С виду ничего ужасного, — написала я. — Главное, как ты себя чувствуешь.

Все еще не больно. Но…

Она отправила эмодзи с зеленой зомбачкой, скрючившей пальцы.

Нет, выглядишь нормально.

То есть круто!

Короче, можешь идти на ужин, а можешь не идти, но если придешь, никого не напугаешь.

По понедельникам Найджел всегда приглашал очередного ведущего и нескольких актеров на ужин в элитном ресторане. Из сценаристов с собой брали только главного. Я ничуть не возражала: даже после девяти лет работы мне вполне хватало эпизодических разговоров с Найджелом, и общаться с ним не хотелось. Многие как внутри «НС», так и вне коллектива с ума сходили по человеку, который создал шоу в восемьдесят первом и продюсировал его по сей день. Урожденный Норман Пекаркски, он появился на свет в Оклахоме в сорок седьмом году и, несомненно, завоевал статус короля американской комедийной арены двадцатого и двадцать первого веков. Люди частенько говорили: по отношениям с Найджелом Петерсеном (или по тому, как ты их воспринимаешь) можно понять, какие у тебя отношения с отцом. Я же долгое время считала так: лучше тихо выполнять свое дело, чем открыто набиваться ему в любимчики. Весь первый год работы я даже не могла сказать наверняка, знает ли он мое имя, а потом, на вечеринке в честь окончания сезона, Найджел вдруг обратился ко мне.

— Очень смешной скетч про экскурсию, Салли, — похвалил он мягко и просто, как всегда (удивительно для начальника).

Его слова — наверное, самый большой комплимент в моей жизни, а это явно указывает, что мне не хватает отцовской любви. Впрочем, не новость. В следующем году мы виделись чаще — гораздо больше моих скетчей выходили в эфир, — и все же разговаривали мы с Найджелом, лишь когда он делал замечания. Великая беседа состоялась после того, как он с привычной краткостью похвалил мой скетч о ресторане в Канзас-Сити, а я в ответ не только рискнула промямлить «спасибо», но и полюбопытствовала:

— Вы же из Оклахомы, да? Скажите, вы ее считаете Средним Западом или Югом?

И опять он ответил мягко и просто:

— Судя по переписи населения, это Юг.

Вот и все наше общение в тот сезон.

Ты записалась к глазнику? — спросила я Вив.

На завтра в 11, — ответила она.

Ну, супер.

Сходи на ужин.

Повеселись!

Она ответила подмигивающим эмодзи, а я открыла сообщение, пришедшее, пока я мылась. От Джина — парня, с которым я время от времени развлекалась последние месяцев восемь.

Привет, Салли, как дела?

Я подумывала пригласить его к себе — еще не было и девяти, я только что вымыла волосы и вообще, — но решила все-таки лечь пораньше. Мы с Джином редко виделись на рабочей неделе, и даже если я к среде узнавала, что мои скетчи в программу не войдут, в четверг все равно приходилось помогать другим с правками, а это продолжалось часов до девяти-десяти и так изматывало, что лучше было не нарушать рабочее расписание и отдохнуть накануне. Наверное, во всей Америке только на «НС» семейные сотрудники не просто составляли меньшинство, а вызывали у всех легкую жалость, ибо работу там совершенно невозможно совмещать с семьей.

И потом, хотя секс у нас был неплохой, Джин не особо мне нравился. Он работал финансовым аналитиком и как-то упоминал, что Флоридский университет, где он учился, входит в список пятнадцати лучших по стране. Прежде меня мало волновало место Флоридского университета в рейтинге, но, конечно, я из любопытства проверила: оказалось, приврал Джин пунктов на десять. Впрочем, меня сильнее тревожило, что он однажды назвал коллегу, который постоянно брал больничные из-за мигреней, «снежинкой». Возможно, он и не вкладывал в это слово политического подтекста, но все равно неприятно. Я не стала на этот счет высказываться из страха: а вдруг придется искать новую отдушину для своих сексуальных потребностей, заново оформлять подписку на приложение для знакомств, ходить в кучу баров с кучей незнакомцев и прикидывать, убьет или не убьет…

Склонностей к убийству у Джина не наблюдалось, а это плюс, но и особенно симпатичным он тоже не был. Средний рост и телосложение, светло-каштановые волосы и вообще столь непримечательная внешность, что хоть сейчас в статисты «НС». По-своему приятный — как сосед по самолету, за тем исключением, что соседа по самолету видишь одетым… За все месяцы нашего общения Джин задал мне лишь два вопроса: пробовала ли я кофе с маслом (нет) и была ли я на Рокавей-Бич (тоже нет).

