— О Джордж, я не ожидала, что вы так скоро возвратитесь из Франции.

— Я и сам не ожидал. Но… — он пожал плечами и бросил взгляд на Карла.

Карл усмехнулся:

— У Филиппа начался приступ ревности. Думаю, он испугался, что его милость пойдет по стопам отца.

В обоих королевствах ходили слухи, что старший Букингем был в свое время любовником прекрасной Анны Австрийской, которая теперь превратилась в старую, жирную и сварливую мамашу Людовика XTV. А его сын не делал секрета из своего пылкого восхищения Ринетт.

— Согласился бы с превеликим удовольствием, — отшутился Букингем и весело поклонился королю.

— Не угодно ли пройти в гостиную? — предложила Барбара. По дороге она мягко, просительно, почти по-детски взглянула на Карла.

— Ваше величество, я в чрезвычайно затруднительном положении. На сегодняшнем ужине нет хозяина.

— Нет хозяина? А где же… Вы хотите сказать, что он решил не появляться?

Барбара кивнула и опустила свои черные ресницы, будто стыдясь невоспитанности своего мужа. Но Карл придерживался другого мнения.

— Нет, я не виню его, беднягу. Бог ему судья, но мне кажется, муж. прекрасной дамы скорее заслуживает жалости, чем зависти.

— Если живет в Англии, то — да, — заметил герцог.

Карл добродушно засмеялся, он не мог обижаться, когда речь шла о его образе жизни, он не обманывался на этот счет.

— И все-таки хозяин необходим на всяком приеме. Если вы позволите мне, мадам…

В фиолетовых глазах Барбары вспыхнуло торжество.

— О, ваше величество! Если только вы согласны! Теперь они подошли к парадным дверям, ведущим в зал, остановились на мгновение, и головы всех присутствовавших, как намагниченные, повернулись к ним. Мужчины сняли шляпы с низким поклоном, дамы грациозно присели в глубоком реверансе, словно широко распустившиеся цветы, ставшие слишком тяжелыми для стебля. Барбара пользовалась столь высокой популярностью и влиянием, что не считала необходимым приветствовать каждого прибывающего. Любой, независимо от его социального и политического положения, счел бы за счастье получить приглашение от миссис Пальмер и не стал бы обижаться, что его не так приняли. И многие были совершенно убеждены, что в один прекрасный день, возможно скоро, она станет королевой Англии.

Еще год назад Барбара и представить себе не могла, что когда-либо будет принимать в своем доме всех этих мужчин и женщин одновременно и столь небрежно относиться к ним.

Среди гостей присутствовал Энтони Эшли Купер, маленький, болезненный и худосочный господин, род которого относился к самым могущественным фамилиям страны. Посредством какого-то ловкого трюка ему удалось превратиться в роялиста как раз во время Реставрации. В таком чудесном превращении не было, однако, ничего необычного. И сочувствовавшие, и активные сторонники старого режима отнюдь не подвергались наказанию — повешению, четвертованию или ссылке, многие из них теперь активно поддерживали монархию и даже формировали основу нового правительства. Карл, слишком практичный и опытный политик, не считал, что Реставрация означает полный слом всего созданного за последние двадцать лет; недавние изменения носили лишь поверхностный характер. Купер, как и многие другие, примирился с новыми порядками при дворе Карла, но он не изменил ни своим принципам, ни намерениям.

Здесь был и граф Лаудердейл. Хороший друг Купера, он выделялся в толпе высоким ростом, красным лицом и ярко-рыжими волосами. Хотя большую часть из своих сорока пяти лет он прожил в Англии, но так и не смог избавиться от сильного шотландского акцента. Был он некрасивый, грубый и громогласный, но прекрасно знал латынь, еврейский, французский и итальянский языки, которые старательно изучал в годы вынужденной эмиграции. Карлу он нравился, а граф крепко любил своего короля.

