— Нельзя жечь костер под деревом, — мудро сказала Вася, едва шевеля онемевшими губами. — Снег над тобой растает и погасит огонь.

Морозко насмешливо посмотрел на нее, но промолчал.

Вася не видела, что он сделал — руками, глазами или как-то иначе. Но словно из ниоткуда на голой земле разгорелось пламя.

Вася встревожилась, увидев мерцающий огонь. Она знала, что тепло растопит кокон холодного безразличия. Часть ее хотела оставаться в нем. Не сражаться. Не бояться. Не чувствовать холод. Темнота медленно туманила ее взгляд, и она поняла, что засыпает…

Но Морозко навис над ней и схватил за плечи. Его руки были мягче голоса.

— Вася, — приказал он. — Посмотри на меня.

Она посмотрела, но темнота манила ее к себе.

Морозко помрачнел.

— Нет, — выдохнул он ей в ухо. — Даже не вздумай.

— Я думала, что буду странствовать одна, — пробормотала Вася. — Я думала…Почему ты здесь?

Он снова поднял ее, и Васина голова упала ему на руку. Морозко молча поднес ее ближе к огню. Его кобылица заглянула в укрытие под еловыми ветвями. За ней стоял встревоженный Соловей.

— Уходите, — приказал им Морозко.

Он снял с Васи плащ и сел рядом с ней у костра.

Вася облизнула потрескавшиеся губы, ощутив вкус крови.

— Я умираю?

— Ты так думаешь?

Она почувствовала холодную руку на шее. У нее перехватило дыхание, но он лишь потянул за цепочку и вытащил подвеску с сапфиром.

— Конечно, нет, — раздраженно ответила девушка. — Я просто очень замерзла…

— Очень хорошо, значит, не умрешь, — ответил Морозко так, словно это было очевидно. Но Васе снова показалось, что его лицо немного смягчилось.

— Как… — начала она, но осеклась, увидев, что сапфир засиял. Голубой свет зловеще замерцал на лице Морозко и вызвал жуткое воспоминание: камень горел холодом, к Васе ползла хохочущая тень. Вася отпрянула.

Морозко обнял ее крепче.

— Тише, Вася.

Его голос успокоил ее. Она никогда не слышала от него такой нежности.

— Тише, — повторил Морозко. — Я не причиню тебе вреда.

Он словно обещал. Вася посмотрела на него широко распахнутыми глазами, дрожа, и забыла о своем страхе. Сапфир начал излучать тепло — мучительное, живое тепло, и в тот миг она поняла, как сильно замерзла. Камень горел все жарче, и Вася пришлось прикусить губу, чтобы сдержать крик. Затем она резко выдохнула, и по ребрам побежал зловонный пот. Лихорадка прошла.

Морозко опустил ожерелье на ее грязную рубаху и лег с Васей на припорошенную снегом землю. Холод зимней ночи окутывал его тело, но кожа оставалась теплой. Он накрыл себя и Васю своим голубым плащом. Мех защекотал нос Васи, и она чихнула.

Ожерелье излучало тепло, которое начало обволакивать ее тело. По лицу бежал пот. В тишине Морозко поднял ее левую руку, затем правую, обводя палец за пальцем. В руках Васи вспыхнула боль, но приятная, пробивающая онемение. Покалывающие руки понемногу оживали.

— Не шевелись, — сказал Морозко, поймав ее ладони. — Тише. Тише.

Другой рукой он рисовал линии на ее носу, ушах, щеках и губах, вызывая огненную боль. Вася дрожала, но держалась. Морозко исцелял ее обморожение.

Наконец, его рука замерла. Он обнял девушку, и холодный ветер успокоил горящую кожу.

— Спи, Вася, — прошептал Морозко. — Спи. На сегодня хватит.

— Там были мужчины, — пробормотала Вася. — Они хотели…

— Здесь тебя никто не найдет, — перебил ее Морозко. — Не веришь мне?

— Верю, — вдохнула Вася. Она была на пороге сна, в тепле — и безопасности. — Это ты наслал бурю?

На его лице мелькнула тень улыбки, однако она не видела.

— Может быть. Спи.

Ее глаза закрылись, и она не слышала, как он сказал, словно самому себе:

— И забудь. Забудь. Так будет лучше.

* * *

Вася проснулась ясным утром — холодный аромат хвои, горячий запах костра и солнечные зайчики в корнях ели. Она была укутана в свой плащ и спальный мешок. Рядом с ней трещало и плясало пламя. Вася долго лежала, наслаждаясь непривычным чувством безопасности. Ей было тепло — пожалуй, впервые за многие недели, а суставы и горло перестали болеть.

Затем она вспомнила прошедшую ночь и села.

Морозко сидел, скрестив ноги, с другой стороны костра. Он вырезал ножом птицу из дерева.

Вася с трудом поднялась — бледная, слабая, опустошенная. Сколько она проспала? Огонь согревал лицо.

— Зачем вырезать из дерева, если ты можешь руками создавать чудеса изо льда? — спросила она.

Морозко оторвался от работы.

— Господь с тобой, Василиса Петровна, — насмешливо сказал он. — Разве так разговаривают люди по утрам? Я вырезаю из дерева, потому что вещи, созданные трудом, реальнее вещей, созданных желанием.

Вася замерла, обдумывая его слова.

— Ты ведь спас меня, — наконец, сказала она. — Снова?

Они оба молчали.

