— И как заместитель директора наказал тебя сегодня? — Джихун провел рукой по пылающей прядке волос.

— Пришлось с утра стоять на коленях перед школой. Снова.

— Ты же знаешь, они такое с рук не спускают, — подметил Джихун.

— Кто бы говорил, — парировала Сомин. — Уже придумал, что скажешь хальмони [Хальмони (кор. 할머니) — бабушка, а также уважительное обращение к женщине старшего возраста.], когда тебя оставят на второй год, а ее снова вызовут в школу?

Улыбка Джихуна на мгновение угасла — мысль о реакции бабушки его явно пугала, — но тут же засияла с новой силой. Он не любил волноваться. Слишком много мороки.

— Зря ты расслабился. Осталось всего полгода учиться, — девушка кивнула в сторону окна, на покрасневшие и пожелтевшие листья. Джихуну осень нравилась. Если пришла осень, значит, скоро и зима, а там уже и школе конец [В Корее учебный год начинается в марте и заканчивается в феврале.]. Ну, хотя бы до марта, пока на горизонте не замаячит новый учебный год.

— И что? — Джихун знал, что Сомин ответит, но все равно задал этот вопрос.

— А то, что следующий год — третий, последний [Образование в Южной Корее делится на начальную, среднюю и старшую школы. В начальной школе шесть классов, в средней и старшей — по три.].

Джихун одарил подругу каменным взглядом, и девушка продолжила:

— Последний год, сунын [Сунын (кор. 수능) — самый важный экзамен для выпускников третьего класса старшей школы в Южной Корее, от которого зависит поступление в университет. Проводится по всей стране в один и тот же день в ноябре. Чтобы минимизировать количество пробок, многие компании в этот день открываются на час позже, а автобусы и метро ходят чаще.]. А ты последний по оценкам в рейтинге учеников вторых классов.

— Ну кто-то же должен быть в конце рейтинга, — пожал плечами Джихун.

— Все шутки шутишь?

— Да не шучу я. Просто…

— Да без разницы! — в один голос прервали его Чханван и Сомин.

Джихун пожал плечами и грустно усмехнулся. Все считали его приветливым парнишкой, из которого вряд ли выйдет что-либо толковое. И его это устраивало. Чем меньше надежд на него возлагали, тем меньше будут приставать. Сомин единственная во всей школе верила в Джихуна несмотря ни на что. А он ей это великодушно прощал — в конце концов, они всю жизнь дружили.

— Когда-нибудь ты серьезно вляпаешься, и острый язык тебе не поможет, — сказала девушка.

— Тогда я возьму пример с тебя и пробьюсь кулаками. — Джихун встрепал девушке волосы.

Сомин шлепнула его по ладони.

— Да конечно. Ты свои ручки-то видел? Да тебе силенок едва хватает, чтоб поднести еду ко рту и подтереться.

— Сомин-а, даме так вести себя не положено, — смутился Чханван.

— А когда это я говорила, что я дама? — Сомин качнула головой. Прям как тигр, что высматривает жертву.

— Никогда, — Чханван опустил глаза.

Под пререкания друзей Джихун лег на парту и задремал.

* * *

Было уже очень поздно, и солнечный свет едва освещал улицы. Джихун поднимался по холму в сторону дома. Рядом тянулась опушка леса. Днем сюда часто захаживали спортсмены и семьи в поисках природы в суетливом городе, однако ночью ветви деревьев казались кривее, страшнее, а листья дрожали, когда мимо проходили невидимые чудовища. Джихун всю жизнь провел возле этого леса — и даже он не смел зайти в него после наступления темноты. Это все бабушкины сказки про нежить и призраков, которые едят плохих детей.

— Снова поздно возвращаешься, Джихун-а. — Напротив магазинчика лечебных вин сидела старая женщина. Все звали ее хальмони Хван. Среди местных она была самой старой. Женщина говорила, что давным-давно перестала следить за своим возрастом — помнит лишь, что когда-то ей уже исполнилось девяносто два года.

— Длинный день был, — подмигнул старушке Джихун.

— Учился или играл? — Она проницательно улыбалась. Сидя на низкой деревянной дощечке, женщина чистила в миску чеснок. Даже с дороги Джихун чувствовал его резкий запах.

— Играл. — Парень улыбнулся. — Как и всегда.

Старушка цокнула языком и закинула в рот головку сырого чеснока. Джихун ненавидел сырой чеснок — пусть бабушка хоть сто раз говорит, что это полезно для здоровья. Однако, когда хальмони Хван протянула ему головку, он послушно ее взял.

— Когда вы уже осчастливите меня и согласитесь стать моей женой?

— Когда-нибудь твое красноречие тебя до беды доведет, — фыркнула хальмони Хван. Глаза ее сверкнули.

— Уже. — Джихун снова ей подмигнул. — Много-много раз.

— Хватит копаться. Иди домой и поговори с хальмони.

Джихун вздохнул. Старушка права. Он поклонился ей и, перейдя дорогу, тихо прокрался в квартиру над бабушкиным рестораном. Скинув кроссовки, поставил их рядом с поношенными ботинками хальмони. Навстречу ему с громким звонким лаем выскочило что-то маленькое.

— Дубу! Тихо ты, — парень попытался угомонить маленький шерстяной шарик, но тот только прыгал вокруг, требуя, чтобы его погладили.

Дверь открылась, и Джихун вздрогнул.

— Ан Джихун! — раздался громкий голос хальмони. — А я уж собиралась в полицию звонить, чтоб по всей Корее тебя искали.

Джихун поклонился, извиняясь.

