— Да, хотя я полагаю, вода становится более вязкой при отсутствии гравитации.

— Ббльшая часть поступает в тело через трубки. Ты можешь утонуть в собственных слезах, если они заполнят твой шлем во время выхода в открытый космос.

Инструктор выглядит шокированной пару секунд, затем приходит в себя, хлопает Макса по плечу и направляется к следующему стажеру.

— Слишком много соли, — говорит она. — Твоего пациента затошнит от этой соленой воды.

Макс готовит еду для своей команды, поочередно меняясь с другими поварами на завтрак, обед и ужин. У них собралась хорошая компания добровольцев, хотя они по понятным причинам озабочены неизбежной поездкой в бывшие Соединенные Штаты. Каждая фраза начинается с «когда», а не с «если»; они много говорят о том, что будут делать, столкнувшись с повстанцами.

Лагерь быстро подхватывает малейшие новости из первоисточников, в то время как множатся слухи, сводящие новобранцев с ума. Немало из них просится домой или использует свободное время, чтобы позвонить близким, Стенные реки постоянно освещают стены общей гостиной.

Максу хочется поговорить с кем-то, кто знал Кэрис. Не с кем-то, кто слышал о ней, не с тетей Прией или даже Кентом, для которого она была дорога; он хочет поговорить с тем, кто слышал ее смех, кому были известны ее амбиции, кто прикасался к ней. Он боится, что она станет призраком, Макс постоянно смотрит на фото с Игр отчасти для того, чтобы держать в памяти ее лицо. Ему хочется написать Лю, однако тот не звонил уже какое-то время. «Расскажи мне про свое любимое воспоминание о Кэрис», — сказал Лю на поминках, и Макс его стукнул. Лю пробовал снова и снова, но было ясно, что Макс очень переживает. В конце концов Лю оставил его в покое.

В свободное время Макс пишет Лилиане на Майндшер. Удивленная его сообщением, она быстро отвечает.

— Король десертов, — печатает она, и красный текст появляется в маленьком окошке на стене общей гостиной, где Макс сидит с еще парой человек, которые разговаривают с семьями и друзьями на отдельных Стенных реках. — Больше не астронавт?

— Судя по всему, нет, — отвечает Макс. — Теперь я король рагу.

— Ты, по крайней мере, король.

— Как ты?

Пауза.

— Мне ее не хватает.

Он закрывает глаза.

— Мне тоже.

— Теперь, когда ее не стало, никто не зовет меня Лили.

— Я понимаю, о чем ты, — печатает он. — Меня теперь вообще в принципе никто никак не зовет.

Опять пауза, и он наблюдает, как она набирает текст, ожидая, пока появится сообщение.

— Можешь звонить мне, если захочешь.

— Спасибо. Ты тоже. — В качестве запоздалой мысли он добавляет: — Если к тому времени я не окажусь в тех руинах, что остались от Америки.

— Храни тебя Бог, — печатает она, — и будь осторожен.

Любое проявление чувства опасности Макс ассоциирует со слухами или расплывчатым, туманным будущим, в то время как его товарищи говорят «когда» вместо «если», он думает лишь о минутах. Следующие десять потратит на двухкилометровый забег. Двадцать после этого — на приготовление обеда.

В один из дней, когда Макс моет шестнадцать кастрюль, крутя стальную посуду под потоком воды — девять минут, — старший инструктор, та, что похвалила его за технику приготовления раствора для регидратации, застает его на кухне. Макс переходит к ножам, по очереди затачивая каждое лезвие, когда она обращается к нему с просьбой.

— Вы хотите, чтобы я рассказал им о поле астероидов, — повторяет он.

— Пожалуйста, — говорит Келли, подавая ему очередной нож. — У тебя есть непосредственный опыт. Многие люди напуганы.

Макс одной рукой потирает висок, все еще держа в другой заточку.

— Вы же знаете, что я подписался работать поваром? Это не относится к моей деятельности в космическом агентстве.

Она подбирает слова:

— Дело в том, Макс, что с учетом твоих учений в ЕКАВ и твоего опыта ты наиболее подготовлен из всех нас.

