— Неужели? Тогда почему я, обычная женщина, вызываю у вас такую неприязнь? Если Айден хочет отправить меня назад, это его право.

— Он и пытается это сделать, но ты, детка, слишком упряма, чтобы это признать.

Энн отшатнулась от него, ей вдруг стало нечем дышать. А Дикон продолжал давить на нее:

— Все тут над тобой смеются — все и каждый. Даже Бонни Моват и Кэтлин Кит. Езжай домой, англичанка. Возвращайся туда, где тебе место.

С этими словами он развернулся и зашагал прочь.

Энн прижала ладони к стене. Она боялась, что стоит ей сделать хоть шаг в каком-нибудь направлении, как пол уйдет у нее из-под ног.

И тогда она стала твердить себе, что все идет как надо.

Энн изо всех сил старалась взять себя в руки. Она не могла доставить Дикону удовольствие, показав, насколько ее задели его слова. Она стояла прямо и вращала головой, пытаясь снять нарастающее напряжение с плеч. Наконец с высоко поднятой головой она спустилась к ужину.

Когда она вошла в большой зал, Айден и Хью встретили ее взглядами. Они стояли у камина и пили из полированных пивных кружек. Дикон уже успел занять место за столом.

— Я тут подумал, Энн, — начал Айден без предисловий, — полы-го стали холодными без моего ситника.

Она, не останавливаясь, прошла к своему месту за столом с противоположной стороны от Дикона.

— Вы хотите постелить новый тростник?

Муж нахмурился.

— Нет, я подумывал об индийском ковре — такой, знаете ли, с сине-золотым рисунком.

Она натянуто улыбнулась в знак одобрения. Но изменения во внутреннем убранстве комнаты ее больше не волновали. Садясь, она заметила небольшой сверток рядом со своей тарелкой. Она осмотрелась вокруг. Ни у кого больше такого свертка не было.

— Что это? — спросила она, беря пакет в руки.

Дикон скривился, но до ответа не снизошел. Айден и Хью притворились, что впервые его видят.

Энн развернула упаковку. Внутри было двадцать серебряных шпилек для волос. И тут же в голове ее возникло несколько мыслей. Она подняла глаза и заметила, что муж пристально наблюдает за ней.

«Айдену не нравится моя прическа».

Она знала, что это он подарил ей шпильки.

— Что в свертке? — спросил Хью.

— Ничего особенного, — ответила Энн, прикрывая шпильки ладонью.

Она наконец-то села.

Что он задумал на этот раз? Пристыдить ее и заставить тем самым вернуться в Лондон? Она вызывающе откинула волосы назад и тут же пожалела, что не может спрятаться под стол.

Айден и Хью тоже уселись за стол, как только Норвал и Финелла стали вносить блюда. Финелла не должна была подавать еду, но даже в своем состоянии Энн заметила, что девушка выделила Хью, подойдя к нему первым.

Она горько пожелала девушке счастья. С нее же любви было достаточно. Стрела Купидона больно жалила.

— Энн, вы хорошо себя чувствуете? — приглушенным голосом поинтересовался муж.

Он сидел рядом с ней, его локоть едва не соприкасался с ее рукой. Казалось, Айден был искренне озабочен ее здоровьем, в то время как на чувства ему было наплевать. Энн так тяжело переживала его отказ, что ей было больно даже смотреть на мужа. Она опустила глаза.

— Со мной все в порядке.

— Вы так молчаливы… И так ни к чему и не притронулись.

Энн взяла вилку. На ужин подали фасоль и фаршированных куропаток. Она вяло поковырялась в тарелке, делая вид, что ест.

Она думала, что этого окажется достаточно, и он оставит ее в покое. Но не тут-то было.

— Надеюсь, я ничем вас не обидел?

— Her, нет, все хорошо, — ответила она. — Вы обращались со мной как с настоящей принцессой.

Айден откинулся на спинке стула, задетый ее сарказмом.

— Чем я вас так разозлил?

— Ничем, — ответила она и с такой яростью вонзила вилку в фасоль, что та распалась на две части.