Когда-то бабушка была красавицей. Доказательства — старые черно-белые фотографии — лежали у нее на тумбочке. Но заботы и возраст не прошли для нее бесследно. Она была маленького роста — всего-то Джихуну по плечу, — но тот всегда как будто уменьшался при виде ее гневного лица.

— Хальмони, ну чего ты волнуешься? У тебя же давление повысится.

— Где ты был? — строго спросила женщина.

Джихун не стал тратить время на пустые оправдания.

— Ты и так знаешь.

Бабушка недовольно цокнула языком:

— Ты такой умный мальчик, а тратишь время на глупые игры. Я же не прошу тебя войти в тройку первых студентов университетов SKY [Университеты SKY — три самых престижных университета в Южной Корее: Сеульский национальный университет, Университет Коре и Университет Енсе.]. Но в колледж-то поступить надо! Вот твоя мать выскочила замуж сразу после старшей школы — и без отца ни на что не сгодилась.

Джихун покачал головой при упоминании родителей.

— Чтобы работать в ресторане, высшее образование не нужно, — произнес он. — А может быть, я стану знаменитым геймером? Куплю тебе большой дом. В любом случае я хочу остаться с тобой, а не поступать ни в какие университеты.

Хальмони нахмурилась и решила сменить тактику:

— Я ходила к шаману. Он сказал, над твоей душой нависло нечто мрачное.

— Не трать ты деньги на этих шарлатанов, они же просто мошенники. Только с бутылкой говорить и могут. — Джихун изобразил, как отпивает из горла.

— Он говорит, скоро ты столкнешься с тьмой. Как думаешь, что это может значить?

Джихун пожал плечами и прошел на кухню, подальше от хальмони с этим разговором. Его мутило каждый раз, когда бабушка начинала вещать о душах.

Хоть бы она не взялась снова изгонять из него нечистую силу.

— Будешь долго за компьютером сидеть — глаза испортишь. — Хальмони вошла вслед за ним. Сбежал, но ненадолго. Квартирка-то маленькая, прям как почтовая марка.

— Нет, глаза мне портить никак нельзя. Иначе как мне любоваться твоим прекрасным лицом? — Джихун вальяжно улыбнулся, и губы хальмони дрогнули. Сдержав улыбку, она одарила внука сердитым взглядом.

— Не подлизывайся. Я же не дурочка какая, чтобы на твои речи клевать.

Джихун сжал ее в широких объятьях.

— И в мыслях не было. Моя хальмони — умнейшая женщина в этом районе. Может быть, даже во всем Сеуле.

Хальмони смиренно фыркнула и, сдержанно похлопав внука по спине, выскользнула из объятий.

Взяв Джихуна за руку, она вложила ему в ладонь лист бумаги. Красные символы ярко пылали на ярко-желтом фоне. Похоже на те талисманы, которые висели у них над входной дверью.

— Что это и зачем? — Джихун взял бумажку двумя пальцами, как подгнившую банановую кожуру.

— Это пуджок [Пуджок (кор. 부적) — талисман на удачу, любовь или для успокоения нервов. Пуджоки создают шаманы или монахи. На желтых бумажках красными чернилами рисуют буквы или символы, способные отпугнуть злых духов и предотвратить напасти. В корейской народной традиции талисманы делают вручную, однако в наши дни иероглифы разбирают на части и собирают в абстрактные формы на бумажке. Пуджоками часто запасаются перед экзаменами или интервью.]. Мне его шаманка дала, чтобы отпугнуть от тебя зло. Носи с собой.

— Это просто смешно.

— Ты, кажется, говорил, что я умная? Вот и делай как я велю. — Хальмони зажала талисман у него в руке.

Джихун сдался и убрал бумажку в карман.

— Ладно.

— Умница. — Старушка ласково шлепнула внука пониже спины. — А теперь ужинай, пока еда не остыла, и иди выгуливать собаку.

* * *

Когда Джихун повел Дубу на прогулку, сумерки уже сменились ночью. Луну затянули облака, и дорогу освещали лишь фонари, в свете которых все тени казались длиннее. Улица шла под уклон, и, чтобы здания стояли прямо, их строили криво. Земля в городе стоила дорого, однако в районе, где жил Джихун, сохранилось множество причудливых низеньких домиков, между которыми вилась дорога настолько узкая, что машина при всем желании не могла по ней проехать.

Маленькая, едва доходившая Джихуну до икр собака с белой, словно лунного цвета, шерстью не проявляла никакого желания делать свои дела. Навострив уши, она вглядывалась в темноту улиц.

— Ну что, мы идем или как? Если наделаешь кучу дома, сама перед хальмони извиняться будешь.

Дубу разразилась громким лаем и внезапно сорвалась с места — Джихун не успел даже поводок ухватить. Он выругался и побежал за собакой, чуть не покатившись кубарем по крутой дороге.

Остановился он только перед хальмони Хван, которая все еще чистила чеснок.

— Вы Дубу не видели?

— А то, лаяла все равно что самджокку [Самджокку (кор. 삼족구) — трехногая собака из корейского фольклора. Считается, что она видит истинную личину кумихо.]. По-моему, к детской площадке побежала. — Хальмони протянула Джихуну головку чеснока, и юноша послушно ее взял, хотя руки у него до сих пор пахли предыдущим гостинцем.

Детская площадка располагалась недалеко от дороги, возле самой опушки.

— Дубу! — позвал Джихун. Может быть, спряталась под пластиковой лазалкой?

Но нет — собачий лай раздался откуда-то из леса. Джихун свистнул, надеясь, что собака вернется, но та и не подумала.

Туманное небо застилали тяжелые облака. Не очень-то хотелось заходить в лес ночью, тем более без лунного света. По спине Джихуна пробежали мурашки. Юноша включил фонарик на телефоне, расправил плечи и ступил под тень деревьев.