— Это не так.

Келли ласково улыбается:

— Ты слышал о том, что случилось с первыми астронавтами, когда они увидели Землю с Луны?

Он мысленно перебирает варианты.

— Один маленький шаг для человека [Часть фразы Нила Армстронга — «Один маленький шаг для человека и огромный скачок для человечества», которую он произнес во время первого полета на Луну.]. Больше ничего не приходит на ум.

— Они посмотрели вниз на нашу крошечную планету и увидели, что национальных границ не существует и конфликты между людьми не важны, потому что мы все там, вместе. Они придумали для этого специальный термин — эффект общего обзора. — Она передает ему следующий нож. — У людей, видевших Землю из космоса, есть представление, которого другие не имеют.

Он вздыхает:

— И вы считаете, у меня оно есть.

— Разве нет?

Макс не хочет называть это видом когнитивного изменения, вероятно, им не испытанным. Он не желает открывать ей, что единственными когнитивными изменениями, испытанными им в космосе, являются горе, потеря и продолжительный психический хаос, который он пытается подавить рутиной.

— Я видела, как ты превосходишь лучших здесь. Ты умеешь импровизировать. Ты адаптируешься. Из всех, — Келли жестом обводит помещение, хотя они в этой комнате одни, — именно ты должен вести за собой команду. Тебе следует быть командиром.

Макс минуту молчит, водя лезвием кухонного ножа по стальному стержню точилки и думая, как правильно сформулировать свою мысль.

— Келли, — можно звать вас так? — дело в том, что я не солдат. И я определенно не герой. — «Большинство героических поступков не связаны с жареным картофелем», — признаёт он.

— Тебе не нужно будет лететь.

Он делает глубокий вздох.

— Я не считаю, что команды помощи стоит вооружать.

— Это только для нашей защиты.

— Самозащита не должна требовать силы. Использовать силу во имя Европии ничуть не лучше, чем воевать с самого начала.

— А кто, по-твоему, выиграл войну? — спрашивает она.

— Кто выиграл? — повторяет за ней Макс. — Никто. Невозможно выйти из этого победителем, если изувечен целый континент.

— Вот именно, Макс. В точку. И между тем тебе кажется, что ты не обладаешь даром глобального видения. — Она качает головой, улыбаясь сама себе. — Почему бы тебе не присоединиться сегодня вечером к лекциям для руководителей команд, чтобы понять, подходит тебе это или нет?

— Я подумаю.

Келли делает шаг назад.

— И ты расскажешь про астероиды?

— Я подумаю.

— Хорошо. Приходи в сектор к восьми.

— Во имя кого вы действуете? — громко спрашивает Келли, и руководители команд затихают, поворачиваясь к ней.

— Не Бога, не короля или страны, — кричат они в ответ.

— Во имя кого?

— Во имя себя.

Заинтересованный, Макс выходит из кухни и, развязав свой поварской фартук, прислоняется к кирпичной стене в конце зала. Келли, повернув запястье, активирует внешние Стенные реки с четырех сторон двора, стены университета, вспыхнув, оживают.

— Команда, пришло время вам узнать чуть больше о месте, которое вы собираетесь посетить. Лучше я покажу вам реальную ситуацию, чем вы будете продолжать сходить с ума от слухов.

На всех четырех стенах появляется прямая трансляция, и руководители групп, окруженные проекциями, вытягиваются в разные стороны, чтобы лучше видеть.

— Там нет ничего, с чем вы не справились бы, — говорит Келли, — но вам следует быть готовыми, и я хочу этого.

Большой знак Южного университета Джорджии с отслаивающейся на нем вздутой краской лежит отброшенный у дороги, белые деревянные дома давно истлели, но сады и рушащаяся башня с часами по-прежнему стоят. Камера останавливается на этом кадре, позволяя их глазам привыкнуть, перед тем как изображение поворачивается, демонстрируя остальную часть пейзажа.

Раздаются удивленные вздохи.

— Что, черт возьми, могло произойти? — потрясенно спрашивает кто-то.