Предшественники Джина особым любопытством не отличались, и все же мне приходилось выдумывать себе другую работу, а с Джином утруждаться было не обязательно. Прочим своим «парням» я говорила, что пишу заметки для одного производителя медицинского оборудования — я и правда там работала до «НС». Вообще-то я редко вру, просто опасалась, как бы моих кавалеров не заинтересовала моя настоящая работа. В лучшем случае они попросили бы билеты на выступление, а в худшем — оказались бы честолюбивыми покорителями сцены. Или узнали бы меня слишком близко… Наверное, это худший вариант. Я и сама не понимала точно, отражает ли мой образ (сдержанная женщина среднего ума и привлекательности) или мои сценарии (подчеркнуто гневные скетчи о сексизме и функциях организма) мою подлинную личность, есть ли у меня вообще подлинная личность и есть ли она у других. Подозреваю, что восприятие мира, лежащее в основе моих скетчей, сложилось из-за того, что окружающие меня не замечали или, по крайней мере, недооценивали, в том числе и принимая за более приятного человека, чем на самом деле. Я с детства казалась себе шпионкой или антропологом и спокойно относилась к тому, что коллеги по «НС» знают настоящую меня — ведь они и сами в глубине души шпионы, антропологи и чудаки.

Предыдущие отношения я оборвала через три месяца после их начала, когда выяснилось, что мой партнер женат и с детьми. (Я-то думала, что роль любовницы порочна и в то же время романтична, а на самом деле я только постоянно цепляла от него простуду, которую дети приносили из садика.) Пусть я иногда шутливо звала себя роковой женщиной и карьеристкой перед Вив и Генриеттой, в глубине души я сомневалась, что у меня сложилась бы пара с Джином или кем-то из его предшественников. Ну, сходили бы мы поужинать, погуляли бы по острову Говернорс, одетые и трезвые, — и я немедленно положила бы отношениям конец.

Я уже печатала «На этой неделе никак, как насчет след. вт. или ср.?», однако не успели с экрана исчезнуть три точки, как Джин прислал мне сообщение — а именно, фото своего члена. Судя по всему, снял в своей квартире в Куинсе, я там один раз бывала. Фото ниже пояса, на серой простыне, без футболки, в ярко-синих спортивных шортах, спущенных до бедер; видны сморщенные яички и изогнутый влево член, покрытый венами. Ничего возмутительного, если учесть наши с Джином отношения, и конечно, я получала подобное не впервые, но никак не решалась объяснить: такие фото производят на меня совсем иное впечатление, чем он рассчитывал. Попавшие в кадр мелочи из его жизни — спортивные шорты, серые простыни, прикроватная тумбочка с арбузными таблетками от изжоги и книгой об успешных руководителях, ставших миллионерами, — все это чуточку трогало и в то же время отталкивало. Эти детали напоминали об истине, о которой я обычно старалась не думать: я знаю, как выглядит член Джина, а как человека его не знаю совсем.

Я удалила «На этой неделе никак, как насчет след. вт. или ср.?» и вместо этого написала:

Вау!

Это я прямо сейчас. Думаю о тебе, — сообщил Джин.

Приятно! — ответила я.

А мне пришлешь?

На ужине с друзьями, — напечатала я. Подумав, добавила: — Неск. недель буду занята, но у тебя все хорошо, надеюсь?

А потом внезапно я уснула с телефоном в руке — и первым же делом с утра предстояло в него смотреть…

Вторник, 12:10

Офис и съемочный павильон «НС», как многие офисы и съемочные павильоны других передач нашей телесети, находятся в знаменитом здании под названием «Шестьдесят шестой». В нем шестьдесят шесть этажей, а его строительство закончили в тысяча девятьсот тридцать третьем — прямо магия чисел. Я зашла туда в полдень, готовясь к суткам работы.

На семнадцатом этаже, отданном сценаристам, не было еще ни души, и я села за свой стол и надела наушники. Всегда слушаю классику, в основном Гайдна или Шуберта, когда пишу скетчи про собачьи пуки, тампоны и Раздел IX [Раздел IX — федеральный закон США, запрещающий дискриминацию по половому признаку в учебных заведениях.]. Я безвылазно сидела за работой, не вынимая наушников, и через два с половиной часа сделала черновик «Правила Дэнни Хорста» (девять страниц) и «Трещотки» (десять страниц). На начальном этапе главное структура, шутки придумывать пока рано.

Ходила легенда, что большую часть скетчей у нас писали с пяти вечера вторника и до последней минуты перед сдачей в среду. А еще ходила легенда, что своей изобретательностью первые скетчи «НС» были обязаны кокаину. И то, и то правда, хотя лично я никогда не пробовала кокаин и не писала сценарии за ночь до дедлайна. Я оставалась в офисе до утра, чтобы обсудить идеи со съемочной группой, ну и вообще из уважения к традиции. Признаться, я частенько судорожно вносила правки за пять минут до полудня среды. Однако первый черновой набросок мне лучше всего удавался днем, и я даже гадала: не будь у нас культа ночных бдений, не справлялись бы коллеги так же быстро?