Беннет увел скот у Смитов — и Саманта ему помогла. «Это справедливо», — говорила она себе. На Смитов она с семи лет работала, целыми днями стирая пальцы в кровь, и ради чего? Чтобы ее продали похотливому старику?

Когда Беннет стал грабителем и втянул ее в свои преступные дела, Саманта верила: это потому, что честно на жизнь не заработать. Крупные землевладельцы, скотоводческие короли, поддерживаемые правительством, всех вытесняли с рынка, и братья Мастерсы говорили: для честных фермеров теперь все пути закрыты. Говорили о тирании — и она им верила. Верила, что они, как Робин Гуд в былые времена, грабят угнетателей, отбирают бесчестно нажитое и со временем употребят эти деньги на благородную цель — на то, чтобы открыть свое дело и дать работу десяткам безработных, которых вытесняли с заводов и фабрик машины.

— Может, ты и худышка, Сэм, — пробормотала Саманта вполголоса, — но хитроумной тебя не назовешь. — Какая умная женщина позволила бы втянуть себя в такую историю?

— Кто такая Сэм? — послышался вдруг мужской голос.

— О черт! — выдохнула Саманта, с быстротой молнии выхватив револьвер и направив его на незваного гостя.

Оказавшись под дулом пистолета, Каллум с улыбкой поднял руки.

— Извини, что напугал, милая, — сказал он. — Мне казалось, топот моего коня услышал бы целый английский полк! Только в тот момент, когда подъехал ближе, я понял: ты здесь беседуешь с призраками…

Уже не в первый раз Саманта испытала странное чувство, вглядываясь в лицо этого мужчины, густо заросшее черной бородой, и в его странные золотистые глаза. Может, борода должна была не только защищать от солнца и от холода, как говорил он сам, но и скрывать его истинный возраст? Ведь Каллум еще совсем не стар. И, пожалуй, красив. А под всеми этими мехами и шкурами, что он носил на себе, скорее всего, скрывалось сильное и гибкое тело — тело мощного и здорового зверя. В его движениях чувствовалась уверенность хищника, а во взгляде — странная тайная боль, словно эти золотистые глаза видели слишком много горя. Каллум казался человеком, уставшим от жизни, и все же в нем — в движениях, в голосе, во взгляде — ощущалась огромная жизненная сила.

— С призраками? — в недоумении перепросила Саманта, убирая пистолет в кобуру.

— С кем-то по имени Сэм, — напомнил он ей.

Выходит, сама она и есть призрак? А может, это Сэм умерла, когда она спустила курок?

— Нет-нет! — громко и уверенно ответила она. — Сэм — это я сама. Так называли меня в Америке. — Она усмехнулась. — Я говорила сама с собой.

— Сэм? — недоверчиво переспросил Каллум. — Как можно превратить имя «Элисон» в «Сэм»?

— А как «Уильям» превращается в «Билла»? — парировала Саманта. — Или «Ричард» в «Дика»?

— Тоже верно, — кивнул бородач.

Взгляд его скользнул по ее платью — скорее с любопытством, чем по-мужски оценивающе. То есть как всегда…

— Спасибо за рыбу, — поблагодарила она, вдруг вспомнив о хороших манерах. — Если бы не твои подарки, пришлось бы забить корову, а этого я совсем не хотела.

Каллум кивнул, и она почувствовала, что он понял скрытый смысл, стоявший за ее словами. «Спасибо за рыбу, которую ты приносишь по утрам к моим дверям, однако я не считаю, что теперь тебе обязана. Я справилась бы и без тебя» — вот что она сказала на самом деле.

— Я ехал в Инверторн навестить отца, — сообщил Каллум. — И вдруг вижу, ты проезжаешь мимо, разодетая, словно в церковь собралась… Или на свадьбу?

Саманта чувствовала, что этот одинокий отшельник начинает ей нравиться. Для человека, избегавшего общества, он вел себя на удивление естественно и просто. Если хотел что-то узнать — просто задавал вопрос. Если видел, что ты, возможно, хочешь побыть одна — просто открывал дверь и уходил. Ей это нравилось.

— Еду на встречу с магистратом, — объяснила Саманта. — Помнишь те письма и документы, что ты любезно доставил мне из Гэйрлоха за день до… нашей небольшой стычки с лордом Торном?

— Помню, — коротко ответил Каллум. Саманта заметила, что широкие плечи его под курткой из тюленьей шкуры слегка напряглись, а взгляд как будто стал острее.

— Так вот… — Она помолчала, но затем решила, что никакого секрета в этом нет. — Это те самые документы, которые я должна предъявить магистрату, чтобы получить права на Эррадейл.

— Понятно. — Каллум повернулся, чтобы взглянуть на Инверторн. — И кажется, там было еще письмо…

— Верно, — ответила она с улыбкой. — Я скучаю по американским друзьям. На прощание они обещали писать мне как можно чаще, чтобы я не чувствовала себя одинокой.