— Люди, — тихо говорит Макс, его пульс набирает скорость.

Выбоины и воронки испещрили землю черными дырами на месте домов и городов, изумрудная пышная зелень Джорджии давно исчезла. Им видятся изуродованные лица там, где их на самом деле нет, потому что здесь, куда ни глянь, отсутствуют какие-либо признаки жизни. Пепел покрывает все слоем серой пыли, которая поднимается от порыва ветра, вызванного поворотом камеры.

Через мгновение они осознают, что пепел клубится над человеческими останками.

— Шесть устройств, — говорит инструктор вполголоса. — Шесть ядерных устройств, расположенных достаточно близко друг к другу, чтобы создать цепную реакцию. — Она по очереди смотрит на каждого из них, пока они, вытянув шеи, глядят на опустошение, которое демонстрируется на четырех стенах. — Вот так люди сделали это. Друг другу.

Камера задерживается на остатках черепа, и Макса начинает тошнить, его сердце хаотично стучит в груди. Движение камеры задевает череп, так что он катится в их сторону и на нем раскручивается прядь каштановых волос. Макс отскакивает:

— Господи.

— Почему они это сделали — из-за нефти? — спрашивает кто-то.

— Из-за нефти, — отвечает тренер, — денег, власти, господства.

— Дерьмо, — говорит один из новобранцев. — Европия — это свет.

Макс чувствует усиливающееся покалывание на своей коже, от позвоночника к вискам, и в нем зарождается острая тревога. Среди присутствующих нарастает ропот согласия и одобрения, утихающий, когда они вновь смотрят на опустошенную землю.

— Помните, — говорит Келли, — наша единственная задача состоит в том, чтобы помогать людям.

У Макса перехватывает дыхание, его легкие начинают гореть от ужаса, и он отходит от стены, пробираясь к выходу. Он оставляет их, двигаясь к более уединенному месту.

«Это не должно было случиться», — думает Макс. Этим переживаниям надлежало иссякнуть от постоянной рутины и режима. Он присоединился к командам помощи, будто окунувшись в вакуум, — место, где дают простые задания и требуются элементарные навыки. Не похожее на космос.

— Я не смог тебя спасти, — шепчет он, опять видя перед глазами тот череп, с которого спадает прядь каштановых волос, и, словно в замедленной съемке, сливается с Кэрис, ее рыжеватые волосы спадают на него в ту ночь, когда они легли в постель, после Игр.

«Мне еще никогда не хотелось чего-то настолько сильно». Одинокая слеза стекает по его лицу. «Так не должно было случиться», — думает он. Война не может быть настолько похожей на это.

— Лилиана, — печатает он в отчаянии, активировав свой чип.

— Что произошло? — Ответ приходит быстро, и он выдыхает с облегчением.

— Я не смог спасти ее.

— Ты спас. Ты спас ее, когда вы встретились. Она становилась очень одинокой.

— Я ее подвел. — Макс пишет о своем наиболее сокровенном страхе: — И я все еще подвожу ее, сейчас.

Лилиана переключается на голосовой вызов, Макс подскакивает от звонка, а затем удивленно отвечает:

— Привет.

— Ты не должен жить согласно чему-то, — говорит она. — Ты должен просто жить. Посмотри на себя — помогаешь людям, готовишь для нуждающихся. Ты заставляешь таких людей, как я, верить.

— У тебя уже была вера. — Он прислоняется к красно-желтой кирпичной стене, по спине и лбу Макса течет пот. — Это не то, что я себе представлял, придя сюда. Я думал, меня будут учить готовить и помогать выжившим. Но это как… армия.

Она ждет.

— Они хотят, чтобы я был солдатом. — Его голос хриплый. — Они уверены, что я герой.

— Макс, ты выживший. Кэрис считала тебя героем.

Он медленно проходит под древними арками университета к саду с мощеными дорожками в вечернем тепле Воеводы 9.

— Кэрис много чего обо мне думала.