Купер и Лаудердейл ненавидели канцлера, и эта сближало их с Джорджем Дигби, графом Бристольским. Этот красивый пятидесятилетний человек, тщеславный и ненадежный, испытывал ревность и зависть к канцлеру, как, впрочем, и многие из придворных. Убрать с пути канцлера Хайда — вот в чем видели они главную цель. Дом Барбары служил им подходящим полем действий, ибо здесь король пребывал в благодушном настроении и становился более доступным.

Но все же большинство гостей составляли просто веселые молодые люди, которых не интересовало ничто, кроме любовных историй и карточной игры, танце" и последней французской моды.

Двадцатитрехлетний лорд Бакхерст жил при дворе, однако не пользовался этим обстоятельством и не стремился стать одним из сильных мира сего. Вертлявый, большеголовый Генри Джермин имел неизменный успех у женщин, ибо те верили, будто он в прошлом был женат на ныне покойной принцессе Марии. Среди дам фланировали сластолюбивая и роскошная графиня Шрусбери; излишне накрашенная Анна, леди Карнеги, знаменитая теперь тем, что именно у нее Барбара перехватила любовника, как эстафетную палочку; Элизабет Гамильтон, высокая, грациозная и холодная молодая женщина, недавно появившаяся при дворе, восхищаться которой было принято. Все эти дамы не отличались от Барбары по возрасту, имели от роду двадцать или меньше лет: мужчины считали, что в двадцать два женщина начинает стареть.

Убранство гостиной впечатляло: тяжелые зеленые с золотом шторы, множество настенных бра и канделябров с десятками свечей, прекрасный пол без ковра, отчего высокие каблуки издавали мелодичный перестук. Казалось, веселый смех наполнял зал до потолка, в углу играл оркестр, и звуки музыки смешивались со звоном серебряной посуды.

В соседней комнате на французский манер, как любил Карл, разместили буфет, повсюду сновали лакеи. Буфетный стол загромождали различные блюда и подносы, возвышавшиеся, как кафедральный собор; шедевры кондитерского искусства украшали съедобные розы и фиалки, на огромных тортах выстроились фигурки солдат в полной форме королевской армии; в громадных серебряных вазах дымились рагу из грибов, мясных деликатесов и устриц. Груды бутылок нового напитка — шампанского — заполняли столы. Нынче англичанина не устраивали традиционная вареная баранина, горошек и эль. Франция приучила англичан к другому меню, и старые кушанья были отвергнуты.

Роль Карла как хозяина произвела сенсацию: для многих этот факт показался верным знаком будущих намерений его величества. Барбара, считавшая так же, носилась по дому, как летучее пламя, очаровательная, поразительно красивая, полная уверенности в себе и в своей власти. Все гости не спускали с нее глаз и шепотом сплетничали. Но Барбару не купишь на лесть, она прекрасно знала: как бы раболепно они ни вели себя, достаточно лишь намека, что король теряет к ней интерес, и мягкие лапки превратятся в когти, каждое сладкое слово станет едкой кислотой, и она окажется более одинокой, чем когда-либо до ее опасного восхождения в зенит славы.

Такое случалось и раньше. «Но со мной этого не произойдет, — говорила себе Барбара. — С другими — возможно, но только не со мной».

В третьей комнате расставили столы для карточной игры, и вскоре все собрались там. Карл на короткое время сел за игру, но не прошло и получаса, как он успел проиграть пару сотен фунтов. Он взглянул на Лаудердейла, стоявшего за его спиной.

— Займите мое место, Джон, хорошо? Я всегда проигрываю, и мне это не по душе. Более того, я не могу себе этого позволить.

Лаудердейл оценил шутку, громко хохотнув, и буркнул что-то нечленораздельное, но занял место короля, а Карл направился в соседнюю комнату послушать музыку. Барбара сразу встала из-за стола и встретила его в дверях. Она взяла его под руку, Карл наклонился и чмокнул ее в висок, а у них за спиной гости обменялись многозначительными взглядами, — этот поцелуй послужил поводом для новой волны слухов и предположений.