— Да, — согласился Морозко, не отрываясь от работы.

— Почему?

Он покрутил в руках деревянную птицу.

— Почему бы и нет?

Вася смутно помнила его мягкость, свет, пламя и боль. Их взгляды встретились над мерцающим пламенем.

— Ты ведь знал? — продолжила она. — Знал. Снежная буря. Это ведь ты ее наслал. Ты все время знал? Что за мной охотились, что я заболела в пути, но ты пришел лишь на третий день, когда я едва стояла на ногах…

Морозко дождался, пока она умолкнет.

— Ты хотела свободы, — жестко ответил он. — Хотела увидеть мир. Теперь ты знаешь, что это. Теперь ты знаешь, каково умирать. Тебе нужно было узнать это.

Вася обиженно молчала.

— Но теперь ты знаешь, — заключил он, — и ты не мертва. Тебе лучше вернуться в Лесной Край. Дорога — не место для тебя.

— Нет, — возразила она. — Я не вернусь.

Морозко отложил нож в сторону и встал. Его глаза сверкнули гневом.

— Ты думаешь, я хочу все время спасать тебя от глупостей?

— Я не просила о помощи!

— Нет, — парировал он. — Ты была слишком занята — умирала!

Сонное спокойствие ее пробуждения пропало. У Васи ныло тело, и она чувствовала себя удивительно живой. Морозко смотрел на нее сияющими глазами, рассерженными и внимательными. В тот миг он выглядел таким же живым, как она.

Вася поднялась.

— Откуда мне было знать, что те люди найдут меня в городе? — спросила она, скрестив руки на груди. — Что они будут охотиться за мной? Это не моя вина. Я собираюсь в путь.

Кудри Морозко были взъерошены, пальцы покрывала сажа и деревянная стружка. Он выглядел рассерженным.

— Люди жестоки и непостижимы, — заявил он. — Я узнал это на своем опыте, теперь об этом узнала ты. Ты повеселилась. И едва избежала смерти. Возвращайся домой, Вася.

Они оба стояли, и Вася видела его лицо без огненного мерцания между ними. В его внешности что-то изменилось — немного. Морозко изменился, и она не могла не…

— Знаешь, — пробормотала Вася почти самой себе, — ты выглядишь почти как человек, когда злишься. Я никогда не замечала этого.

Она не ожидала его реакции. Он выпрямился, похолодел и снова стал повелителем зимы.

— Я вернусь с сумерками, — сказал он, изящно поклонившись. — Костер не погаснет, если ты останешься здесь.

У Васи появилось странное чувство, будто она выгнала его. Интересно, что такого она сказала?

— Я… — начала она, но Морозко уже исчез со своей кобылицей. Вася осталась у костра, злая и немного растерянная. — Может, колокольчик? — бросила она Соловью. — Как у коней в санях, чтобы мы знали, что он идет.

Конь захрапел. «Я рад, что ты жива, Вася».

Вася снова подумала о ледяном демоне.

— Я тоже.

«Может, сделаешь кашу?» — с надеждой в голосе спросил жеребец.

* * *

Недалеко от ели — или очень далеко — белая кобылица отказалась бежать дальше.

«Я не хочу объехать весь мир, чтобы ты успокоился, — сообщила она. — Слезай, или я сама сброшу тебя».

Морозко спешился, он был не в духе. Белая кобылица опустила голову и начала искать траву под снегом.

Он пошел по промерзшей земле. Белые облака бурлили на севере и извергали вихрь снежинок.

— Она должна была уехать домой, — прорычал он в пустоту. — Она должна была утомиться своими глупостями, уехать домой, всегда носить ожерелье и порой дрожать, вспоминая ледяного демона из своей юности. Она должна была родить девочку, которая бы получила ожерелье в наследство. Она не должна была…

«Очаровать тебя, — резко закончила за него кобылица, не поднимая носа из снега. Она хлестала себя хвостом по бокам. — Не притворяйся, что это не так. Или она сделала тебя человеком настолько, что ты сам стал лицемером?»

Морозко резко остановился и посмотрел на кобылицу, сузив глаза.

«Я не слепа, — продолжила она. — И вижу дальше двуногих. Ты сделал то украшение, чтобы не угаснуть. Но все зашло слишком далеко. Оно делает тебя живым. Из-за него ты жаждешь того, чем не можешь обладать. Чувствуешь то, чего тебе не следовало понимать. Ты очарован и напуган. Лучше оставить ее с ее судьбой, но ты не можешь».

Морозко сжал губы. Деревья вздыхали над головой. Внезапно гнев покинул его.

— Я не хочу угаснуть, — нехотя признался он. — Но я не хочу жить. Как может бог смерти быть живым? — Он замолчал, и что-то переменилось в его голосе. — Я мог позволить ей погибнуть, забрать сапфир и найти другую, которая бы запомнила меня. В ее роду есть другие.

Кобылица повела ушами.

— Но я этого не сделал, — резко продолжил он. — Я не могу. Каждый раз, когда я рядом с ней, наша связь крепнет. Разве бессмертные знают, каково это — считать свои дни? Но я чувствую, как пролетают часы, когда она рядом.

Кобылица снова зарылась носом в глубокий снег. Морозко продолжал расхаживать.

«Отпусти ее, — тихо сказала кобылица. — Пусть она найдет свою судьбу. Ты не можешь любить и быть бессмертным. Не доходи до этого. Ты не человек».

Конец ознакомительного фрагмента