Он посмотрел на Дикона и Хью, проверяя, слышали ли они что-нибудь. Хью был целиком поглощен разглядыванием мерно покачивающихся бедер Финеллы, когда та несла на кухню поднос с посудой. Если бы даже сейчас в комнату ворвалось стадо слонов, он бы их не заметил.

Но Дикон слышал весь разговор. Он ответил Айдену взглядом, полным сочувствия, и снова вернулся к еде.

Айден понимал, что лучше больше не возвращаться к этой теме, но он просто был не в состоянии. Он прикрыл рог рукой, чтобы Дикон не слышал, и прошептал:

— Вам не понравились шпильки?

Ее пальцы крепче сжали вилку.

— Они… милые.

Если она действительно считала их милыми, почему сразу так не сказала? И почему у него сложилось явственное впечатление, что они показались ей какими угодно, но только не хорошими?

— Я не смог достать золотые. В магазине их просто не было.

Она повернулась на стуле, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.

— Мне от вас ничего не нужно.

Голос ее был сдавленным, напряженным, словно она скрывала более сильные переживания.

— Извините, — перебила она его, положила вилку и посмотрела на Хью. — Мне что-то нездоровится. К сожалению, я вынуждена удалиться к себе в комнату.

Не дождавшись ответа, она отодвинула свой стул и поспешила к лестнице. Айден едва успел встать.

Он снова сел. Энн забрала шпильки. Она весь вечер сжимала их в руке. Значит, они ей понравились?

— Вы что-нибудь поняли? — спросил он всех присутствующих.

— Что именно? — уточнил Хью, запихивая в рот новый кусок хлеба.

— Ровным счетом ничего, — ответил Дикон.

Айден ухватился за его реплику.

— То есть ты согласен с тем, что Энн явно не в духе?

— Но она же сказала, что просто плохо себя чувствует, — простодушно заявил Хью.

Дикон осушил кружку эля и отставил ее в сторону.

— Я так понимаю, ты сделал ей подарок?

— А, так это от тебя был сверток! — воскликнул Хью, словно наконец-то сложил кусочки головоломки.

Айден не ответил. Он чувствовал себя глупо, тем более что эти шпильки совсем ее не порадовали. С удивлением он отметил про себя, как ему хотелось доставить ей радость своим подарком.

— Тайболд, забудь об этом, — посоветовал Дикон. Он откинулся назад в кресле и положил одну ногу в сапоге на стол. — Женщины — глупые существа. Нельзя верить тому, что они говорят.

— Я думал, ты ее не любишь, потому что она англичанка. Не знал, что так ты относишься ко всем женщинам.

Дикон нахмурился.

— Я люблю, когда женщина там, где ей и положено быть. — И добавил с ухмылкой: — В спальне.

Хью захохотал, но Айден даже не улыбнулся.

— Знаешь, Дикон, а ты ведь сноб. Просто раньше я никогда этого не замечал.

— Я не сноб.

— Сноб, сноб, — повторил Айден. — Либо ты зол на весь мир и хочешь, чтобы все остальные думали так же.

Дикон с вызовом задрал подбородок.

— Я волевой человек.

— Нет, ты просто упрям. А это разные вещи, — сказал Айден. — Доброй ночи, джентльмены.

С этими словами он вышел из комнаты. Позади раздался голос Хью:

— Дикон, что Тайболд хотел этим сказать?

Дикон не ответил.

Поднявшись наверх, Айден зашагал прямиком к своей комнате. Может, Энн действительно приболела, но в таком случае он хотел знать это наверняка. Если же нет, он собирался потребовать у нее объяснений из-за ее сегодняшнего поведения.

Но в его комнате Энн не было. Более того, даже вещей ее там не оказалось.

Заинтригованный, он направился в комнату для гостей. Осторожно, стараясь не шуметь, он приоткрыл дверь. В комнате было темно. Поначалу он решил, что там тоже никого нет, пока не открыл дверь пошире, и в комнату не проник свет горящего в коридоре факела.

Энн лежала на кровати и крепко спала. Свет из коридора озарил соблазнительный изгиб ее бедра — спала она на боку, спиной к двери.

Значит, она приболела. Айден почувствовал облегчение. Он не знал, почему она перебралась из его комнаты обратно в гостевую… но это было только к лучшему. Он начал уже закрывать дверь, как вдруг что-то блеснуло на полу.