— По-моему, миссис Пальмер с ума сошла, если думает, что станет королевой, — заметил доктор Фрэйзер. Он пользовался личным расположением короля, поскольку с одинаковой смелостью брался за аборты, лечил от сифилиса, назначал слабительное, и его услуги пользовались большим спросом в Уайтхолле.

— Знаете, ведь у этой дамы есть муж, — пробормотала Элизабет Гамильтон, не отрывая глаз от карт.

— Муж — не препятствие, когда речь идет о сердце короля.

— Он никогда не женится на ней, — заявил уверенно Купер. — Его величество не так глуп. — Купер заслужил хорошую репутацию весьма дальновидного человека, когда предсказал брак Джеймса с Анной Хайд задолго до свадьбы.

Старинная наперсница Барбары, Анна, бросила на него укоряющий взгляд.

— Вы что имеете в виду, сэр? Считаете, что Карл сделал неудачный выбор?

— Отнюдь, мадам, — холодно заверил ее Купер. — Но полагаю, что король женится по политическим мотивам, так всегда поступают короли.

Когда гости ушли, Барбара испытала облегчение. Она устала. Болели ноги, в теле ощущалась дрожь. Но она была счастлива, как никогда прежде, ибо ее надежды и ожидания — какими бы дикими они ни казались — должны были сбыться.

Когда они с Карлом вместе вошли в спальню, в кресле у огня дремала камеристка Уортон. Она вскочила на ноги, присела в реверансе и взглянула на хозяйку испуганно. Но Барбара улыбнулась ей доброжелательно.

— Можешь идти, Уортон. Сегодня ты мне больше не нужна.

Но не успела девушка выйти, как она крикнула ей:

— Разбуди меня полвосьмого. Придет торговка из Чейнджа показать кружева, и если я не куплю, их заберет Карнеги. — Барбара улыбнулась Карлу, как капризная маленькая девочка. — Я большая эгоистка, да?

Он ответил на улыбку, но не на вопрос.

— У вас было прекрасное угощение, Барбара. Завели нового повара?

Барбара подошла к туалетному столику и стала распускать прическу.

— Превосходный повар, не правда ли? Угадайте, где я его нашла? Переманила у миссис Хайд, а она привезла его с собой из Франции. И знаете. Карл, эта женщина ни разу не навестила меня! — Барбара встряхнула головой, и волосы рассыпались волнами по спине, как темное пламя. Она бросила взгляд через плечо. — Думаю, канцлер недолюбливает меня, иначе его жена давно бы нанесла мне визит.

— Допустим, — легко согласился Карл.

— Но почему? Что плохого я ему сделала, скажите на милость? — Барбара считала, что ее новое положение должно вызывать не только почтительное уважение, но и симпатии всех мужчин и женщин при дворе, она так или иначе твердо намеревалась добиться этого.

— Должен сказать, что канцлер принадлежит к старой школе политиков, моя дорогая. Он не дает и не берет взяток, он считает, что в этом мире можно прожить честным усердным трудом. Боюсь, что политики новой формации не вызывают у него симпатии.

— Мне безразличны его моральные принципы! Он дружил с моим отцом, и я уверена, что отказ посетить мой дом — просто невоспитанность с его стороны! Я даже слышала, что он предлагал вам не тратить время на такую негодницу, как я!

Карл улыбнулся. Он сидел, положив руку на спинку кресла, скрестив ноги, и с ленивым довольствием глядел, как она раздевается.

— Канцлер уже много лет говорит мне, что я должен делать, а что не должен, и поэтому полагает, будто я обращаю на него внимание. Но он очень старый и верный мне человек с самыми лучшими намерениями, даже если у него иногда неверные представления о жизни. На вашем месте я не стал бы беспокоиться, посещает вас его жена или нет. К тому же, уверяю вас, она занудная старая дама и вам в компанию не годится.