— Как по-твоему, может, стоит дать себе небольшую поблажку? Мне не кажется, что ты понимаешь. Она уважала тебя, и ты рос, чтобы удовлетворить ее ожидания. Она, в свою очередь, делала то же для тебя. Ты разве не видишь? Когда вы были вместе, то являлись лучшими версиями самих себя. Она сделала тебя более мягким и в то же время более амбициозным. А Кэрис с тобой была сильнее и счастливее.

— Возможно, — говорит он, пульс все еще чувствуется на шее, пока кровь разносит по его организму последствия панической атаки.

— Так что ты можешь быть потерянным без нее, но она была бы такой же потерянной без тебя.

— Я не солдат, Лилиана. — Его голос надламывается. — Я никогда не хотел держать на весах две жизни и решать, кто заслуживает жить.

— Понимаю, — говорит она. — Ты не хочешь, чтобы судьба опять сделала этот выбор в твою пользу.

— Мне бы хотелось, чтобы это можно было изменить, — говорит он, и к одинокой слезе быстро присоединяется еще одна, когда его сердце рвется от боли.

— Люди раньше верили, — продолжает Лилиана, — что у нас есть шанс повторить нашу жизнь. Мы проживаем ее снова и снова, и единственный способ двигаться дальше — принять другое решение, добиться иного результата. Только тогда мы постигнем высший план. Так что тот ужасный эпизод, пережитый тобой, это всего лишь один момент, который можешь прожить заново с другим исходом, и так раз за разом, пока не добьешься нужного. Ты сделаешь выбор, когда этот момент наступит снова. Ты сделаешь единственно правильный выбор.

— Я бы взял его обратно, если бы мог, — отчаянно говорит он, и, пока думает о двух жизнях, удерживаемых в равновесии, его разум, крутясь, уносится в прошлое, отматывая кадры назад, как на катушке кинопленки…

Глава двадцать седьмая

Шесть минут

Свет медленно приближается к ним, будто призрак надежды.

— Мы же не сошли с ума? — говорит Макс. — Это не мираж?

— Нет, Макс, — тихо отвечает Кэрис. — Это не мираж.

Под ними пыль поля астероидов кружится завитками вокруг огромного метеорита, расположенного метров на двадцать ниже. Под всем этим широко расстилается мир, над Африкой сгущаются облака. Но Макс не смотрит ни на природные явления, ни на свет медленно приближающегося к ним спутника. Вместо этого он глядит на Кэрис: ее рыжеватые волосы, заплетенные вокруг головы, крутятся внутри похожего на аквариум стеклянного шлема, маленькая ромашка вплетена в косу, лицо обрамляют выбившиеся завитки. Обнаженная рука Кэрис кажется бледной на фоне темноты Вселенной. Белая, не туго завязанная нитка в условиях микрогравитации скользит по ее пальцу, и он внимательно смотрит на нее, затем вновь окидывает взглядом лицо Кэрис.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Как — так?

Она улыбается, ее лицо выглядит немного болезненно.

— Будто ты не видел меня несколько месяцев.

— Такое чувство, что не видел несколько лет.

Кэрис касается его плеча.

— У тебя такой вид, будто ты прошел войну.

Его взгляд падает на нитку у нее на пальце и снова возвращается к ее лицу, он молчит, и Кэрис кивает:

— Мы скоро остановимся в точке Лагранжа.

Они инстинктивно сгибают ноги, словно артисты балета, которые приземляются на половицы пола сцены, и медленно останавливаются, когда оказываются на одном уровне с астероидом.

— Физика, да? — прилежно произносит Макс. — Всегда права.

— Кроме того времени, когда Землю считали плоской. — Кэрис берет его за руку без перчатки, и он сжимает ее ладонь в ответ. Они пару секунд наслаждаются ощущением прикосновения рук, перед тем как Кэрис смотрит вверх.

— Вблизи этот астероид кажется громадным.

— Он огромен, — соглашается Макс. — Не могу поверить, что мы пролетели так близко к нему.

— Мне жаль.

— Не стоит.

Не в полной мере готовая снова вернуться к этому, Кэрис задает вопрос, на который уже знает ответ:

— Сколько времени у нас осталось?