Влекомый любопытством, он снова приоткрыл дверь достаточно широко, чтобы различить серебряную шпильку. Остальные валялись в раковине и на полу — так, словно она швырнула их в зеркало.

Айден отступил назад. Он не мог понять, почему она так поступила. Но образ этих блестящих милых шпилек долго не выходил у него из головы, не давая уснуть.

В конце концов, он решил: лучшее, что он может сделать, это не делать ничего. Пусть сама к нему приходит, когда будет готова.

Ему было сложно постичь все тонкости женского мышления. И он не знал, стоит ли слишком глубоко копаться в чувствах, которые он испытывал к Энн.

С этой беспокойной мыслью он уснул.

Дикон был крайне раздражен. Он до поздней ночи сидел в кресле у огня и курил трубку. Он вытянул ноги к камину, сжимая в руке пустую кружку из-под эля. Над головой клубился дымок.

Неужели он последний, у кого осталась хоть капля здравого смысла? Неужели Тайболд с Хью не видели, что делают с ними женщины? Хью вообще становился податливым, как воск, всякий раз, когда сталкивался с Финеллой Мак-Эван.

Он не хотел думать, что происходит в аналогичных ситуациях с Тайболдом, хотя у него и на этот счет были свои подозрения.

Тут он услышал у себя за спиной шаги. Он обернулся. В комнату вошла Кора Мак-Кей. Она несла в руках горящую тонкую свечу. Увидев Дикона, служанка резко остановилась.

— Извините, мне послышался какой-то шум, и я пришла проверить, все ли в порядке. Я не знала, что вы еще не спите.

Она направилась назад к выходу.

Он окликнул ее, обуреваемый похотью. Он знал Кору, но никогда с ней не спал. Она была самой молодой и застенчивой из дочек винокура.

Кроме того, она была самой привлекательной.

— Вы что-то хотели? — спросила девушка своим глубоким мелодичным голосом.

Дикон подобрал ноги и похлопал по коленям.

— Я хочу, чтоб ты села. Вот сюда.

Краска отхлынула у нее от лица. Дикон почувствовал слабый укол совести, точнее, того, что от нее осталось после такого количества выпитого эля. Он убедил себя, что ему это всего лишь показалось. Она была «девочкой-виски» и наверняка привыкла к грубому обращению, а он в тот момент испытывал сильное желание быть с ней грубым.

Она не шелохнулась, и он снова ее позвал:

— Иди сюда.

Она оглянулась назад, в темноту.

— Мы здесь одни, — нетерпеливо произнес он. — Не волнуйся, я ничего не скажу Тайболду или этой английской сучке.

Между ее бровей залегла складка. Он не знал, из-за чего, да его это и мало заботило. Внутри него кипела злоба, раздражение, которые нужно было выплеснуть наружу любым способом. И этот способ был не хуже любого другого.

Даже лучше.

Она двинулась к нему. Он сделал глубокий вдох. Может, если он ее поимеет, то не будет чувствовать себя так паршиво.

Кора остановилась возле него. Губы ее были плотно сжаты, словно у какой-то чопорной старой девы. Он знал, как это можно поправить.

— Расстегни мне брюки, — грубо скомандовал он.

Но вместо того чтобы дать ему то, чего он хочет, она перевернула на него свечу. Горячий воск вытек ему на промежность.

Дикон вскочил с кресла с диким ревом. Он не обжегся, но разгадал ее намерения. Она, и не подумав извиниться, помчалась в ту часть дома, где жили слуги.

Он бросился вслед за ней.

Свеча ее потухла, но они оба знали дорогу — по крайней мере, он ориентировался свободно, пока не достиг коридора. Она забежала в одну из комнат. Он найдет ее, и тогда…

Охваченный слепой яростью, он распахнул дверь в первую комнату. Там было темно. И Коры в ней не оказалось. Он заглядывал по очереди в каждую комнату. Наконец он остановился, слегка озадаченный… и заметил слабый свет, падающий из-под двери в дальнем конце коридора.

Он тихо подкрался к источнику света и плечом выбил дверь.