— Дело не в том, занудная она или нет! Ну как же вы не понимаете? Она просто должна навестить меня!

Карл рассмеялся.

— Понимаю, понимаю. Давайте забудем об этом…

Он встал, подошел к ней, и Барбара повернулась. Она как раз снимала сорочку и, чтобы посмотреть на Карла, опустила руки, и сорочка соскользнула на пол. В глазах Барбары блеснул яркий огонь пробуждающейся страсти. Когда он протянул к ней руки, трепет жадного ожидания охватил ее, — все остальное мгновенно вылетело из головы. Но ненадолго.

Когда они лежали, и ее голова покоилась у него на плече, и Барбара чувствовала щекой, как в его теле пульсирует кровь, она тихо сказала:

— Мне сегодня довелось услышать самые невероятные вещи.

— В самом деле? — пробормотал Карл без особого интереса.

— Да. Мне сказали, что вы женаты на племяннице принца де Линь и что у вас от нее два сына.

— У принца даже нет никакой племянницы, насколько я знаю. Да и к тому же я не женат.

Он лежал на спине, закрыв глаза, слегка улыбаясь. Но он совсем не вникал в разговор.

— А еще мне говорили, что вы заключили брачный договор с дочерью герцога Пармского.

На этот раз он не ответил, и Барбара, опершись на локоть, настойчиво повторила:

— Так заключили или нет?

— Насчет чего? О, нет. Я не женат.

— Но они хотят, чтобы вы на ней женились, да? Все эти люди?

— Да, вероятно, хотят. И она, несомненно, толстая, пресная, косоглазая и с прямыми, как палки, волосами, — лениво ответил он. — Черт подери, не представляю даже, как можно сделать ребенка такой уродине.

— Но почему, почему вам обязательно надо жениться на уродине? — Барбара водила пальцем по волосатой груди Карла, будто что-то рисуя.

Он открыл глаза, чуть улыбнулся и погладил ее по голове.

— Принцессы всегда уродливы. По традиции.

Барбару охватило волнение, сердце учащенно забилось в груди. Она не могла смотреть ему прямо в глаза и опустила ресницы, прежде чем проговорить:

— Но… почему надо жениться на принцессе, если ни одна не нравится вам? Почему бы вам… — у Барбары перехватило дыхание, а в затылке возникла пронзительная боль, в горле пересохло. Ведь она была так уверена, так бесконечно убеждена, что Карл безумно любит ее, так любит, что готов сделать своей женой.

— Сир, — тихо спросила она, — почему бы вам не жениться на мне? — Она быстро подняла глаза и испытующе посмотрела на него.

Мгновенно лицо Карла посерьезнело, улыбка погасла, и снова появилась жесткость. Она почувствовала, как он отдаляется от нее. Она испугалась, взглянула на него с ужасом, не веря:

— Разве вам это никогда не приходило в голову?

Он сел на постели и начал одеваться.

— Послушайте, Барбара. Вы не хуже меня знаете, что это невозможно.

— Но почему? — вскричала она с отчаянием. — Почему невозможно? Мне говорили, что именно вы заставили герцога жениться на Анне Хайд! Тогда почему вы не можете жениться на мне, если сами хотите этого? — Она почувствовала, что решимость и уверенность оставляют ее, и стала мысленно уговаривать себя, что вопрос слишком серьезный, чтобы сразу отказаться от него. Она по-прежнему считала, что в состоянии уговорить его на что угодно.

«Когда-нибудь я все-таки заставлю его жениться на мне. Знаю, что заставлю. Ему просто придется. Он должен!»