— Теперь? — спрашивает он. — Думаю, спутник будет у нас через шесть минут.

— Шесть минут. Это не долго.

Макс отводит руку не для того, чтобы заявить что-то, просто ему так удобней.

Шесть минут: столько времени нужно, чтобы идеально проварить яйцо вкрутую; это средняя продолжительность секса у большинства пар; время, которое потребовалось для опустошения Нью-Йорка.

— Целая жизнь, — говорит он. — Ты жалеешь об этом?

— О чем этом? Нет, — торопится ответить она. — Возможно. Я не знаю. Иногда думаю, может, лучше бы мы не просили их об отмене.

Макс корчит гримасу:

— Дело в том, Кэри, что ты и не просила. Я просил. Поэтому виновен во всем случившемся. — Она не отвечает, и он закусывает губу. — Теперь пришла моя очередь сожалеть, — говорит он.

— Не стоит. Мне не кажется, будто мы настолько хороши по отдельности.

Метеоритная пыль кружится рядом с ними, моментально закрывая полосу света от спутника.

— Ты права, — соглашается Макс, — не думаю, что врозь лучше.

Кэрис поднимает запястье, растопырив пальцы.

— Я сейчас попробую связаться с Озриком.

— Хорошая идея. — Он улыбается ей.

Она проверяет, на месте ли сетка флекса, обернутая вокруг ее костяшек, и печатает.

— Помогите, это Кэрис Фокс с «Лаерта», запрашиваю немедленную помощь. Вы видите мои сообщения? — Она ждет. — Повторяю: Помогите, это Кэрис Фокс с «Лаерта», запрашиваю немедленную помощь. Вы сейчас видите мои сообщения? Я не получаю никакого ответа, — говорит она Максу.

— Продолжай попытки.

— Пожалуйста, Рик.

Ее аудиопередатчик, потрескивая, оживает с бренчащим звуком входящего сообщения:

— Привет, Кэрис, это Озрик.

— Озрик! — вскрикивает она, когда синий текст заполняет боковую часть окошка ее шлема.

— Я связался непосредственно с компьютером спутника, чтобы подключиться к вам, Кэрис.

— Спасибо.

— Вы хотите попросить меня сделать что-то с дроном?

— Нет, спасибо.

— Вы уверены, Кэрис?

— Что мы говорили о том, — печатает она, — чтобы не добавлять мое имя в конце каждого предложения?

— Извините.

— Спасибо. Озрик, я правильно понимаю: в случае катастрофы в космосе записи разговоров ЕКАВ становятся достоянием общественности?

Пауза.

— Да, Кэрис.

— Все, о чем мы с тобой переписываемся в наши последние минуты, будет доступно для жителей Воеводства?

Опять пауза.

— Да, Кэрис.

— Ладно. Подожди.

— Кэри? — обращается к ней Макс.

— Спутник — это один из наших дронов. Он будет здесь через шесть минут. У тебя есть шесть минут воздуха, а у меня скоро останется две.

— Верно, да. Прости…

— Ничего страшного. Мы должны были попробовать сделать что-то раньше. Всегда существует опасность непредвиденных обстоятельств. Если бы не твоя попытка с топливом, не исключено, что я убила бы нас озоном.

— Но ты могла справиться и получить черный кислород, а это огромное достижение.

Она смеется:

— Это было бы нечто, правда? Вот тебе и физика.

— Я думаю, фактически это химия.

— Очень смешно. Теперь послушай, потому что я пытаюсь говорить по существу.

Макс делает серьезное лицо:

— Я заметил.

— Ты выживешь и исправишь то, что мы начали ломать. — Она берет его за руку. — Потому что мы вольно или невольно способствовали возникновению цепной реакции. Мы привлекли так много внимания к одному правилу, которое нам не понравилось… подорвали понятие о высшем благе. — Она смотрит на него, взывая к его пониманию. — Я не думаю, что Европия была для меня утопией. Я никогда не вписывалась в идеалы индивидуализма, но это не значит, будто я рада тому, что они рушатся. Поэтому, пожалуйста, Макс. Тебе нужно вернуться и все исправить.