Кора находилась в комнате, но она была там не одна. От удара двери о стену проснулся ребенок. Маленькая девочка подскочила на кровати и закричала. У нее были глаза испуганной лани и длинные темные волосы, совсем как у Коры.

Кора обхватила девочку руками и заслонила ее от Дикона.

— Хорошо. Я дам тебе то, что ты хочешь, но не здесь. Не на глазах у ребенка. И не вздумай даже тронуть ее, понял?

Он отшатнулся назад. Его потрясло то, что Кора могла о нем такое подумать.

— Я ничего ей не сделаю, — пообещал он. — Это твоя дочь?

— Нет, но я никому не позволю ее даже пальцем тронуть. Только через мой труп.

Девочка вздрогнула, услышав эти слова. Своими ручонками она крепко обняла Кору за шею.

— Я тоже не подпущу его к тебе, тетушка. Я не дам тебя в обиду!

— Я не причиню вреда ни одной, ни другой, — хриплым голосом произнес Дикон, мгновенно протрезвев.

Что это на него нашло? Он никогда раньше не брал женщин силой. Ему вдруг стало ужасно стыдно, когда он понял, что был готов так поступить сейчас.

Дикон сделал шаг назад. Он всегда был гордым сыном благородного рода Ганнов. А теперь только посмотрите на него — он гоняется за женщинами и пугает детей.

Ему понадобилось почти все его мужество, чтобы взглянуть им в глаза.

— Эго была ошибка. Мне жаль. Очень жаль.

Пятясь, он вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. В большом зале, погруженном в тишину, он уселся назад в свое кресло и уставился на огонь. Он думал о том, когда же успел так измениться… И сможет ли когда-нибудь стать собой, прежним.

Если Айден и думал, что Энн мгновенно заметит его молчаливость, то он глубоко заблуждался. Следующие несколько дней они вели себя как посторонние люди. За все это время она разыскала его лишь однажды, и то лишь для того, чтобы обсудить некоторые вопросы по облагораживанию замка. Не считая этого единственного раза, он все время был предоставлен сам себе.

Верный своим представлениям о том, каким должно быть перемирие между ними, он делал вид, будто ее нет… Хотя часто ловил себя на том, что слоняется по замку в надежде, что жена наконец-то его заметит. Но она не замечала.

Вместо этого она полностью посвятила себя превращению замка Кельвин в семейное гнездышко.

Все эти годы он трудился не покладая рук, чтобы его земли стали процветающим, доходным имением, но при этом совершенно не уделял внимания самому замку. Теперь же сразу за порогом кухни был разбит огородик, в котором росла всякая зелень. Всего за одну ночь откуда ни возьмись появился курятник, полный наседок и кукарекающих петухов. Миссис Мак-Эван уже пообещала накормить его пирогом, испеченным из первых же яиц. Псы Айдена стали более воспитанными и все чаще пробегали мимо него, спеша встретить Энн.

Если кто-то из их маленькой общины и заметил, что между ним и его женой не все так гладко, то не подал виду. Правду говоря, все с радостью приняли Энн в свой круг. Даже Дикон перестал его донимать по поводу Энн.

И вообще, в последнее время его друг стал гораздо меньше пить. Он постоянно твердил о том, что вот-вот должно прибыть датское судно, и все время оповещал Айдена о подробностях повстанческой деятельности своего брата Робби. Больше он ни о чем не говорил, даже об Энн.

А Хью вообще пропал. Он разговаривал, ходил и выглядел как старый счастливый холостяк, каким и был всегда, — но все уже и так знали, что он влюблен в Финеллу Мак-Эван. Все мысли его были заняты ею. Фанг посоветовал сыграть в июне свадьбу.

— Может, тогда у него в голове прояснится, и он снова станет нормальным.

Айден не знал, имеет ли право советовать кому-то в любви. Нашлась единственная женщина, не поддающаяся его обаянию, и эта женщина в какой-то степени была ему женой.

Само собой, нельзя консумировать брак, если собираешься его расторгнуть. И все же маленькая въедливая мыслишка о том, что неплохо все-таки было бы переспать с Энн, прочно поселилась у него в голове. В конце концов, она работала не хуже, чем он сам. И, может, переспав с ней, он наконец-то сможет сосредоточиться на чем-то еще, кроме колыхания ее бедер при ходьбе и маленьких лучиков, которые появляются в уголках ее глаз, стоит кому-то сказать что-то смешное.