Прочитав письмо от Элисон Росс, Саманта еще раз поздравила себя с тем, что сдержалась и не стала стрелять в лорда Торна, проникшего на ее землю. Хотя…

Вполне возможно, ей еще придется в него выстрелить. Потому что она должна выполнить свое обещание. Элисон отдала ей свою землю, и теперь Саманта была обязана защищать ее от графа. Любой ценой. Если потребуется — ценою жизни.

— Каллум, ты знаком с магистратом? — спросила она.

Мак-Тайр утвердительно кивнул.

— Мы с ним вместе росли.

Саманта улыбнулась, решив, что это хорошая новость.

— И что мне посоветуешь?

Подумав несколько секунд, Каллум ответил:

— Не теряйся. Магистрат может выглядеть… угрожающим, но не позволяй ему тебя запугать. И вот о чем помни прежде всего. Хотя вы и встретитесь у него в кабинете, в цивилизованном месте, но… видишь ли, мужчины, особенно мы, горцы, немногим лучше зверей. Нами руководят примитивные инстинкты. Обращайся к нашим инстинктам — и получишь то, что тебе требуется, — добавил Каллум.

Саманта задумалась над его словами, пытаясь понять, чем это ей поможет. А Каллум уже повернул коня в сторону Инверторна.

— Почему ты мне помогаешь? — спросила Саманта. — Разве вы с Торном не друзья?

Вместо того чтобы обернуться к ней, бородач бросил взгляд на запад, в сторону океана. Лицо же его сделалось еще более загадочным.

— Верно, друзья. И всегда останемся друзьями. Но я считаю, что эти земли принадлежат Элисон Росс. И я помогу тебе за них бороться.

— Спасибо, Каллум, — с неожиданной для себя искренностью ответила Саманта.

Он лишь кивнул в ответ и вскоре скрылся в Инверторнском лесу.

Однако от добрых чувств Саманты к этому человеку совершенно ничего не осталось, когда она, войдя в контору магистрата округа Уэстер-Росс в Гэйрлохе, прочла табличку на двери.

...

Магистрат и мировой судья лорд Гэвин Сент-Джеймс, граф Торн.

Глава шестая

Когда дверь его кабинета распахнулась, с силой ударившись о стену, Гэвину не пришлось даже поднимать взгляд. Он знал, кто это. Ее и ждал.

Пульс его участился, и пришлось отложить перо из опасения, что легкая дрожь руки выдаст его чувства.

В кабинет ворвалась Элисон Росс. В эту минуту, несмотря на всю свою хрупкость и женственность, она очень напоминала разъяренного быка, что, пригнув голову, несется на врага.

И Гэвин сам удивлялся тому, с каким нетерпением ждал возможности с ней «пободаться».

С той секунды, как граф увидел ее имя в списке посетителей, он уже не мог заниматься ничем другим. Выслушал несколько дел, перенес их рассмотрение на другие дни, а затем приказал секретарю «очистить» вторую половину дня — после встречи с девицей Росс, назначенной на полтретьего.

Почти до самого обеда Гэвин тщетно пытался понять, что именно не давало ему покоя. И что за странное тревожившее чувство начинало глодать его изнутри при мысли о новом столкновении с этой дерзкой девицей? Поначалу смутное, едва заметное, это чувство постепенно разгорелось и стало всепожирающим.

Голод!

За две встречи с этой женщиной — короткие, но, надо отдать ей должное, весьма напряженные встречи — он прошел путь от «ради Эррадейла я, пожалуй, готов даже с ней переспать» до «я хочу с ней переспать, и это сейчас важнее всего на свете!»

Кроме Эррадейла, разумеется.

— Ради ада и всех его дьяволов, вы можете объяснить, что это за куча лошадиного дерьма?! — С этими словами девица швырнула ему на стол документы, которые по указанию Гэвина передал ей его секретарь.

Гэвин заметил, что на сей раз она была без перчаток.

— Ах, это вы, бонни… — протянул он с наигранной любезностью, прекрасно понимая, что мисс Росс, и так не очень-то умевшую владеть собой, такой тон немедленно выведет из себя. — Вы, как всегда, милы и чрезвычайно любезны — словно еж, загнанный в угол.

— Я просила вас не называть меня «бонни»! — прошипела девица. — Меня зовут… зовут…

В этот момент Гэвин начал подниматься из-за стола, и она вдруг умолкла. На миг — всего на миг — ледники ее глаз растаяли. И не просто растаяли — полыхнули обжигающим пламенем. Она хотела его — в этом не могло быть сомнений!

Уже в следующую секунду мисс Росс крепко зажмурилась, но Гэвин успел заметить, как до того расширились и потемнели ее синие глаза. В следующий миг она крепко сжала губы, но он заметил также и то, что эти пухлые губки до этого чуть приоткрылись.

Вот и слава богу! А то он уже начал опасаться, что теряет хватку. Кстати, а почему так раздуваются ее ноздри — от злости или, быть может, от возбуждения?..