Один из поступков, за который я прослыла бунтаркой, связан с моим страстным желанием иметь пару ботинок. Обувь и сейчас остается моей навязчивой идеей — мой шкаф весь забит шпильками, сандалиями, кроссовками, мокасинами, сапогами. В нашей семье одежда была не у всех, а на обувь тем более денег не хватало. Ботинки были только у мамы. Как же я мечтала о таких же! Мои ноги были вечно в каких-то ссадинах, царапинах, синяках — некоторые следы остались у меня до сих пор. Однажды я наступила на острый шип, и он насквозь проткнул мне ногу. При этом с любой раной ты должен был исполнять свой долг и пасти скот — могу не могу, а что делать? Каждый день я представляла, как надеваю свои удобные ботиночки и гоню свое стадо на выпас. И мне не страшны ни колючки, ни змеи, ни скорпионы…

У отца было несколько братьев, один из них, дядя Ахмед, был очень зажиточным. Он жил в городе Галькайо, мы ухаживали за его верблюдами и стадом, а я лично пасла его коз. Однажды — мне тогда вроде было лет семь — дядя Ахмед приехал к нам в гости, и я прямо попросила его о подарке. Он рассмеялся и ответил, мол, ладно, будут тебе ботинки.

Через какое-то время отец повез меня повидаться с ним. Мне тогда не спалось, и вообще я жутко переживала, ведь сегодня наконец исполнится моя мечта!

Я чуть ли не с порога кинулась к дяде:

— Ну что, где мои ботинки?

— Вот они, держи, — ответил мне дядя и протянул сверток.

Я развернула его и не поверила своим глазам. Внутри были обычные желтые шлепки!

— И это, по-твоему, ботинки? — Я заревела и со всей силы швырнула подарком в дядю — он попал ему прямо в голову. Отец попытался сделать грозный вид, но ничего не вышло, смех оказался сильнее. Его буквально согнуло пополам от хохота.

Дядя был возмущен:

— И это так ты воспитываешь детей? Ты только посмотри на нее!

Я же была невероятно зла: в каком-то диком, даже истеричном приступе ярости я набросилась на дядю с кулаками и что есть силы колотила его.

— По-твоему, этого я заслуживаю за свою работу? Пары этих дрянных шлепанцев? Я сбила ноги в кровь, выгуливая твоих верблюдов, а ты, ты… Да я уж лучше буду ходить босиком, чем носить этот мусор!

Дядя лишь закатил глаза и пробормотал:

— О Аллах! Что с этой девчонкой? — Шлепанцы он увез с собой.

Но я просто так не сдаюсь. Каждого родственника, каждого знакомого и незнакомого, держащего путь в Галькайо, я просила передать дяде Ахмеду: «Варис нужны ботинки!» Увы, прежде чем моя детская мечта сбылась, я прошла тысячи миль босиком.

Расскажу еще одну историю из моего детства. Она случилась за много лет до этого случая с дядей Ахмедом. Я тогда была совсем малышкой, мне было около четырех лет. К нам как-то заехал в гости близкий друг моего отца, Гюбан. Он был частым гостем в нашей семье. Взрослые беседовали в сумерках, и мама заметила, что пора гнать скот обратно — всходит планета Макал Хидид. Гюбан предложил свою помощь и позвал меня с собой.

Как я была горда собой! Меня, девчонку, а не моих старших братьев, выбрали в помощницы папиному другу. Взяв за руку, он повел меня к животным. Было уже темно, и мне было страшновато, поэтому я старалась держаться к Гюбану поближе. В какой-то момент он вдруг расстелил на песке куртку и сел. Я удивилась: темно же, нужно побыстрее разобраться со стадом.

— Зачем ты сел? Уже темнеет, мы не успеем загнать скотину обратно.

— Мы все успеем, времени еще полно. Садись-ка лучше ко мне, — сказал он и похлопал по свободному месту рядом с собой.

Я неохотно подошла к нему. Но затем решила, что сейчас отличный момент, чтобы послушать сказку, и попросила об этом Гюбана.

— Тогда расскажешь мне сказку?

