подрос, старался как можно реже бывать дома.

Тесса Макграт была чудо как хороша. Миниатюрная, стройная, с бледной гладкой кожей и родинками — знаками любви — в таких местах, о которых он много фантазировал, но никогда еще не видел воочию. Под высокой грудью… На бедре… И прямо над завитками волос между ног.

Вид обнаженной женщины очень его возбуждал. И еще сильнее возбуждали ее телодвижения — она так соблазнительно извивалась в своих путах, так мурлыкала, умоляя сделать с ней то, что женщины до сих пор делали лишь в его фантазиях. О боже! Она произносила все это вслух!

«Завтра, — думал Торн, — непременно расскажу обо всем Каллуму!»

Каллум, сын старшего конюха, был на год или на два моложе Торна; однако вот уже много лет они вместе бродили по Уэстер-Россу, взбирались на Гришем-Пик, скакали по бескрайним просторам лугов Эррадейла — и давным-давно стали лучшими друзьями. В последнее время Каллум повадился таскать душистый табак из табакерки своего отца; этот табак они раскуривали вместе, устроившись в укромном уголке за пастбищами и любуясь тем, как волны бьются о черные утесы, или смеясь выходкам пушистых и рыжих горных телят.

И говорили почти только об «этом». Обнаженная женщина — какая она? А на вид? На ощупь? Что с ней можно сделать? А что она (будем надеяться) захочет сделать с ними?

Еще они подглядывали за миссис Росс — статной черноволосой молодой женщиной с сияющими голубыми глазами и бесконечно соблазнительной походкой. Миссис Росс была сильна и полна жизни, звонкий смех ее разносился далеко над лугами, и мальчишки, услышав этот смех, невольно улыбались. Одевалась она как настоящая леди, хоть и была женой простого скотовода.

Иной раз, в особенно теплые и солнечные дни, забравшись на какой-нибудь из высоких камней у подножия Гришем-Пика, мальчишки смотрели, раскрыв рты, как Джеймс Росс обихаживал свою хорошенькую женушку прямо у амбара — на глазах у Господа Бога и равнодушных коров. Платье и все прочее она не снимала, и сам акт любви, к большому разочарованию мальчиков, скрывали бесконечные нижние юбки. Все происходило быстро и громко, а потом муж и жена переводили дух и смеялись — обнявшись и не сводя друг с друга глаз.

— Вот на такой я бы женился! — сказал однажды с легким ирландским выговором Каллум.

— И я, — с готовностью согласился Торн.

Хотя… если честно, он скорее выбрал бы женщину, похожую на его мать. Изящную, с мягким голосом и очень добрую. Такую, чтобы никогда не сердилась. О миссис Росс такого не скажешь; мальчики не раз слышали, как она кричала на мужа, а однажды даже запустила в него башмаком — попала прямо в зад!

Разве леди так себя ведут?

Вот мама никогда бы так не поступила!

Хотя у нее и возможности нет. Отец наверняка ее убьет, если она хотя бы голос на него повысит — что уж говорить о летающих башмаках!

Боже, как же Торн ненавидел отца! Почти так же сильно, как боялся.

Ну почему он не родился в семье простых людей, вроде Россов? Пусть с землей, с состоянием (он слыхал, что у Россов денег хватает), но вовсе не знатных — безмятежно счастливых жителей зеленого королевства, где Торн частенько искал утешения, сбежав из мрачного мира родителей.

Что ж, в следующий раз, когда им с Каллумом удастся ускользнуть, Торн расскажет ему, что сегодня ночью стал мужчиной! Расскажешь, что сделал с настоящей живой женщиной все то, о чем они фантазировали долгими летними вечерами — и еще многое, многое другое!

Порой он чувствовал, что почти ненавидел Каллума. Ненавидел, потому что завидовал. Ведь при таком отце — ворчливом, но добром и справедливом, Каллум мог сколько угодно носиться по горам и болтать все, что только в голову взбредет.

Сам же Торн на восьмом году жизни — после смерти дяди с материнской стороны — сделался графом и наследником рода Сент-Джеймсов. Замок Инверторн, что на севере, принадлежал ему, хотя управлял им отец — как его опекун.

Но титул для Торна ничего не значил. Куда важнее было то, что он сообразителен, умеет красиво говорить, — а значит, завтра опишет ночь с Тессой Макграт в таких красочных подробностях, что у Каллума от зависти глаза на лоб полезут!

Мог ли он знать, что и об этой ночи, и обо всем, что за ней последовало, решится рассказать Каллуму лишь много лет спустя?

Торн больше не думал о будущем: вид соблазнительной нагой женщины, распростертой перед ним на постели, захватил все его чувства.

Но в следующий миг лэрд достал кнут — свой любимый, — и радостное возбуждение Торна опало и съежилось, как съеживается мелкий зверек, почуяв запах хищника.

Кнут Хеймиша — излюбленное его орудие, несущее боль и ужас, — хранился в роду Маккензи со времен древнего Рима. Легенда гласила, что пикт, дальний предок Маккензи, вырвал этот кнут из рук легионера и забил его до смерти его же собственным кнутом.

Торн не знал, правда ли это, но хорошо знал и боль от «поцелуев» этого кнута, и долго незаживающие шрамы, что оставлял он на теле.

Отчаянное «нет!» сорвалось с его уст, когда лэрд занес кнут над спиной мурлыкавшей женщины. Она выгнулась, сладко ахнула в предвкушении… И два страшных удара обрушились на нее, вспарывая и раздирая безупречно гладкую кожу. А из груди женщины вырвались два пронзительных вопля.

Торн отшатнулся, когда отец перешел на их с Лиамом сторону кровати и протянул им свое ужасное орудие — рукоятью вперед.

— От каждого из вас — по два удара! — приказал отец.

— Она же умрет! — воскликнул Торн, не удержавшись.

Сейчас он ненавидел себя за то, как дрожал его голос, за то, что не мог сдержать дрожь, глядя на кровь, струившуюся по женской спине.

Кулака отца, летевшего в лицо, он не видел — должно быть, инстинктивно прикрыл глаза. Увидел только звезды перед глазами и ощутил, как рот его наполняется кровью.

— По два удара. На каждого, — повторил лэрд. — Можете распределить их между собой как захотите — мне плевать. Но она не встанет с этой кровати, пока не получит еще шесть кнутов.

Никто из младших Маккензи не произнес ни слова. Все боялись даже дышать. Однако, покосившись на Лиама, Торн прочел в его глазах ненависть к отцу, не уступавшую его собственной.