Карл уже надел бриджи, натянул через голову белую полотняную сорочку и застегивал пуговицы на манжетах. Он спешил поскорее уйти от нее подальше, зная, что его ждет скучная и бесполезная ссора. Да, он сам чувствовал, что безнадежно влюблен в Барбару, что ни одна женщина не волновала его в постели больше, чем она. Но даже если бы она была королевой Неаполя, он и не подумал бы жениться на ней, он уже слишком хорошо знал ее.

— Эти два случая нельзя сравнивать, моя дорогая, — голос Карла звучал тихо и успокаивающе, он хотел сперва утешить Барбару, а потом уйти. — Мои дети унаследуют трон. Дети Джеймса — едва ли.

Карл поступил вполне разумно, когда признал по меньшей мере пятерых незаконнорожденных детей. Барбара же была совершенно убеждена, что ребенок, которого она носит под сердцем, зачат именно от Карла, а не от мужа или Честерфилда.

— О, но что станет со мной, если вы женитесь на другой? Что мне-то делать? — она готова была разрыдаться.

— Думаю, все будет в порядке, Барбара. Не вижу причин для тревоги. Вы вовсе не беспомощны, и сами знаете это.

— Но я не то имею в виду! Вы же видите, как они все бегают за мной сейчас, — и Букингем, и Купер, и все остальные. Но если вы женитесь на ком-то и откажетесь от меня… О, я просто умру! Вы и представить себе не можете, что они со мной сделают! А женщины, о, они еще хуже мужчин! Карл, вы не должны, вы не можете так поступить со мной!

Карл остановился в дверях и внимательно поглядел на Барбару; его лицо вдруг изменилось, смягчилось, он снова сел рядом с ней и взял ее за руку. По щекам Барбары текли слезы и капали на атласное одеяло.

— Не плачьте, дорогая. За кого вы меня принимаете, за чудовище, людоеда? Я не брошу вас, Барбара, в этом можете быть уверены. Вы одарили меня таким счастьем, я глубоко благодарен вам. Я не могу жениться на вас, но я позабочусь, чтобы вам было хорошо, очень хорошо.

Барбара всхлипывала, у нее дергался подбородок, но она снова вспомнила о своей внешности и стала стараться плакать красиво.

— Каким образом? Деньгами? Деньги не помогут… в том положении, в котором я окажусь.

— А что, что может помочь?

— О Сир, я не знаю сама! Я не представляю, как я смогу…

Он быстро перебил ее новым потоком слов:

— А если я сделаю вас камер-фрау [Камер-фрау — «Леди королевской спальни» — высшее звание фрейлины при дворе.], это поможет?

Он разговаривал с Барбарой, как добрый всепрощающий дядюшка, который держит в руках конфетку и предлагает ее маленькой девочке, только что упавшей и разбившей коленку.

— Пожалуй, да. Если вы действительно так сделаете. А не передумаете? И потом просто… просто… о…

Только сейчас она осознала свое поражение и горько зарыдала у него на груди. Он крепко прижал Барбару к себе и гладил по плечам, а она заходилась в отчаянных слезах. Потом тихо освободился от нее и встал.

Она лежала на кровати и всхлипывала, а Карл в это время накинул на себя камзол, повязал галстук, прицепил шпагу и, взяв в руки шляпу, склонился над ней. Карл, который не мог жить без женщин, но легко мог обойтись без одной конкретной женщины, часто жалел, что женщинам приходится иногда вставать с постели.

— Барбара, честное слово, мне нужно идти. Пожалуйста, не плачьте, дорогая. И поверьте, я сдержу свое обещание…

Он нагнулся, поцеловал ее в макушку и направился к двери. На мгновение он обернулся и увидел ее красное от слез лицо, распухшие глаза. Он раздраженно махнул рукой и вышел.

Барбара медленно села, гнев исказил ее лицо. Она приложила руку к раскалывавшейся от боли голове и вдруг открыла рот и так резко и громко закричала, что на шее вздулись вены — тугие багровые жилы, — она схватила с прикроватного столика вазу и изо всех сил запустила ею в зеркало, висевшее на противоположной стене.