— Сядь рядом, и расскажу.

Я согласилась, и тут же он попытался повалить меня на куртку рядом с собой.

— Нет! Я не хочу лежать, я хочу сказку послушать.

— Ну, хорошо, хорошо. Ложись, и я расскажу тебе сказку, какую только захочешь.

Я удобно вытянулась и зарылась ногами в песок. Небо над пустыней медленно превращалось из синего в чернильно-черное, ярко сиял Млечный Путь, вокруг с тихим блеянием бродили овцы и ягнята. И вдруг надо мной склонилось лицо Гюбана, и все исчезло — небо, Млечный Путь. Даже овцы как будто замолчали.

Он сорвал повязку с бедер, протиснулся между моих ног, и я почувствовала, как в меня упирается что-то очень твердое и мокрое. Я вся похолодела от страха: что происходило, я не понимала, но догадывалась, что все это очень, очень нехорошо. Он все давил и давил, пока я не почувствовала острую боль.

— Отпусти, я хочу к маме!

В следующий момент меня всю залила теплая, тошнотворно пахнущая жидкость.

Я в ужасе подскочила и схватила набедренную повязку, пытаясь оттереться от этой вонючей жидкости.

— Ты что? Ты пописал на меня?

— Нет-нет, все хорошо, не переживай. Я же просто хотел рассказать тебе сказку, — прошептал он и схватил меня за руку.

Я вырвалась и побежала домой — быстрей, к маме! Он гнался за мной, пытаясь остановить мой бег. Наконец я увидела стоящую у костра маму и бросилась к ней на колени.

— Варис, милая, что такое? — с тревогой спросила мама. — Гюбан, что с ней случилось?

— Да хотел ей сказку рассказать, а она испугалась и убежала, — ответил он беззаботно.

Я так хотела поделиться с ней, рассказать, что сделал этот папин друг. Но как объяснить то, чего не понимаешь? И я лишь крепче обняла маму. Лицо Гюбана ярко освещал огонь, на его улыбке плясали тени от костра — ненавистное мне лицо, которое я потом видела еще много раз.

— Варис, ну-ну, все хорошо. Не бойся, малышка, это ведь только сказка. Это все неправда. Гюбан, где же ягнята?

3. Жизнь кочевников

В Европе людям очень важно чувствовать связь с прошлым, чувствовать себя наследником мыслей и дел прошлых поколений. В Африке все по-другому. В Сомали не было единой письменности до самого тысяча девятьсот семьдесят третьего года. Писать и читать никто не умел — наш народ передавал знания потомкам из уст в уста, через сказания и поэзию. Самые важные знания ребенок получал от своих родителей. Плести сосуды для молока из высушенной травы меня научила мама. А папа обучал уходу за животными — как правильно пасти скот, как за ним ухаживать. Жизнь в пустыне полна забот, у нас попросту не было времени болтать о прошлом. Вся наша жизнь сконцентрирована в моменте: будет ли нам чем ужинать сегодня? Не болен ли скот? Все ли дети вернулись вечером домой? Куда идти с караваном, чтобы найти воду?

Наш жизненный уклад ничуть не изменился за тысячелетия — мы жили ровно так, как жили до этого предки наших предков. Мы не знали, что такое электричество, телефон, автомобиль, и уж тем более ничего не слышали про телевидение или Интернет. Наш мир был закрыт от постороннего вмешательства, и это очень влияло на наше мироощущение.

Как и все в моей семье, я не знаю точно, сколько мне лет. У сомалийского ребенка не так много шансов дожить до года, поэтому никому даже в голову не приходит запомнить день его рождения. Мы в семье ничего не знали об общепринятых мерилах времени — календарях или часах. Мы ориентировались в мире по сезонам и движению солнца — очередность дождей подсказывала нам, когда пора менять стоянку, а положение солнца в небе определяло наш распорядок дня. Моя тень падает на запад — утро, а если тень подо мной — значит, сейчас день; а если она удлиняется, то пора бежать домой, иначе затемно не вернешься.

Конец ознакомительного фрагмента