Если консумировать этот брак, он, наконец, сможет узнать, каково это — целовать ее. Может, тогда он перестанет бредить ею так сильно, теряя интерес к другим женщинам.

И последний аргумент: он сможет вслух высказывать свое недовольство тем, что она не обращает на него внимания.

Был солнечный четверг — один из тех деньков, когда на ярко-синем небе ни облачка и еле ощутимый ветерок предвещает долгожданное лето. В тот день Айден обнаружил, что его любимая кобыла ожеребилась. Он был рад. Он свел ее с лучшим во всем Аргайле [Историческая область на западе Шотландии, в горах на побережье залива Ферт-оф-Лорн.] племенным жеребцом-призером. Родословная у жеребенка была безупречной. Дэйви Моват с друзьями был рад этой новости, но полноценного удовольствия Айден не получил. Он хотел поделиться этой радостью с кем-то, кто по-настоящему имел для него значение.

Раньше в подобной ситуации он отправился бы разыскивать Дикона или Хью. Теперь же ноги сами понесли его к дому, чтобы рассказать обо всем Энн.

Но ее дома не было. Он окликнул Норвала, и тот из зала на втором этаже ответил, что не видел «миледи».

Айден поспешил на кухню.

— Миссис Мак-Эван, вы не видели мою жену?

— Она на берегу, — ответила миссис Мак-Эван.

— Какого черта она там забыла? — воскликнул он и, не дожидаясь ответа, выскочил из кухни.

За дверью начиналась одна из многих тропинок, ведущая вниз, к скалистому берегу с каменисто-песчаным пляжем. С высоты утеса Айден увидел внизу Энн и Кору вместе с группой детей, среди которых была и Мэри. Они танцевали. На Энн было ее платье цвета слоновой кости из муслина — одно из двух платьев, которые она берегла для выходов к ужину. Волосы ее были распущены и ниспадали до самого пояса. Остальные тоже были одеты в наряды светлых тонов. Ему стало любопытно поглядеть на это вблизи, и он стал спускаться по тропинке. Не прошел он и половины пути, как наткнулся на Дикона, сидящего среди камней.

— Что ты здесь делаешь?

Дикон быстро отвел взгляд от места, где играли женщины и дети, и равнодушно пожал плечами.

— Просто сижу. Айден нахмурился.

— Ты нормально себя чувствуешь?

— А почему ты спрашиваешь?

— Ты сам на себя не похож.

Секунду Дикон колебался, будто хотел признаться в чем-то, но в последний момент сдержался.

— Я в норме.

Он встал и прошел мимо Айдена, направляясь к дому.

Айден снова взглянул вниз. Кора заметила Дикона и взглядом проводила его. После чего, увидев Айдена, она быстро отвела взгляд и что-то сказала Энн.

К тому времени, как он наконец-то спустился вниз, все уже знали о том, что он идет. Мэри радостно подбежала к нему босая. Он заметил, что она не одна такая. Они все были босиком, даже Энн, и у всех на шеях красовались ожерелья из водорослей.

— А мы танцуем, — восторженно сообщила Айдену Мэри и сделала пируэт на песке. — Мы на морском балу!

Он не смог не рассмеяться. Присутствие детей в замке преобразило жизнь Кельвина, придало ей очарование.

— С этими водорослями на шеях и в волосах вы похожи на русалок из датской сказки, у которых выросли ноги.

Энн покраснела, и он был очарован.

— Просто сегодня такой дивный день… — сказала она. — Мы решили немного подурачиться.

К ним подбежали две подружки Мэри, чтобы показать ожерелья, которые сделала им «миледи».

И хотя Айден всячески притворялся, что восхищается морскими украшениями, на самом деле он почти не обращал на них внимания. При виде того, как эти чудные детишки смеются и льнут к Энн, в голове его родилась мысль: он тоже хочет детей. Он всегда знал, что рано или поздно придется их завести — все-таки это его обязанность, его семейный долг, — но он никогда так остро не хотел этого, как сейчас, стоя рядом с Энн в окружении скачущих, хохочущих маленьких девочек.